Десять лет на острие бритвы - Анатолий Конаржевский

Через три дня в сопровождении одного из дежурных вахтеров, нас, пассажирским поездом Магнитогорск-Москва, доставили в Челябинск в ИТК-4. Она находилось в конце ул. Ленина, совсем рядом с лесопарком.

К моему появлению в ИТК-4 Иосиф Вильчук уже установил трансмиссию с шлифовальными кругами для обработки ложек, оборудовал печку для расплавки алюминиевого лома, создал запас литейного песка и успел даже получить все необходимое для кокильного литья. Дело было за самим ломом.

Я и Митя Немцев, после краткого разговора с начальником учетно-распределительной части колонии, в сопровождении бытовика были отправлены устраиваться на свое новое местожительство, оказавшееся небольшой комнатой, в которой находились две двухярусные металлические кровати с сетками, из которых одна была застелена хорошими больничными одеялами, с белыми свежими простынями. На нашей кровати, на каждом месте лежали аккуратно сложенные такие же постельные принадлежности. Другая кровать была занята Вильчиком и Елькиным. В комнате был небольшой стол и четыре стула. Это было уже хорошо.

Устроившись, мы отправились в барак отведенный под мастерские. Недалеко от входа увидели целую группу начальства, из которых я знал только одного — начальника производственно-планового отдела Челябинского облуитлк — Николая Александровича Богданова, который раза два приезжал в Магнитогорскую ИТК и интересовался работой мастерских. Он оживленно о чем-то разговаривал с человеком в штатском уже в возрасте и с молодым человеком в очках и полувоенной форме, несколько в стороне от них стоял ст. лейтенант и, как я понял, мало интересовавшийся содержанием их разговора. Н. А. Богданов, увидев меня, предложил подойти к ним. Все они поздоровались со мной довольно приветливо. Штатским, почти пожилым человеком, был начальник технического отдела управления, а молодой — начальником ППЧ колонии — сыном Н. А. Богданова, тоже Богданов, ст. лейтенант — начальником ИТК-4. Никак не могу вспомнить фамилию и имя отчество пожилого, несмотря на то, что он должен был бы мне запомнится больше многих других, т. к. после кратких общих вопросов именно он вдруг заявил, что с завтрашнего дня я получаю пропуск на свободный выход из колонии в любое время и мне устанавливается персональный оклад, что моя задача — организовать производство в широких масштабах, используя одно здание в Челябинске, которое надо будет приспособить к этому. Завтра вы поедете со мной его смотреть, но это не снимает с Вас ответственности за состояние дел здесь, в этих мастерских. Вы будете помощником у начальника ППЧ Богданова — младшего.

Находясь в ИТК № 4, пришлось пережить очень болезненный для меня инцидент, оставшийся до сих пор в моей памяти и на моей совести, а дело заключалось в следующем: проходивший на Дальний Восток эшелон с заключенными, главным образом из только что освобожденных прибалтийских стран и Белоруссии, остановился в Челябинске для санитарной обработки. Часть заключенных была доставлена в нашу колонию, в их числе оказался старик — профессор математики и физики Рижского политехнического института. Его осудили на 10 лет за сотрудничество с оккупантами, выразившееся в согласии продолжать преподавание в институте (как говорил он).

Узнав от кого-то о том, что я имею возможность попросить начальника ППЧ колонии Богданова о его оставлении в Челябинске в ИТК-4 работать в мастерских, он обратился ко мне, умолял, просил со слезами на глазах помочь ему, говорил, что он сможет принести мастерским пользу, будем выполнять какую угодно работу, лишь бы не попасть в этот вагон, где полно «мерзких людей».

Он оправдывал свою работу в институте в период оккупации тем, что ему надо было кормить семью, только в этом он виноват. Когда он упал передо мной на колени, умоляя спасти его, помочь ему, мне было до глубины души его жаль но, вставало «но», вызывавшее серьезное колебание. Что-то второе говорило во мне «не обещай», «не делай этого». На тебя и так уже некоторые смотрят косо за рекомендацию людей с пятьдесят восьмой статьей, этого человека ты не знаешь совсем, как ты можешь просить за него? А тут подошел еще Вильчик, отозвал в сторону и говорит: «Зачем этот профессор нам нужен? Только будут одни неприятные разговоры и почва для кляуз. Я бы не стал хлопотать за него и тебе не советую». И я отказал старику.

