Немного о себе - Редьярд Киплинг

Я проникся уважением к тому человеку, который не сумел написать слово «ад» без ошибки. Это говорит о том, что он воспитывался в духе религиозной добродетели. Прошу тех, кто приедет в Моулмейн, уважить этот колокол и, чтобы не оскорблять чувства верующих, не трогать его.

В нижней части пагода имела четыре камеры, где вдоль стен стояли колоссальные алебастровые статуи. Перед каждой горел светильник. Огоньки соперничали в яркости с потоком предвечерних солнечных лучей, которые проникали через окна, и бледно-желтый, словно неземной, свет заливал помещения. Изредка туда входила женщина, но большинство молящихся толпились на дворике. Однако те, кто склонялся перед статуями внутри пагоды, молились жарче, и я догадался, что их одолевали горести посильнее.

О самом культе я знал меньше чем ничего. Дело в том, что в наших аккуратно переплетенных книжицах мне не приходилось читать о соломинках с красными кончиками у золотого образа, не упоминался там и обычай ударять по краям колоколов, подобно тому как это проделывают верующие в индуистских храмах.

Наверное, это культ служения добру. Во всяком случае, обряды отправляются тихо, а храмы стоят в живописнейшей местности. Например, массивная белая пагода, которую я осматривал, устремлялась в голубое небо с западного склона горы, обнесенной стеной. С вершины горы на все четыре стороны открывалась великолепная панорама. Внизу подо мной стоял пароход, слева расстилались серебристые, словно полированные, плесы, справа — леса, а там, где земля уходила к горизонту, — крыши Моулмейна.

Когда временами стихали шелест одежд и приглушенный говор женщин, откуда-то издалека до меня доносилось позвякивание бесчисленных металлических листочков, свисающих с краев tyee пагоды, которыми играл ветерок. Золотая статуя мерцала на солнце, крашеные истуканы уставились прямо перед собой поверх голов молящихся, а далеко внизу деревянный молоток и рубанок неторопливо трудились над сооружением очередной пагоды в честь Будды — Господина этой Земли.

Пока, к неописуемому ужасу юношей-бирманцев, профессор носился со своим кощунственным фотоаппаратом вокруг пагоды, я присел поразмыслить над увиденным и едва не заснул, сделав два замечательных открытия. Первое: господин сей земли — это праздность, упитанная праздность со слабой примесью религии, которой ее подслащивают. Второе: пагода создана по подобию разбухшего ствола пальмы. Одна из таких пальм росла неподалеку. Она точно воспроизводила очертания небольшого здания из сероватого камня.

Однако третье открытие, самое важное, пришло гораздо позднее. Мимо пробежал чумазый постреленок в шелковом путсо великолепной работы[281]. Именно такое я тщетно пытался приобрести в Рангуне. Прохожий пояснил, что оно стоит сто десять рупий. Это на десять рупий дороже, чем просили в Рангуне. Тогда я неучтиво обошелся с прелестной девушкой-бирманкой, нагрубив ей, словно она была делийской разносчицей.

— Профессор, — сказал я, когда фотоаппарат, словно паук, появился из-за угла, — с этим народом творится неладное. Они не утруждают себя работой, далеко не все они бандиты, ребятишки бегают в сторупиевых путсо, а их родители говорят только правду. Все-таки на что же они живут?

— Они живут великолепно, — отозвался профессор. — А я захватил только полдюжины пластинок. Придется прийти сюда завтра. Вы когда-нибудь мечтали о таком месте?

Я сказал:

— Конечно, место превосходное, но не пойму, в чем же его очарование?

— В ужасающей лености, — отмахнулся профессор, упаковывая аппарат. Мы ушли неохотно, а в ушах стоял звон бесчисленных покачиваемых ветром колоколов.

Минут через десять мы увидели настоящую оркестровую эстраду, хибару с вывеской «Муниципальный совет», скопление бунгало, которые предлагает департамент общественных работ (они тщетно пытались испортить пейзаж), и военный оркестр мадрасцев. Никогда не видел солдат-мадрасцев. Они были одеты как Томми[282] и имели весьма приличный, подтянутый вид. Говорят, что они читают английские книжки и отлично разбираются в своих правах и привилегиях. За подробностями обращайтесь в клуб «Пегу» — второй столик в дальнем конце зала по правую руку от входа.

Видимо, в недобрый час я пытался оживить пошатнувшуюся торговлю в Моулмейне. Дело в том, что я заручился согласием одного из местных жителей доставить на пароход образцы бирманского шелка. Добраться на лодке до парохода было пятиминутным делом. Ему не надо было даже грести — пришлось бы просто посидеть на корме. Но… наступило утро, а он так и не появился. Лодки с превосходными арбузами тоже не подошли к борту. Должно быть, на нас наложили карантин.

Когда мы снялись с якоря и поплыли в Пинанг и скользили вниз по течению, я снова увидел слонов, которые все так же торжественно поигрывали бревнами. Они составляют большинство местного населения и, мне кажется, даже управляют здешним краем. Своим летаргическим состоянием слоны словно заразили весь город, а когда профессор захотел сфотографировать их, они с презрением отвернулись.

Пароход торопился в Пинанг. Температура воздуха в каютах достигла 87°[283], а на палубе — можете себе представить! Мы прочитали всю литературу, выпили двести стаканов лимонада, перепробовали около сорока карточных игр (в основном раскладывали пасьянсы), организовали импровизированную лотерею (если бы сбор составил тысячу вместо десяти рупий, я бы ничего не выиграл) и спали по семнадцать часов в сутки.

Совершенно неохота писать, но, может быть, вы окажетесь подготовленными морально, чтобы выслушать историю Дурного народа из Икике, которую, «раз вы ее не слышали, я сейчас расскажу». Мне поведал ее немец — охотник за орхидеями. Он побывал в отдаленнейших уголках Земли и недавно чуть было не свернул себе шею в горах Лушай[284].

Икике находится где-то в Южной Америке, сразу же за Бразилией, а возможно, и еще дальше. Однажды прямо из леса туда нагрянуло племя аборигенов. Они были настолько невинны, что не носили никаких одеяний. У них были какие-то неприятности, но не было одежды, и свои неприятности они принесли на суд Его Превосходительства губернатора Икике.

Однако слух о появлении дикарей и их наготе опередил события, и добродетельные испанские леди города решили, что прежде всего язычников необходимо приодеть; организовали срочный пошив в основном передников, кои и были вручены Дурному народу вместе с указаниями, как ими пользоваться. Едва ли можно было придумать что-нибудь лучшее. В этих передниках дикари предстали перед губернатором и всеми дамами города, которые выстроились на ступеньках собора.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});