Во все тяжкие… - Анатолий Тоболяк

Я захохотал:

— НАМ НЕ ПРИВЫКАТЬ!

Автономов нахмурился.

— Странный ты читатель, Костя! Ты не читаешь книги, а перевозишь их туда-сюда. Это какой уже раз будет? Третий, кажись?

— Оставь, — поморщился Автономов, смоля сигарету.

— Ты где жил все это время? — отсмеялся я.

— В командировке был на севере. А потом обитал здесь, в офисе. На диване спал в кабинете генерального. Уютно, удобно, знаешь. Лучше, чем у тебя на полу.

— А Милену, извини, не встречал?

— Нет и не желаю, — круто обрубил Автономов.

— А я вот встретил, представь себе. Не далее как час назад, по дороге сюда.

Зазвонил телефон.

…Автономов сообщил кому-то, что уже не полномочен решать такие вопросы. Он уволился из фирмы. Да, уволился. Обращайтесь к генеральному директору.

Положил трубку и пронзил меня острым взглядом охотника и рыболова, в котором, почудилось мне, промелькнула подозрительность сторожа:

— Встретил, говоришь? Где?

— А около Дома торговли. Забегала что-то купить девчонке.

— Одна была?

— Одна.

— Ну и что? Как она?

— Плохо выглядит, Костя. Подурнела. А мне сказала, что я хорошо выгляжу.

— Соврала. Не верь. Ты похож на дистрофика, Анатоль. Про меня расспрашивала? Жив, мол, или не жив? Здоров, мол, или болен? — с жадностью спросил Автономов.

— Да, интересовалась. В частности, вернулся ли ты к Раисе.

— Ишь ты! Мечтает, значит, чтобы я вернулся.

— Да нет. По-моему, наоборот. По-моему, с ревностью спросила. Так мне показалось.

— У тебя богатое воображение, писака! Еще что?

— Хочет определенности, — сказал я.

— Это как же?

— Ну, ты же ничего не решаешь относительно квартиры, своих вещей, тех же книг. Вот она мается в неведении: как быть, что делать.

— Ишь ты! Вещи ей мои мешают, книги. Не может ввести… этого… в дом, где я вроде бы еще проживаю, — заострилось его лицо.

— Мне показалось, Костя, что она хочет навести между вами мосты.

— Ну да, как же! Она знает, что все бесповоротно и безоговорочно решено. Ей надо хатой единолично завладеть. Ну что ж, пусть пользуется. — ПЫХ-ПЫХ!

— Передашь ей права на владение своей половиной?

— Обойдется без бумаг.

— А помнишь, ты в банке угрожал Раисе, что отнимешь у нее комнату? С этим как? — копнул я.

— Зачем она мне теперь? Пусть пользуется! — сказал Автономов. ПЫХ-ПЫХ!

НЕВЫНОСИМО. Я залпом выпил стопку коньяку.

— Лихо, — одобрил Автономов мои действия.

— Костя, дружище, оставь ты эту аферу, — взмолился я. — Ну отсидишь ты на своей заимке год-два-три, вернешься — и что? Милена за это время может выйти замуж.

— За ней не заржавеет, — согласился Автономов.

— Раиса может обзавестись сожителем.

— За этой тоже не заржавеет, — кивнул он, соглашаясь.

— Зинаида тоже долго не засидится одна.

— Это уж точно.

— Ну а ты? Ты ведь останешься, по сути, без двора, без кола.

— Анатоль, я не собираюсь сюда возвращаться, — ровно произнес Автономов.

— Как так? Твою станцию могут напрочь прикрыть. Сам говорил.

— Могут. Говорил. Но я подстраховался на этот случай. Есть один маленький заводик, Анатоль. Я там прежде директорствовал. Сейчас там командует мой старый дружок. Он возьмет меня к себе в любую минуту моей остатней жизни. А пустых домов в поселочке — на выбор. Что ж мне волноваться из-за жилья, сам посуди, Анатоль?

Я уставился на него. СГИНЬ. СГИНЬ. ТАКИХ НЕ БЫВАЕТ. Мы, пенсионеры, осуждаем твое наглое и вызывающее поведение, Автономов. Ты оскорбляешь наше сообщество, не подчиняясь его этическим и физическим нормативам. Почему ты не хочешь жить спокойно и благопристойно и умереть в свой срок спокойно и благопристойно? Зачем ты тревожишь нестандартными выходками своих ровесников — например, Сочинителя?

ЗАЧЕМ ТЕБЕ БРОСАТЬ ЦИВИЛИЗАЦИЮ, ХРЕН ТЫ МОРЖОВЫЙ? — заорал я ему в лицо.

Он даже не дрогнул.

— А чего здесь такого хорошего, Анатоль?

— Как — что?! Люди тут, много людей. Машин очень много, улицу не перейдешь. Магазины, базары, библиотеки, музеи. Многоканальное опять же телевидение. Иностранцы шастают. Прямая связь с материком. Это не благо?

— Ну и херня, — кротко сказал Автономов. ПЫХ-ПЫХ!

