Рассказы об античном театре - Станислав Венгловский

Тут же зрители получают возможность увидеть результаты женского заговора. К Акрополю является муж афинянки Миррины. Он умоляет супругу возвратиться домой. Ради этого велел рабу принести их кроху сына, которого Миррина безмерно любит. Миррина ласкает ребенка, но все-таки побеждает свои колебания. Нет, нет, она возвращается назад на Акрополь.

Между тем приходит гонец из Спарты. Он измучен дальней дорогой, однако настойчиво пробивается к афинскому Совету. Повстречавшийся ему афинский притан интересуется, что слышно в Спарте, и гонец выплескивает короб малоприятных вестей. Плохо, очень плохо в спартанской столице. А все из-за неугомонной красавицы Лампито. Она подбивает спартанок не подпускать к себе мужей, пока те не заключат надежного мира. Она взбудоражила всю Спарту!

Притан с ужасом понимает, что женским заговором опутана уже вся Эллада. Гонец обязан немедленно возвратиться домой и убедить свое правительство в том, что оно должно-таки отрядить в Афины посольство с мирными предложениями. Он же, притан, со своей стороны предпримет такие же усилия по отношению к афинскому правительс т ву.

Притан удаляется через правый парод (проход), и это означает, что он действительно торопится в Государственный Совет, тогда как спартанский гонец удаляется через левый – перед ним длинный и ответственный путь на родину.

На орхестре между тем совершается примирение мужского и женского полухорий. Люди чувствуют возникшее в воздухе настроение мира и всеобщей любви. Старый предводитель мужского полухория растроган добротой предводительницы женского. Объединенный хор поет назидательно-примирительную песнь, обращенную к зрителям.

Пока все это происходит – на орхестре возникают запыленные спартанские послы. Спартанцы готовы заключить мир на любых условиях! Они не могут жить без женской любви и ласки.

На эти умилительные звуки из Акрополя торжественно выходит Лисистрата, а на ее радостные призывы появляется рядом с ней прекрасная нимфа Примирения. Собрав афинян и спартанцев, обе красавицы упрекают их в преступной взаимной вражде и напоминают о прежних совместных действиях и взаимопомощи.

Лисистрата приглашает враждующие стороны в Акрополь, где всех ожидает роскошный пир, после которого они обменяются торжественными клятвами в пользу мира.

Так и получается.

Пир понравился всем. Спартанцы получают своих жен, находившихся на Акрополе как бы в качестве заложниц. Лисистрата выстраивает афинян и спартанцев парами, муж и жена, муж и жена, – и на орхестре, под звуки флейты и пение хора, начинаются всеобщие пляски…

Театральное царство

Авторы, судьи, награды…

Театральное дело в Элладе осуществлялось в том порядке, который выработался уже к началу расцвета Эсхилова таланта. В Афинах оно находилось в ведении первого архонта. Он же являлся председателем коллегии из восьми своих сотоварищей и выступал среди них вроде нынешних президентов. По первому архонту, носившему звание эпоним (дающий имя), в Афинах назывался весь календарный год, начинавшийся обычно с июля.

Как только этот названный архонт усаживался в свое должностное кресло – тут же к нему, как мухи на мед, слеталась толпа драматургов. Негодуя, толкаясь и презирая друг друга, прижимали они к груди свои шелестящие свитки, надеясь на собственный грандиозный успех. Толпа претендентов, разумеется, состояла из людей различных способностей, а все же в ней, чуть ли не всегда, находились обладатели первоклассных талантов: если не Эсхил, так Софокл, Еврипид. А то и два гения вместе – скажем, Эсхил и Софокл. Правда, не было недостатка и в людях сомнительных литературных данных. Случались даже такие, которые вообще не обладали каким-либо писательским даром.

На свитках, зажатых в руках у поэтов, стояли красиво выведенные тексты, у каждого автора – не менее трех трагедий, вдобавок – по одной веселой, сатировой драме. Охотников предложить свои сочинения скоплялось довольно много, но отобрать предстояло лишь самых талантливых. Попасть в число достойных, в этакий вроде шорт-лист, говоря современным нам языком, – само по себе считалось успехом и сулило большую известность.

