Ночь с Марией. Рассказы - Олег Михалевич

Щель, скорее всего, следовало искать там, где обшивка соединялась с бимсами или шпангоутами. На поперечном брусе он ощутил неровности, похожие на впрессованные или вырезанные буквы и попытался на ощупь разгадать их значение.

– Нашел что-то? – прочел по его сосредоточенному лицу Павел Емельянович. – Большая?

– Нет, это не щель.

Рука начала замерзать, он с сожалением опустил пальцы ниже, на обшивку, чтобы завершить поиск и ощутил еще одну неестественную выпуклость, словно шляпку большого гвоздя. Он подковырнул ее пальцем, шляпка секунду посопротивлялась и неожиданно сдвинулась. Тогда он зацепил её уже двумя пальцами, зажал находку в кулак и выбрался и поднялся.

– Ничего?

– Ничего, – ответил Серов, разжимая кулак. На раскрытой ладони тусклым лучиком отразилась небольшая монета с профилем Николая Второго. – За исключением этого.

– Значит, правда, – оглядев находку, подтвердил Гудзь.

– Проходите, ваше высокоблагородие. У нас все в полном порядке. Он же совсем новенький. Только вчера ходовые испытания провели. Будьте уверены.

– Уверенность – не моя профессия.

Шкипер посторонился, и лейтенант Басов в сопровождении полицмейстера, мичмана, двух унтеров и нескольких матросов проследовал на борт. Еще два матроса и унтер – офицер встали в караул у трапа на стенке высокой набережной, откуда хорошо обозревалась вся прилегающая территория.

Басов нервничал. Покушения на российского императора становились делом обыденным. Бомбы, кинжалы, набитые взрывчаткой катера, а теперь еще и просочившиеся в охранку слухи о некоем летательном аппарате, который должен обрушиться на императорскую семью сверху, как кара небесная. И здесь, в Риге, слишком людно было вокруг, слишком доступным казался подход к судну. «Императоръ» был единственным кораблем, которому дозволили пришвартоваться в районе городского замка. И уж очень он привлекал внимание и свежим глянцем, как новая, невиданная еще игрушка, и необычайным именем на борту, особенно в день прибытия царственной особы.

– Не подведите, братцы, – напутствовал он свою команду.

– Как можно…

– Не подведите. Каждый сантиметр чтобы лично прощупан был!

Одними увещеваниями Басов не ограничивался. Флот – армии нечета. В матросы набирали народ грамотный, из мастеровых, ухо с ними надо было держать востро, а личную преданность лучше подкреплять чем-то существенным. Два унтера взялись за просмотр закоулков на палубе и в машинном отделении, мичман с матросом поднялись в рулевую рубку, а сам Басов проследовал за двумя матросами в жилую каюту. Каждый медный барашек иллюминатора сверкал маленьким солнцем, палубу покрывал новенький ковер, вдоль переборок стояли обитые бархатом диванчики, каждый из которых украшали позолоченные короны Российской империи, на столе посреди каюты стояла большая ваза с букетом свежих роз. Проверку он начал с вазы. Матросы прощупали диваны, сняли ковер, подняли пайолы. Один из них зажег фитиль керосинового фонаря.

– А что у нас там? – указал в дальний угол каюты Басов.

– Там?

Пока матросы обшаривали наполненные сигнальными флагами рундуки, Басов применил отработанный метод стимулирования: бросил в противоположные стороны подпалубного пространства два целковых. Сам Государь Император, посещая великие и малые города огромной империи, раскидывал серебряные и золотые монеты встречающим его верноподданным. И те с превеликим удовольствием расхватывали монеты с чеканным профилем Николая Второго, которых коснулась рука самого императора. Мешочек, тем более с золотыми монетами, лейтенант, конечно, позволить себе не мог, а вот несколько серебряных целковых – вполне. Будет что рассказать перед свадьбой хохотунье Наденьке.

Выбравшись на причал Басов с удовлетворением, как после хорошо проделанной работы, принимал доклады с трудом скрывающих удовольствие подчиненных.

– Все чисто, вашвысокоблагородь.

– Все?

– Так точно! Ничего противоправного!

Морская болезнь штука беспощадная и не слишком эстетичная. Вестибулярный аппарат каждого человека либо приспособлен к восприятию качки, либо нет, и тут ничего не поделаешь. В каюте перспектива была ясная: ведро в руки и черпай в надежде, что удастся выдержать нужный темп и что так и не обнаруженная щель не расширится. Но пять минут, чтобы подготовить должным образом Зою, Серов для себя выговорил. Прежде чем войти в рубку, он осторожно заглянул в иллюминатор. Даже отсюда был заметно, что лицо Зои приобрело зеленоватый оттенок. Непослушный штурвал был слишком тяжел для женских рук, но она отчаянно направила нос буксира на очередную волну, потом вдруг бросила руль, подбежала к боковому иллюминатору, высунулась наружу, и ее тело затряслось в конвульсиях. Но несколько секунд спустя Зоя вновь стояла за рулем, с усилием вращая огромное колесо.

