Natura bestiarum. - Надежда Попова

— Иными словами, оборотничество передается только в следующем поколении, никак иначе? Не через одно, не от прапрадеда или прапрабабки?

— В следующем поколении тоже передается не всегда. Не знаю, каков опыт у зондергрупп, но вот вопрос: не замечали ли ваши, что эти ребята как правило одиночки? Ни дома, ни семьи, ни жен с чадами? Случается, конечно, но крайне редко. И это вовсе не по той причине, что у тебя — не в заботе о близких, попросту в поисках подходящей девицы они могут переиметь половину страны, прежде чем одна из сотни, наконец, залетит. Инстинкты размножения, знаешь ли, своего требуют, и за отпрыска, продолжающего их гнилой род, они готовы полхвоста отдать. В этом твари даже, я б сказал…

— Преданны.

— Неприлично как-то употреблять по отношению к ним это слово. Но — да, вроде того. Кое в чем они даже посильней нас в этом вопросе… Ну, это не важно.

— Важно, — возразил Курт. — Как показал наш разговор о твоем брате — наличие любимых родственников есть вещь еще какая важная. Полагаю, если взять одного из щенков за шкирку и пригрозить утоплением, папаша подрастеряет некоторую долю своей крутости?

— Полагаю — да, — отозвался Ван Ален недовольно. — Но на практике проверить не было возможности.

— Так стало быть (продолжая разговор о папашах), совокупившаяся с ликантропом женщина либо не родит вовсе, либо родит оборотня. Верно я понял?

— Да, попасть в залет от вервольфа дело сложное, видно, человечья натура пытается противиться. А может, мне старики рассказывали, случиться и так, что родится волчонок — прямо вот так, в зверином виде. Поскольку девкам эти твари о своих тайнах из соображений безопасности не распространяются, воображаю, какой это неслабый вдвиг по мозгам… Ну, и последний вариант — тот, что преподносит нам вот такие вот подарочки, вроде нашего приятеля. Такое вот тебе наследование по первому поколению.

— Так значит, все же есть и по второму.

— Вот ведь черт, — тоскливо пробормотал Ван Ален, — никогда и помыслить не мог, что мне выпадет заделаться в профессора… Да, случается. Так говорят.

— Кто? Ваши старики или ваши теоретики со старинными книжками, которым ты не доверяешь?

— Теоретики. Старики — те вроде меня, что увидели или услышали сами, что сами поняли, сами вывели, то знают, и когда вервольфа хватают за шкирку, знаешь ли, не интересуются его родовым древом.

— А стоило б.

— Ну, видать, кто-то все же поинтересовался, кто-то вроде тебя, потому что — да, наши теоретики на эту тему теоретизируют. Да, есть случаи, когда может родиться и обычный человек. Проживет всю жизнь нормальным. А вот его внук однажды в полночь пустится ловить соседей. Но это штука еще более редкая; почему — тоже не знаю.

— Но ваши теоретики…

— Да, наши теоретики, — разозлено оборвал Ван Ален. — Я что, по-твоему, сильно похож на профессора медицины или магистра геральдики? Наследственная передача, ветви наследования… Да во всем этом ум сломаешь. Я, знаешь ли, их треп не конспектировал.

— Но хоть что-то ж в голове отложилось.

— Что-то отложилось, но за точность изложения я не отвечаю, не обессудь. Наши мозголомы на эту тему говорят что-то такое: когда оборотничество передается от отца к сыну — передается по крови. Как, знаешь, это бывает у людей, — пояснил охотник, изобразив умиленное лицо: — «ой, а глазки-то папины!»… Обыкновенно это так. Папины глазки, зубки и хвостик. А вот когда от вервольфа рождается обычный человек — тут все сложней, тут высокие материи. Наследование отпечатывается не в крови, а где-то там, — он махнул ладонью над головой, — как родовое проклятье, которое ведьмы накладывают. Копится там, бурлит, а когда подходит время зачать дитятко — выплескивается, уже в натуре. Ты все понял?

— Да, — кивнул Курт, и охотник поморщился:

— Это хорошо, потому что сам я не понял ни черта.

— Это часть образа — строить из себя непроходимого вояку дурней собственного меча? — поинтересовался он укоризненно. — Все ты понял. Просто, если погрузиться в эту тему сполна и задуматься над всем, что тебе известно, можно ведь дойти в своих размышлениях и до того, что в голову полезут неприятные мысли. К примеру, о том, что существо, с которого ты срезал клок шкуры себе на воротник, ничем от тебя не отличается — только способностью, доступной ему не по личному выбору, а по рождению, то есть, помимо его воли. Что, попади он в нужное окружение в свое время, все в его жизни могло сложиться иначе.

— Снова проповеди о сострадании к тварям? Брось. Зря. Не пройдет; не со мной. Что там им полагалось по рождению — не знаю, но по жизни они мразь. И твои мудрствования об окружении есть не более чем все те же теории, а по-моему, в них это заложено — в крови, там, не знаю, или в духе, или на тонких планах, или еще где, но заложено. Не могут они жить иначе. Видел когда-нибудь ручного волка?.. Я видел. Он будет сидеть у ноги, есть с руки, спать у твоей постели, грызть твоих врагов, но все равно останется диким зверем, жаждущим крови, драки и смерти. Даже если ты возьмешь из помета двухнедельного волчонка и выпоишь его, как родная мамаша, молочком, выкормишь с малолетства — все это в нем проснется рано или поздно. И эти — такие же. Хочешь, чтобы я вслух сказал, что не они в этом виноваты? Да ради Бога. Но мне на это глубоко начхать, потому что они опасны — для меня, моих близких, друзей, да и просто для первого встречного, который не сможет от них отбиться. Они опасны — и я от них избавляюсь. Нам просто нет места в одном доме, а дом этот — мой. Стало быть, и уйти должны они. Я ясно выразился?

— Где ты видел ручного волка? — не ответив, спросил Курт, и охотник запнулся, глядя на собеседника растерянно. — Я спрашиваю — ручного волка где ты видел?

— У одного из наших, — ответил Ван Ален оторопело. — Нашел волчонка и натаскал; в работе помогает… К чему это?

— Ты его убил?

— Кого?

— Волка своего приятеля-охотника. Ручного, но все равно дикого, который жаждет крови. Ты прирезал его?

— Ты это к чему?

— Ты его гладил по загривку, — сам себе ответил Курт. — Кормил, если разрешали. Нахваливал клыки, шерсть и хватку. Поворачивался к нему спиной и пошел бы с ним на операцию, если б случилось работать в паре с тем охотником. Итак, Ян, из твоих обличительных речей и моих проповедей делается лишь один вывод: да наплевать, кто есть кто и склонность к чему копошится в его душе. Главное, чтобы он поступал должным образом — как тот волк, никого не трогая и принося даже, в этом конкретном случае, некоторую пользу. И уж тут тебе возразить будет нечего.

— Я тут вспомнил, — не сразу отозвался Ван Ален, глядя на него с подозрительностью. — Что-то ты упомянул о стригах, среди которых попадаются славные парни… Знаком лично?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});