Последний самурай - Андрей Воронин

— Простите, — промямлил турист, натянуто улыбаясь и начиная потихоньку пятиться вдоль борта. — Простите еще раз мою нескромность, я… Я был бы счастлив помочь, но, увы, я ровным счетом ничего не смыслю в литературе. Признаться, я со школьной скамьи не прикасался к книге. Тысяча извинений, господа! Всего наилучшего Блестя линзами очков и продолжая через силу скалить в улыбке искусственные зубы, толстяк попятился еще дальше и быстро затерялся в толпе.

— Не спускай с него глаз, — глядя на приближающийся берег и почти не шевеля губами, сказал господин Набуки. — Не теряй его из виду ни на минуту и постарайся убить прежде, чем он успеет позвонить в полицию или хотя бы обсудить это странное происшествие с женой. Надеюсь, ты понимаешь, что это необходимо, и не станешь умолять меня пощадить этот мешок с салом.

— Конечно, Набуки-сан, — твердо сказал Сабуро. — Я все сделаю. Верьте мне!

Господин Набуки повернулся к нему, заглянул в лицо и молча кивнул. Он знал, что Сабуро сдержит свое обещание, потому что видел его глаза окруженные похожей на чешую сеткой морщин холодные немигающие глаза гигантской черепахи-убийцы.

Через несколько минут катер мягко, почти без толчка, подвалил к замшелому причалу. Заскрипели о скользкий камень желтые резиновые шары кранцев, стукнул спущенный на берег трап. По обе его стороны стали двое российских пограничников — хвала богам, автоматов при них не было. Паспортный контроль выглядел пустой формальностью. В отдалении, укрывшись в тени гигантского покоробленного щита с наполовину смытым дождями изображением чрезмерно мускулистой женщины в, платке и еще более мускулистого мужчины в рыбацкой шляпе, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу кучка встречающих из местного населения. Испитый мужчина, в тельняшке и брезентовых штанах, но почему-то босиком, держал над головой плакат с надписью по-японски. „Добро пожаловать, господин Набуки!“ — гласила надпись. Плакат выцвел и покоробился едва ли не так же сильно, как фанерный щит с изображением рыбака и рыбачки, а в надпись вкрались целых три ошибки, но господин Набуки уже привык и не обращал на это внимания. Он видел этот плакат в каждый свой приезд на Кунашир, вот уже двенадцать лет подряд время, за которое можно притерпеться к чему угодно. Мужчина, который держал плакат, заметно покачивался, так что было непонятно, кто кому не дает упасть — он плакату или плакат ему. К этому господин Набуки привык тоже, как и к энтузиазму, с которым его соотечественники-туристы принялись снимать живописную группу встречающих на фото- и видеопленку. По прошествии двенадцати лет с момента первого визита в эти края о сюжетах и снимках, на которых была запечатлена радостная встреча населением Кунашира своего единственного друга и благодетеля, господина Набуки Синдзабуро, не хотели слышать ни в одной японской газете, не говоря уже о телекомпаниях.

Чуть поодаль от кучки бедно одетых аборигенов стояла другая кучка, поменьше и почище, состоявшая всего из трех человек: представителя местной администрации (сам глава местной администрации не прибыл, чему господин Набуки был только рад, поскольку за двенадцать лет так и не смог убедить ни одного из занимавших этот пост достойных мужей в том, что физически не способен выпить в один присест литр водки), начальника милиции и директора местной школы. Все они были господину Набуки хорошо знакомы и воспринимались им как неизбежное зло. Однако, вопреки обыкновению, сегодня на причале было не две, а целых три кучки встречающих. Третью, обособленную кучку составлял один-единственный человек. Был он загорелый, среднего роста, с военной выправкой и в то же время весь какой-то расслабленный — не расхлябанный, не опустившийся» и не обвисший, а именно расслабленный. Такое умение полностью расслабляться, не теряя при этом подтянутости и грациозности, господин Набуки встречал только у представителей семейства кошачьих да еще у самых прославленных мастеров каратэ и дзюдо. Одет этот странный абориген — да и абориген ли? — был очень просто и вместе с тем аккуратно. На его выпуклой груди, обтянутой линялой фуфайкой цвета хаки, висело две фотокамеры, на боку болтался объемистый видавший виды фотографический кофр, в уголке насмешливого рта дымилась сигарета. На ногах у незнакомца были далеко не новые, но вычищенные до блеска высокие армейские ботинки.

