Конвейер смерти - Николай Прокудин

– А ничего особенного не произошло! Посидели, выпили. Пописать захотелось. Я вышел, облегчился, возвращаюсь, никого не трогаю, иду к себе обратно тихонечко. Тороплюсь, чтобы очередной тост не пропустить. А мне дорогу какой-то маленький пенек-шпендик загородил. Идет солидно, важно! Ну, я его легонько за воротник бушлата приподнял и сказал: «Мелюзга, под ногами не мешайся, проход не загораживай!» Думал, это прапор какой-то… Он как заорет! Оборачивается и… (о боже!). Я вижу – это Рузских! Полковник подпрыгнул и ка-а-ак врезал мне кулаком в лоб. Искры из глаз. Я шагнул назад, а он подскочил, снова подпрыгнул и – бац! Мне в глаз! Пришлось ретироваться и спасаться бегством. Не убивать же полковника. Гад! Маленький, а противный. Понимает, что я большого роста, не достать. Начал скакать передо мной, как попрыгунчик. Еще дуболобом и дебоширом обозвал! Нахал…

– Правильно! Все маленькие – говнистые! – поддержал приятеля такой же верзила Волчук. – Это у них комплекс неполноценности.

– Хорош комплекс! – улыбнулся я. – Замкомдива. А вы говорите неполноценность!

Из клуба вышли дивизионные начальники, и мы встали по стойке смирно.

– О! Василий! Ты откуда взялся? – спросил, искренне удивившись, полковник Баринов, останавливаясь возле Котикова.

– Вот, прибыл для исполнения интернационального долга! – ответил, смущаясь, наш майор.

– Вася! На какую должность приехал?

– Замкомбата. Первый батальон.

– Ты охренел? – оторопел комдив. – Старый черт! В горы с твоей комплекцией! С твоим здоровьем! Ты не мальчик, поди, в войну играть!

– А я что? Я ничего! Служить так служить! – тяжело вздохнул майор, сняв запотевшие очки.

– Нет, Вася! Они тебя заездят! Знаю я этот первый батальон! Нагрузят так, что надорвешься. Погонят в горы, в зеленку. А сердечко твое и не выдержит. Правду я говорю, Подорожник?

– Никак нет! Будет, как мы все! – ответил комбат.

– Вот-вот! Что я говорил? Загоняют! Ну, да ладно. Месяц-другой, и я тебя в штаб дивизии заберу, в оперативный отдел. Будешь их сам уму-разуму учить! Отыграешься!

Комдив похлопал Котикова по плечу и продолжил шествие по полку. Холеный, значительный, статный и почти величественный. Не человек – а живой монумент!

…Черт, опять останемся без замкомбата!

* * *

…Недели через две очередное совещание по дисциплине в Ваграме у начальника политотдела завершилось бенефисом Барина.

Он ворвался в зал заседаний, словно разбушевавшаяся стихия.

– Товарищи офицеры! Политработники! – простер он к нам свои руки в картинной позе. – Пора всерьез заняться дисциплиной! Все должны перестроиться в свете требований партии! Посмотрите, какую заботу мы проявляем о вас, наших первых помощниках в батальонах! Ни на минуту не забываем о тех, кто лучше других работает по претворению в жизнь директив министра обороны и начальника Главного политического управления. Мною издан приказ № 45 «О поощрении лучших офицеров в деле укрепления воинской дисциплины». Вот сидит Ростовцев – замполит первого батальона, он подтвердит, что слова командования не расходятся с делами! Правильно?

Я встал, почесал затылок и спросил:

– Что я должен подтвердить?

– Товарищ старший лейтенант! Офицерам оформили наградные согласно приказу?

– Никак нет. Никто не представлен!

– Хм… Как это никто? Подполковник Подорожник!

– Его представили к Звезде по ранению вместо Красного Знамени…

– А вас лично?

– Меня к Герою за Панджшер. И все.

– Нет, это само собой, но еще и Красная Звезда за дисциплину.

– Не представлен…

– Хм! Аркадий Михайлович! Запишите и уточните.

Начпо что-то записал в блокнот. При этом он улыбнулся сидящим в зале классической улыбкой подхалима.

– Далее по списку: начальник штаба! – прочел командир дивизии.

– Представлен к ордену по ранению, – откликнулся я.

– Сбитнев и Арамов!

– Погибли, представлены к орденам – посмертно.

– Мандресов, командир взвода АГС!

– Мы ему послали за операцию по выводу войск на медаль.

– А начальник разведки Пыж?

– По ранению к Звезде.

– А старшина первой роты?

– За спасение замполита батальона, то есть меня, к ордену. Но в штабе дивизии вернули и разрешили оформить медаль. Резолюция: «Малый срок службы в Афгане», – усмехнулся я.

