От ведьмы слышу! - Надежда Первухина

Они обреченно двинулись по коридору. Идти оказалось недолго. Сразу за поворотом Семенов тормознул Ираклия и Сото у обитой железом двери с крохотным окошечком.

— Вам сюда. — Он отпер дверь, посмотрел на парней взглядом электрошоковой дубинки, и те, ругаясь и проклиная сей злосчастный день, шагнули в сумеречное пространство вонючей камеры. Дверь за ними тут же захлопнулись.

Девочки остались один на один со своим конвоиром.

— Вперед, шлюшки. Женская — дальше. — Он улыбнулся им улыбкой, за которую сразу захотелось дать по морде. Но девочки покорно зашагали по коридору.

«Машка! — зазвенел вдруг в голове Марьи Белинской комариный противный голосок. — Нам надо бежать!»

«Кому — нам?»

«Дура совсем, да? Это я тебе телепатирую! Я, Дашка!»

Маша глянула на сестру. Та очень выразительно посмотрела на нее в ответ.

«Серьезно?! Ты телепатка? Вот класс! Ты теперь мне на уроках все будешь подсказывать!»

«Сейчас не до этого. Давай рванем отсюда. Расскажем предкам, что и как, — они ребят вытащат».

«А как мы сбежим?»

«Помнишь, как ты изображала умирающего лебедя?»

«Ну».

«По моей команде начинай изображать! Дальше предоставь действовать мне. Три, два, один… Давай!!!»

Идущая тихо-мирно Марья вдруг коротко-жалобно вскрикнула, вскинула тонкие руки в каком-то балетном жесте и, повернувшись, медленно начала падать прямо на пресловутого товарища Семенова. При этом глаза у нее закатились, а голова безвольно запрокинулась, словно Марья лишилась всех шейных позвонков.

— Ой, — сказал Семенов. — Припадочная, что ли?

Марья обвисла у него в руках, а Даша пронзительно завизжала:

— «Скорую»! Вызовите «скорую»! Она умирает!

Семенов выпучил глаза:

— Ты чё?!

— У нее феромональная эмфизема легких! Это приступ! Нужен кислород! Дефибриллятор! Вызывайте «скорую», или она умрет через пять минут!

— Вот блин… — Семенов потащил Машку обратно к комнате дежурного. За ним летела Дарья и не переставая вопила:

— Анафилактический шок! Гипергликемический криз! Трансдермальная кома!!!

— Что тут у вас?! — выскочил дежурный.

— Да вот, плохо ей… — пояснил Семенов.

— Она в коме! В коме! Нужен кислород! Свежий воздух! Вы что, не видите, она умирает! — Дашка, когда надо, умела верещать так, что окружающие готовы были сделать все что угодно, лишь бы не слышать этого визга, высверливающего мозг изнутри. — Надо на улицу вынести ее! Искусственное дыхание! Непрямой массаж сердца!

Ей подчинились в каком-то трансе. Вынесли Машку в прилегающий к отделению садик, уложили в тенечке на лавочке, и тут Дарья приступила ко второму действию своей пьесы.

— Сестричка, не умирай! Что они с тобой сделали, сволочи! Убийцы!!! Насильники! Кто-нибудь, вызовите «скорую»!!!

За кованой оградой отделения собрался народ. В основном бабульки с внуками. Это был тот самый контингент, на сочувствие которого и рассчитывала Дашка. Она принялась причитать еще вдохновеннее, излагая публике историю о том, как их с сестрой несправедливо забрали в милицию, лишили всяких прав, оскорбляли, а теперь ее хронически больная сестра умирает от анафилактического шока, вызванного аллергией на милицейскую форму.

— Идолы! — ворвалась в отделение самая решительная из бабулек. — Вы что деточек обижаете?!

…Нет даже смысла описывать, какая волна народного гнева поднялась вслед за репликой дежурного: «Шли бы вы, гражданка», и как милиции пришлось отражать напор этой самой волны, норовившей навести порядок в коррумпированных правоохранительных органах авоськами с селедкой, пакетами с кефиром и тяжелой артиллерией в виде сумок с картошкой…

Если бы какая-нибудь из разгневанных честных налогоплательщиц в тот момент обратила внимание на девочек, из-за которых и разгорелся сыр-бор, то весьма удивилась бы тому, что их и след простыл. Как истерически вопившей, так и находившейся в коматозном состоянии…

— Блин, Дашка, тебе в театре играть! Ты так круто вопила! — сказала «умирающая лебедь», после того как они с сестрой, пробежав без остановки пять кварталов, сели в вагон подземки и позволили себе отдышаться.

— Играть будем вместе. Ты помирала — высший класс!

Девочки расхохотались, но тут же посерьезнели.

— Надо срочно вытаскивать ребят.

— А то.

— От мамы влетит…

— Почему?

— Скажет: я вам гостя поручила, а он из-за вас в ментовку загремел…

— Из-за нас?! Да из-за собственной глупости! И этот Ираклий тоже хорош! Как маленькие дети! Из-за совка подрались в песочнице!

Тут Машка неожиданно побледнела. Словно и впрямь с нею случился анафилактический шок:

— Мы зря сказали ментам наши данные. Приедут, права качать будут.

— Я на это посмотрю, — нечеловечески ощерилась Дашка и незаметно почесала подросший еще на пару сантиметров хвостик. — Как они смогут что-то требовать от нашей мамы-ведьмы!..

* * *

Смеркалось. По серым и скудным внутренностям малогабаритной московской квартиры торопливо шмыгнули последние отблески солнечного света, теряясь за портьерами из двойного черного крепа, бесследно тая в углах с затаившейся темнотой. Солнечному свету в этой квартире явно было не место. И он это прекрасно понимал и потому предпочитал здесь не появляться.

В квартире царила неестественная пугающая тишина, привычная скорее для склепа. Собственно, квартира и походила на склеп. Хотя бы тем, что в ее единственной комнате-гостиной стоял вовсе не набор мягкой мебели «Рябинушка». И не столик, заботливо украшенный какой-нибудь салфеточкой-фриволите. Прямо посреди комнаты на полу стоял массивный, основательный и респектабельный гроб. Случайный гость, буде у него такая возможность посетить сию квартиру, разумеется, отметил бы и мрачность интерьера, и респектабельность гроба, после чего бежал бы без оглядки до ближайшей психиатрической клиники[19]. Но, благодарение милосердным небесам, в этой квартире никогда не было гостей. Особенно — случайных.

Озеро квартирной тишины внезапно нарушил странный до неприличия звук, похожий на тот, который издает консервная банка, привязанная к хвосту скачущей рысью кошки. Вслед за этим гнусным дребезжаньем что-то зашипело, заквохтало, хрюкнуло, рыкнуло, сказало нечто наподобие «Мгнм» и, наконец, девять отчетливых ударов возвестили наступление вечера. И если бы гипотетический гость (либо независимый наблюдатель ООН) решил выяснить, где находится источник всех этих звуков, то ему была бы прямая дорога на крошечную кухню, тоже темную и пустынную. Единственным украшением кухни являлись гигантские часы с циферблатом размером с хороший телеэкран, гирями в виде свинцовых человеческих черепов и маятником из чьей-то берцовой кости. И если гипотетический гость уже налюбовался вдоволь жуткими часиками, ему самое время убираться из квартиры вон, поскольку этот звон разбудил хозяина дома.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});