На другой день эту группу увели на станцию, а на следующий день профессора привезли в колонию мертвым. Как выяснилось, эшелон еще стоял на запасных путях, ночью уркачи решили снять с него пальто, очень хорошее, почти новое, он стал сопротивляться и они его задушили. Мне было очень тяжело, я считал себя косвенным виновником его гибели.

Недолго пришлось задержаться в ИТК-4. В один из осенних дней 1944 года предложили всем ее обитателям собрать свои вещи и приготовиться к перебазировки в ИТК-3 и ИТК-1 в связи с передачей территории ИТК-4 под лагерь военнопленных. Приехали из тех колоний уполномоченные для отбора людей. Начальником ИТК-3, находившегося недалеко от ЧТЗ, в это время был назначен Теуш Л. Д., его представитель Нашивочников, начальник мастерских ИТК-3, выпускавших валенки и шивших для Челябугля телогрейки и матрацы, имел с собой заранее составленный список на тех заключенных, которые должны были попасть к нему, кроме того, он попросил меня пересказать, кого следовало бы еще добавить из толковых людей в этот список. Пришлось расстаться с моим помощником Элькиным, к которому у меня не было большой симпатии из-за частого посещения им оперуполномоченных, и как я узнал, позже, информировавшим их о моем поведении и разговорах.

К концу дня две колонны были сформированы и пешком тронулись в путь. Одна в ИТК-3, другая — в ИТК-1. Значит опять все сначала. Я стал техническим руководителем проммастерских ИТК-3. Пропуск, право на свободный выход из зоны и персональный оклад остались при мне. Разместился в небольшой комнатушке в одном из помещений промзоны, с Нашивочниковым установились с самого начала доверительные отношения. Он занимался главным образом вопросами обеспечения мастерских, я — их развитием и технической стороной.

К действующим в ИТК-3 пимокатному цеху, массового пошива, выполнявшего заказы Челябугля и индивидуального пошива, в котором работал парижский портной, толковый молодой парень, были организованы в очень короткий строк новые цеха — столярный — по выпуску мебели, изготовления бидонов для Челябмолоко, сидений — для тракторного завода, деталей и узлов вентиляционных и отопительных систем для Челябинского монтажного управления «Промвентиляция». Нашивочников договорился с руководством Челябмолоко, что оно будет бесплатно раз в неделю, забирая готовые бидоны, привозить пахту и сыворотку, что явилось хорошим дополнительным питанием для работающих в мастерских. Мне теперь приходилось иметь дело со многими начальниками и руководителями производства на воле. Теуш предложил мне в срочном порядке вставить недостающие передние зубы, вызвал стоматолога Мавлянова и дал ему срок две недели. Протез был выполнен и держался до 1958 года. Зубы выпали благодаря перенесенной цинги еще на Дальнем Востоке. За повседневной работой по совершенствованию производства и сознанием того, что я делаю полезное дело для нашего государства, забывалось на целые часы то, что я заключенный, но жизнь все же часто напоминала об этом, находились люди подчеркивавшие мое бесправное положение, особенно это остро ощущалось тогда, когда я садился в легковую машину, присланную за мной, чтобы ехать на дачу начальника УИТЛК Чернякова, где его жена, настоящая «grand dama», напоминавшая собой классический тип помещицы, использовала меня как поломойку-уборщицу для выполнения всякого рода мелких ремонтов или садовника, и часто бывала недовольна моей работой. Отношение ее ко мне было как к заключенному, обязанному безоговорочно исполнять все ее распоряжения. Это была полная противоположность жене Теуша Марии Львовне. Теуш, будучи по натуре невозможным грубияном, одновременно сочетал в себе душевность и большую справедливость, и был честнейшим человеком. Если ему что-либо выполнялось, то обязательно требовал выписывать заказ и получал его лишь после оплаты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});