– Безобразие! Это черт знает что! Либо вы, товарищ старший лейтенант, не владеете обстановкой, либо я не командую дивизией! Не может быть такого саботажа! Мы с вами, Аркадий Михайлович, на совещаниях трещим об этом приказе, а меня тыкают носом, что ничего не сделано! Разобраться! Привести приказ в соответствие и оформить офицерам награды! Я вам лично на это указываю и требую контроля за исполнением. А если Ростовцев нас вводит в заблуждение, то его наказать! Примерно наказать! – полковник Баринов чеканными шагами вышел из зала и напоследок громко хлопнул дверью.

Да! Испортил я такое эффектное, отрежиссированное выступление комдива.

Глава 13. Билет на войну за свой счет

Потери за последние месяцы вывели из равновесия не только меня. Моральное состояние офицеров и прапорщиков было крайне подавленным. Погибли два командира роты! Ранены два комбата, начальники штабов полка и батальонов (один впоследствии скончался). Ранен замполит роты, два взводных, командир батареи. Убитых солдат набралось больше двух десятков! Как будто какой-то злой рок обрушился на наши бедные головы.

По возвращении в гарнизон полк запил. Пьянка прерывалась только на построения и боевую учебу. Но занятия в основном проводили молодые офицеры. Командир полка перешел в другую дивизию на повышение, начальник штаба лежал в госпитале. Оба замполита не просыхали. Командование взял на себя Губин. Но его активности не хватало. Везде он успеть не мог, да и перед заменой махнул на все рукой.

Подорожник продолжал колобродить. Я сразу и не заметил, как в нем надломился тот стержень, на котором держалось управление большим воинским коллективом.

Утром строились и отправляли солдат на занятия. Кто-то оформлял документацию, кто-то писал рапорта на списание, кто-то обслуживал технику. Штаб полка без чуткого руководства Героя, злобного прессинга с его стороны практически бездействовал. Обнаглели до такой степени, что половина начальников служб не вставали из-за стола больше недели, так и засыпали со стаканом в руке.

– Никифор, сегодня возвращается из госпиталя Степушкин, думаю, надо встретить его, как полагается. Собираемся у нас в комнате. Позови танкистов и артиллеристов, – распорядился комбат.

– Василий Иванович, может, хватит? Я устал и больше не могу! – взмолился я, подняв глаза к небу.

– Если больше не можешь, пей меньше! – хохотнул Чапай. – Надо, комиссар! Надо! Через не могу! Ты думаешь, мне легко? Тоже тяжело! Но я же не жалуюсь. Скриплю зубами и пью эту гадость! Ты, между прочим, можешь все не выпивать, пропускай некоторые тосты.

– А как их пропустишь? Начнутся речи: за замену, за тех, кто погиб, за родных, которые ждут! Помянуть: Светлоокова, Сбитнева, Арамова… Как не выпить? За выздоровление раненых: Ветишина и Калиновского, Ахматова. Не проигнорировать и не уклониться! – простонал я.

– И что ты предлагаешь? Не пить за здоровье ребят и не поминать погибших? – удивился Иваныч.

– Нет, этого не предлагаю. Может, я вовсе не буду присутствовать на вечеринке? Поберегу желудок и печень?

– Нет! Этого я допустить не могу! Я буду подрывать свое здоровье, а ты начнешь его беречь? Без тебя просто пьянка. С замполитом – мероприятие! Даже и думать не моги уклониться! Вот тебе деньги, добавь еще свои и посылай «комсомольца» в дукан за горячительными напитками. Не переживай о здоровье! Если выживем, то дома оно само помаленьку восстановится!

* * *

– Витя! Возьми сто двадцать чеков, добавь свою двадцатку, езжай в город и купи спиртное, – распорядился я.

– Почему я? Ну почему? Кто говорил, что будем воевать, а не подкладывать начальству баб и бегать за бутылками? – негодовал Бугрим.

– Отставить разговорчики, товарищ прапорщик! А не то никогда не станешь при мне старшим прапорщиком! Я и сам измучен застольями. Дай мне спокойно, без ругани с комбатом, уехать в отпуск. Пьянствуем сегодня в последний раз! И все!

– Завтра опять скажете: и все! И так каждый раз! Почему с меня двадцать чеков?

– Комбат тебя тоже берет на сабантуй.

– Ага, чтоб было кому ночью бежать к работягам за бутылкой. Когда водка закончится. Понятно…

– Не обязательно. Для того и говорю: добавь заранее еще одну двадцатку за свой счет. Чтоб не брать в полку у спекулянтов по сорок чеков.

– Мне комбат и так сороковник должен!

– Это как так? – полюбопытствовал я.

– А так! Сегодня ночью просыпаюсь оттого, что Чапай меня трясет за плечо и говорит: «Витя, вставай, иди за бутылкой. Бери двадцать чеков, добавь, сколько не хватит». Я полез в карман, а Иваныч останавливает: «Не трудись искать! Я там уже взял. Надо найти в другом месте!» Представляешь?!! Достал, гад, из моего кармана двадцать чеков и говорит, что нужно еще добавить. Пришлось пойти к Хмурцеву – занимать.