Искры на воде (сборник) - Архипов Вячеслав

— 

А откуда они?

— 

Где-то в низовье Бирюсы жили, около Конторки. Далековато отсюда.

— Т

олько жить стали немного получше, опять чего-то затевается, — угрюмо промолвил Трифон. — Это к нам отголоски пятого года дошли, так понимать надо. И ведь не проскочит мимо, зацепит. Вот в чём беда. А так не хочется. Как сейчас хорошо. Вот тебе речка, лес, тишина, покой, поле рядом, в семье достаток. Нет, надо перековеркать, измесить всё в грязи, а потом сколько отмываться придётся. А как до крови дело дойдёт? Там не отмоешься. И пойдёт всё наперекосяк. Нет, Прохор, не поддерживаю я тех, кто колобродит там. Не поддерживаю. И своего просто так не отдам. Если мне и дали денег, чтобы я здесь прижился, так я прижился, налоги уже справно плачу, а остальное моё, и не отдам никому, и другой тоже не отдаст. Если дойдёт до того, умоется наша землица кровью, ой как умоется. Нельзя доводить до дележа чужого.

Трифон поднялся и вышел из кузницы.

— 

Прав Трифон, — сказал Кузьмин. — Хорошо тому делить, которому своего терять нечего, а чужое, глядишь, и прилипнет к рукам. Только надолго ли?

— 

Да, дела, — промолвил Морозов.

Мужики встали все разом и пошли по домам. Не было радости от разговора ни у кого, словно ножом по живому прошлись. Хотя осталась надежда, что это не дойдёт до деревни, это там, далеко, а здесь всё останется по-старому, ничего не изменится. И завтра, и после мужики также придут в кузницу, будут говорить о своём, а то и сообразят по стаканчику. После стаканчика и разговоры другие, и темы. Нет, никто не хотел менять свою жизнь, никто не зарился и на чужое. Своё бы удержать да детям передать.

После обеда солнце съело снег. Удивительно, но грязи не прибавилось. Просто снег пушистый был да лёгкий, вот и исчез легко, без слякоти. Только на траве осталась роса крупными каплями. Солнце искрилось в них и резало глаза.

— 

Я домой пойду, приберись здесь, потом закрой кузню, — сказал Антин и пошёл, слегка сутулясь.

Никита не торопился домой. Чего там делать? Достал из тайничка свои поделки: он пытался сделать цветы из железа. Уже готовы были колокольчик, огонёк, ромашка. Ещё хотелось сделать саранки, что росли за рекой на горе. Никита наблюдал за цветком, запоминал каждую деталь, рисовал угольком, чтобы не упустить самое важное в цветке — его неповторимость. Только получались все поделки одного цвета. Вот бы покрасить их. Баловство, конечно, но нравилось парню подчинять себе металл. Заработавшись, Никита не услышал, как зашла сестра Иринка.

— 

Кому цветочки делаешь? — спросила она беззаботно.

— 

Чего пришла? — Никита любил сестру, но своих секретов ей не раскрывал.

— 

Тятя звал домой.

— 

Случилось чего?

— 

Ничего не случилось, просто сказал, чтобы домой шёл ужинать. Поздно уже.

— 

Я сейчас доделаю и приду.

— 

Можно я с тобой посижу?

— 

Только не мешай.

— 

Ладно.

Никита ещё несколько раз нагревал заготовку, гнул, рубил, разводил в стороны. Всё отчётливей в куске железа проявлялся цветок. Когда дело было закончено, Иринка стала рассматривать сделанное.

— 

Смотри, как ловко получилось? Кому делаешь?

— 

Никому. Просто делаю, и всё.

— 

Мне подаришь?

— 

Тебе зачем?

— 

Надо!

— 

Посмотрим.

Никита спрятал цветы, и они вместе пошли домой.

23

Мыльников сидел расстроенный. Уже заканчивался графинчик водки, а хмель его всё не брал. Супрун, с которым он имел дело, которому он сдавал товар, вдруг не захотел продолжать с ним, с Осипом Мыльниковым, дела. Сказал, что у него появились другие поставщики.

— 

Как же так, Иван Корнеич, мы столько лет работаем вместе? Разве ж я тебя подводил? Всё делал как надо, — умолял Мыльников.

— 

Дорого просишь за товары, мне за меньшую цену предлагают, — говорил Супрун, развалившись за столом, разглядывая бумаги.

— 

Ну как же дорого? Нисколько не дорого. Я себе в убыток, почитай, вожу. И у тебя за хорошую цену отовариваюсь.