— А денежки? Сколько ты загребал в этой фирме, ну-ка скажи мне!

— Оставь, Анатоль. Что ты понимаешь в деньгах! Когда я был не один, деньги мне были нужны. Теперь я о д и н, и мне, извини, на них насрать. Меня обеспечат продуктами на станции. Это все, что мне надо, — четко сформулировал свою жизненную программу бывший коммерческий директор.

— А я тебе скажу, караульщик, что ты позорно сбегаешь от Милены и вообще от житейских передряг!

— Выпей еще, Анатоль. А то ты зримо поглупел.

— И выпью! И еще сильнее поглупею! Дай стакан.

Он подал стакан, и я заполнил его значительными остатками «Белого аиста».

— Будь здоров, Костя. Сторожи хорошо, старый хрыч, — произнес я тост.

— Будь и ты здоров, Анатоль, — заухмылялся он. И чуть-чуть пригубил из своей стопки. — А скажи: ты все еще холостуешь?

— Пока да, — отдышался я.

— А в перспективе?

— А в перспективе, Константин Павлович, заведу гарем, — отвечал Сочинитель.

«Я забрал 40 томов из серии «Всемирная литература», оружейную коллекцию, кое-что из вещей. (Остальные книги увезет Анатолий.) Уезжаю надолго, считай, навсегда. Квартира в твоем (вашем) распоряжении. Константин».

Такую записку оставил Автономов Милене.

И город опустел после его отъезда. Так бывает. Уезжает один человек из ста, предположим, пятидесяти тысяч, а такое впечатление, что произошла повальная миграция, или дружная эмиграция, или массовая депортация — словом, отток жителей. Образуется зияющая брешь в народонаселении. Жизнь заметно тускнеет. Скучно на этом свете, господа, без Автономовых!

Чтобы не оставаться в полном одиночестве, я позволил все-таки герою своих «Путешествий» выжить и выздороветь.

С Натальей Георгиевной Маневич было сложней: она не подчинялась моим сочинительским прихотям. Она не давала о себе знать, а подкарауливать ее у входа в поликлинику, звонить домой и слышать холодные ответы сына, что мамы нет, — это уже было. Я РЕШИЛ ЗАБОЛЕТЬ. В конце концов, болезнь — испытанный сюжетный ход.

Звонок оказался удачным: Наташа сама сняла трубку. Она слегка встревожилась, услышав мой слабый, страдающий голос.

— Что с тобой? — спросила она.

— Жуткий радикулит, Наташа, — правдиво солгал я. — Рецидив радикулита. Не могу сходить в аптеку. Лежу пластом. Как быть?

Наступило молчание.

— И голодный, как пес, — жалобно продолжал я. — Запасы продуктов кончились и…

— Ты меня не обманываешь? — спросила она.

— Нет, в самом деле сильно прихватило. Если ты действительно врач…

Я детский врач, — напомнила она.

— Ну и что? Я тоже когда-то был ребенком. К тому же в старости люди впадают в детство. Мой случай, Наташа.

Опять было несколько мгновений задумчивого молчания.

— Хорошо, я приеду. Надеюсь, ты не симулируешь, — сказала моя бывшая женщина.

Трудно поверить, но факт: к тому времени, как она постучала в дверь, у меня действительно заныла вдруг поясница, меня согнуло и скрючило. НАКАЗАНЬЕ ГОСПОДНЕ!

Но еще до прихода Наташи прозвучал телефонный звонок. Мужской голос в трубке был мне совершенно незнаком, но спрашивал он именно меня.

— Да, слушаю. Вы не ошиблись, — отвечал я.

Незнакомец представился: Братченко Егор Михайлович из гидрометеослужбы. Он звонит по просьбе Константина Павловича Автономова. Известен мне такой человек?

— Ну еще бы! Более чем известен, — сразу разволновался я.

Дело в том, что он, Братченко, в компании приятелей провел пятницу, субботу и, считай, сегодняшнее воскресенье в Остромысовке. Они там рыбачили, а жили на бывшей станции, которую бдительно охраняет мой друг. Так вот, Константин Павлович просил передать мне пламенный привет. Что он и делает.

— Спасибо. Спасибо большое. Как он там?

Не только привет, продолжал незнакомый Братченко слегка охрипшим басом. Константин Павлович передал для меня парочку горбуш его собственного посола — семужного. Но за ними мне надо будет самому подъехать. Известно мне, где располагается управление гидрометеослужбы?

— Да, знаю.

— Ну вот, подъезжайте завтра между десятью и одиннадцатью и заберете. Седьмой кабинет. Братченко, значит.

— Спасибо. Подъеду. Как он там? Здоров? Не хандрит в одиночестве?

Мой собеседник густо и хрипло рассмеялся:

— Какое одиночество, что вы! Сейчас сезон. Рыбаков навалом. Он без гостей не живет.

— Вот как! А гости, надо думать, приезжают не пустые? — спросил я со значением.

— Вы насчет водочки? Ну само собой. Без нее не обходится.

— А сторож не злоупотребляет? — спросил я напрямую.