Господин Набуки не знал, что именно привлекло его внимание в этом человеке, до которого ему, в сущности, не было никакого дела. Однако у незнакомца, похоже, имелось какое-то дело к господину Набуки. С кажущейся рассеянностью скользнув серыми глазами по толпе выгружавшихся на причал туристов, незнакомец мигом отыскал в ней господина Набуки и, опередив всех встречающих, первым шагнул ему навстречу. На втором шаге он спохватился (или только сделал вид, что спохватился), отлепил от нижней губы окурок, бросил его на землю и придавил подошвой ботинка. После этого он, широко и плавно ступая, приблизился к господину Набуки и без предупреждения щелкнул затвором своей камеры. Господин Набуки зажмурился и невольно поднял ладонь в запоздалой попытке защитить глаза от молнии фотовспышки.

— Коннити-ва, Набуки-сан! — весело прокричал незнакомец и еще раз щелкнул фотоаппаратом.

Господин Набуки опустил ладонь и сквозь плавающие перед глазами цветные пятна посмотрел на фотографа. Тот широко и радостно улыбался прямо ему в лицо. Улыбка у него была открытая, белозубая и очень располагающая, но господину Набуки от этой улыбки вдруг стало не по себе. Он сердито поджал губы, обогнул фотографа и, заранее протягивая для пожатия чопорно сложенную руку, двинулся навстречу представителям местной администрации.

— Коннити-ва! — крикнул ему вслед веселый фотограф.

Господину Набуки очень хотелось обернуться и еще раз хорошенько его рассмотреть, но он сдержался, хотя это стоило ему больших усилий.

* * *

Иларион Забродов надел на объектив старенького «Никона» пластмассовый колпачок и застегнул потертый кожаный футляр. На губах у него все еще блуждала тень задумчивой улыбки, но глаза, которыми он смотрел в спину удалявшемуся японцу, были внимательными и холодными.

Забродов неплохо разбирался в людях и с первого взгляда понял, что перед ним — очень достойный противник. Сухое коричневое лицо с аккуратной щеточкой седых усов, благородная седина на голове, осанка и, главное, взгляд — все это заставляло забыть о дурацкой красной ветровке и белых кедах, которые делали господина Набуки неотличимым от толпы туристов, хлынувших с борта прогулочного теплохода, чтобы осмотреться на местности, которая, как им казалось, должна была снова сделаться частью их родины. Но всякому, у кого были глаза и желание обдумать увиденное, сразу же становилось ясно, что господин Набуки и туризм — понятия несовместимые. У таких людей, как господин Набуки, просто не бывает времени на пассивные развлечения наподобие туристических поездок или просмотра телевизионных сериалов.

Иларион рассеянно нашарил в нагрудном кармане пачку, двумя пальцами выудил из нее сигарету и закурил, прищуренными глазами наблюдая за церемонией торжественной встречи. Судя по тому, что никаких особенных речей и вообще излишнего ажиотажа вокруг приезда богатого и влиятельного японца не наблюдалось, можно было сделать вывод, что господин Набуки наезжал сюда частенько.

Представитель местной администрации с заученной сердечностью потряс руку гостя, улыбаясь так, как умеют улыбаться только политики нижнего звена. Директор школы смотрел на японца так, что казалось: будь у него хвост, он вилял бы им без остановки. Начальник милиции, худой и сутулый майор, скалил желтые лошадиные зубы и смотрел японцу прямо в рот, хотя тот пока не говорил ничего заслуживающего внимания. Жиденькая толпа под выцветшим транспарантом полюбовалась привычным зрелищем минуты две, от силы три, и начала потихонечку рассасываться.

Наконец высокий гость в сопровождении местных тузов направился к стоявшей неподалеку машине. Собственно, машин было две — видавшая виды «тойота» представительного черного цвета и милицейская «Волга» с мигалками на крыше. Пока господин Набуки и его пожилой спутник в точно такой же, как у него, красной ветровке усаживались на заднее сиденье «тойоты», начальник милиции подошел к машине сопровождения и, наклонившись к открытому окошку, что-то сказал. Из «Волги» поспешно выбрался старший лейтенант и, на ходу нахлобучивая парадную фуражку с орлом, неторопливо, с солидной уверенностью направился прямиком к Илариону.

Представитель администрации уселся на «хозяйское» место рядом с водителем «тойоты», майор погрузился в «Волгу», и короткая кавалькада тронулась, обдав клубами белой пыли директора школы, которого по какой-то причине начальство не сочло нужным пригласить с собой. Иларион усмехнулся, краем глаза наблюдая за приближением старшего лейтенанта.