— 

Будет ещё дороже. Времена неспокойные. Гляди, что сворачиваться придётся и вовсе.

— 

Какие времена не такие?

— 

Ты слепой? Кругом косые взгляды, того и гляди «петуха красного» пустят. И в харчевню людишки перестали ходить, закрывать буду, — говорил Супрун.

Но было понятно, что он под это дело хочет взвинтить цены. Осипу цены никак нельзя поднимать: кто будет брать товары? Тогда и продавать ему не будут в деревне ничего. С чем тогда ехать? Всё навалилось сразу. Надо что-то придумать. Может, в Суетиху съездить к Жоголеву. У него есть своя лесопилка, рабочие живут там же, рядом с лесопилкой. Наверняка можно сговориться, но надо ехать, смотреть, а потом и разговаривать. Надо собрать хороший товар, преподнести подарки. Любят господа заводчики подарки, за этим дело не станет, соболя, слава богу, есть. Лишь бы дело сладилось. Супрун намекнул, что если снизить цены, то, возможно, и продолжит вместе работать. Партию товара взял по старой цене, но сказал, что последний раз. Давит, думает, что податься некуда.

Надо прямо сейчас ехать на лесопилку Жоголева и прикинуть, с какого конца подъехать к нему. Решено — сделано. Утром обоз с товарами для своей лавки он отправил с работником, под присмотром сына Алексея, а сам налегке отправился в Суетиху.

Походив вокруг бараков, заглянув в местную лавку, Мыльников прикинул, что можно предложить. Небогато было в лавке: мясо заветренное, разносолов совсем нет. Рядом река, а рыбы нет. Как же так? Много чего высмотрел Осип, потом пошёл в контору.

Жоголев, полноватый, среднего роста, но достаточно подвижный мужчина, встретил Мыльникова с недоумением. О таком поставщике промышленник даже не слышал. Раз пришёл, то чего гнать?

— 

Осип Антонович Мыльников, — представился лавочник, — имею лавку в Камышлеевке. Вожу товары из Суетихи, Тайшета. У меня к вам предложение. Чтобы не гонять пустые обозы, могу поставлять в вашу лавку рыбу, мясо, ягоды.

Мыльников стал перечислять то, чем бы мог обеспечить Жоголева.

— 

Где же такая Камышлеевка? Не слыхал, — сделал равнодушный вид Жоголев.

«Раз стал разговаривать, значит, можно и договориться», — сразу смекнул Осип.

— 

На Туманшете. Если напрямую, то вёрст шесть от устья.

— 

Через Перевоз, что ли?

— 

Да, да!

— 

А деревня Туманшет далеко ли?

— 

В пяти верстах. Рядом.

— 

Слышал, там знатные охотники живут?

— 

Живут.

— 

Ты у них пушнину можешь скупать? Только хорошую. Если что Доброе привезёшь, возьму в любом количестве и цену дам хорошую.

— 

Можно и пушнину. Договоримся, за какую цену возьмёте, так я прямо и поеду туда. Охотники должны выходить из тайги на днях. Можно и сторговаться сразу, чтобы не перехватили.

— 

По рукам. Часть денег для покупки пушнины я дам сейчас, а полный расчёт по результату.

— 

По рукам.

Два торговых человека остались довольны друг другом. Жоголев переправлял пушнину в столицу, там за неё давали бешеные деньги. Выгода была верная. Он скупал шкурки в низовье Бирюсы и в верховье. Теперь наладит скупку на Туманшете. В хорошее время пришёл этот Мыльников Осип Антонович, вовремя.

В то же время Мыльников думал, что он совсем не прогадал, заехав в Суетиху. Пусть теперь Супрун локти кусает, пушнина теперь от него ускользнёт. А брал он её изрядно. Мыльников ездил за пушниной не только в Туманшет, но и в Цыганки, в Бланку, в Светлое, Тропу, везде люди нуждались в товарах, а рассчитывались пушниной. Осип с такой торговли имел хорошую выгоду. Дома Камышлеев запретил торговать плохими товарами, а в дальних деревнях этот товар разбирали, только вези. Мыльников знает всему цену, только хороший товар и закупается дорого, а подпорченный ничего не стоит, а продать можно довольно прибыльно. Нет, совсем не зря заехал в Суетиху Мыльников. Неизвестно, кто больше потерял — Осип или Супрун. Ой, неизвестно. Мыльников взял в лавке водки и, довольный собой, направился домой.