Если учесть, что во все времена у поэтов существовал обычай «оплевывать друг друга», что за спиной у многих явившихся стояли их почитатели, если добавить к ним покровителей, которым не обязательно было являться лично, но достаточно было прислать свои отзывы или иным каким-нибудь образом известить о том архонта-эпонима, – то этому должностному лицу было над чем поломать себе голову. Задача представлялась нешуточной: произведениям предстояло быть показанными всему афинскому народу, первейшим знатокам, тончайшим ценителям поэзии не только в родном своем государстве, но и приезжим гостям со всего обширного эллинского мира. Разумеется, архонт руководствовался уже сложившимся мнением об известных авторах. Не было недостатка и в добровольных консультантах. Однако к нему ежегодно являлись никому еще не известные юноши, и он не мог прозевать появление нового яркого дарования.

Как бы там ни было, а все ж и при этой системе, не совсем совершенной, мимо внимания архонтов не прошли ни Эсхил, ни Софокл, ни Еврипид, о которых достаточно здесь говорилось. Отобрав произведения, быть может, даже потолковав с их авторами, архонт назначал так называемых хорегов, то есть людей, которым предстояло нанимать и оплачивать хоры. Собственно, эта процедура с поэтами и называлась «прошением о хоре». Именно хор на протяжении долгого времени считался главнейшим элементом будущего представления.

Хорегами, понятно, назначались богатые и весьма почитаемые граждане. В числе их мы видим знаменитого Фемистокла, победителя персов в Саламинском проливе, не менее знаменитого Перикла, богача Каллия и прочих.

Должность хорега требовала огромных затрат по найму хористов (12 человек, потом даже 15, а что касается комедии – так и целых 24). Хореги же нанимали учителей пения, учителей танцев, снимали помещения для репетиций, кормили хористов за свой счет и все такое прочее. А каких огромных средств требовала экипировка хоров – неимоверных! Порой это были экзотические одежды, дорогие украшения… Все зависело от выдумок автора, который выводил на подмостки фантастические существа, заморских сановников и тому подобное.

Конечно, недостатка в желающих стать хорегами обычно не отмечалось. Хорегия (так назывался весь комплекс этой непростой обязанности) сама по себе выглядела весьма почетной, но еще более важным считалось выйти победителем среди сонма хорегов! Рвение зажиточных граждан иногда достигало слишком высоких пределов, и они, становясь хорегами, настолько истощали личную казну, что им самим было впору отправляться с протянутой рукою.

В тот же день архонт назначал и актеров-исполнителей, прежде всего так называемых протагонистов, то есть – актеров на первые роли. Здесь необходимо сразу отметить, что первоначальные правила-обычаи, по которым требовался лишь один актер, когда этим единственным актером становился сам автор пьесы, как вот известный нам всем Феспид, – это правило ко времени Эсхила ушло или уходило в далекое прошлое. Начиная с Эсхила, быть может, – где-то с промежутка между Марафонским и Саламинским сражениями, четко определилась потребность еще в одном лицедее (девтерагонисте), а вскорости и в тритагонисте (третьем актере). Сам автор пьес далеко не всегда уже мог выступать лично в силу различных причин: при слабости голоса, при небольшом росте, боязни открытого пространства. Обычно второго и третьего актеров подбирали сами протагонисты из числа своих близких, собратьев по ремеслу, с которыми успели «спеться». Добавим, что в дальнейшем порою требовался еще и четвертый актер, но необходимость в этом возникла в более поздние времена, когда ограничения в их количестве отпали вообще.

Театральные представления, понятно, еще до появления пьес Эсхила, проводились в виде состязаний. Первые «прикидки» того, что получалось, также завершались предварительными состязаниями: это было нечто вроде генеральной репетиции, на которой знатоки и ценители могли заранее выяснить, чтó же будет показано на большом празднике в дни Великих Дионисий.

Предварительный просмотр начинался торжественными жертвоприношениями, после чего, по призыву глашатая, каждый избранный поэт-счастливчик, сгорая от волнения, теребя бороду и коверкая слова, объявлял названия собственных произведений, выводил хор, представлял хорега, исполнителей ролей, демонстрировал наиболее удачные и эффектные номера.

Знатоки при виде всего этого могли потирать руки, предвкушая будущее наслаждение. Об увиденном на репетициях распространялись по городу невероятные вести.

Главное же состязание поэтов происходило на празднике Великих Дионисий, которые отмечались в марте. Представления начинались ранним утром и длились на протяжении всего дня. Каждому автору, помимо трилогии, уже говорилось, надлежало продемонстрировать вдобавок веселую, легкомысленную и, чаще всего, непристойную сатирову драму, ради которой хористы, только что игравшие роли сановников, наряжались в козьи шкуры, изображая божков-сатиров с рогами, с длинными хвостами и прочими натуральными подробностями своего животного состояния.