Выждав немного, когда она придет в себя, Серов вошел в рубку.

– Ты как? – спросил он. – Не устала? Мы там с ребятами немного заняты были, ты уж извини. Но, если можешь, постой еще малость, ладно?

– Постою, – согласилась она. – Не переживай. Я привыкаю. Наверное, наследственность свое берет.

– Ты о чем? – не понял Серов.

– Мама говорила, мой прадед адмиралом был. Вроде, героем Цусимы. Командовал единственным уцелевшим в битве кораблем. Никогда не думала, что сама окажусь за корабельным штурвалом. А вот вода за бортом сколько градусов? Ты как думаешь?

– Ну, лето только начинается, а тут не Черное море, конечно… А ты почему спрашиваешь?

– Серов. Не пудри мне мозги. Мы в одной лодке и у меня такое же право знать, что происходит. Что с нами? И что это ты руками махал?

– Да понимаешь…

– Серов!

– Да-да, конечно. Дело в том, что суденышко наше три года простояло на приколе, в спокойной воде, и никаких проблем при инспекции не обнаружилось. А сейчас у нас волна и скорость слишком большая. Корпус не выдержал, течь открылась. С «Верным» не связаться. Придется ведрами черпать. Ну, ничего, поработаем.

– Значит, помолвка откладывается?

– Что? А, ты об этом. Ну…

– Не напрягайся, Серов. Шучу. Скажи лучше, мы… Мы долго продержимся?

– Долго, – успокоил он. – До самого, сколько надо. Этот доходяга, знаешь, какой везунчик? Его за семьдесят лет никто потопить не смог, да и у этого пиз… капитана «Верного», извини за выражение, не получится. Но мне с ребятами внизу покувыркаться придется. А тебе, стало быть, здесь. Ну, так я пошел?

В честь открытия памятнику Петру Первому Николай Второй дал званый обед на триста персон. Столы накрыли прямо на палубе «Штандарта», под туго натянутыми выбеленными брезентовыми тентами. Первым от пристани у городского замка отчалил «Императоръ» с царственной тезкой на борту. В почетный переход допущены были человек тридцать: конечно, среди них был и отвечающий за императора в любых морских перемещениях контр-адмирал Нилов, и командир «Штандарта» контр-адмирал Чадов, и прибывший в Ригу поездом председатель правительства Столыпин, и военный министр генерал Сухомлинов, и лифляндский губернатор Звягинцев, и рижский градоначальник Армитстед. К гостям присоединились офицеры «Штандарта», охрана высоких особ, в том числе удостоенный высокой чести лично отвечать за безопасность катера лейтенант Басов, уже предвкушающий после успешного выполнения задания взлет служебной карьеры. Конечно, он предпочел бы стоять рядом с государем и быть, возможно, им замеченным, но долг требовал его нахождения в рубке рядом со шкипером и рулевым. Остальные гости ожидали на берегу очереди на паровые катера государевой яхты.

«Император» дал короткий и негромкий, чтобы не встревожить высоких гостей, гудок, отошел от причала и взял курс на «Штандарт». Путь предстоял недолгий, и шкипер, как и было предписано, двигался средним ходом. В сотне метров от «Штандарта» он нагнулся к сияющему медному раструбу, ведущему в машинное отделение, и коротко приказал:

– Малый ход!

Выждав две секунды и не дождавшись ответа, шкипер вновь нагнулся к раструбу и заорал:

– Малый, мать твою, малый!

Ответа вновь не последовало, «Император» с прежней скоростью двигался прямо на «Штандарт».

– Право руля! – Оттолкнув рулевого, шкипер сам крутанул штурвал вправо и только после этого с тревогой взглянул на Басова. – В машине что-то не так.

– Вижу, – внезапно пересохшими губами прошептал Басов.

Ванек как самый молодой в команде выживания вычерпывал воду ведром, передавал его Гудзю, тот перекладывал ведро из руки в руку и вручал Серову, который, дожидаясь момента, когда судно выравнивается, открывал дверь, выплескивал воду наружу и вновь плотно задраивал дверь. Постепенно он приноровился к работе, словно занимался ею всю жизнь, и мысли его вернулись к злосчастному репортажу. Конечно, написать о том, как вычерпывали воду, чтобы не потопить историческое судно, на которое жмот Пахомов вопреки инструкциям не выдал спасательных средств, было бы здорово. Фактически, это была бы статья об авось, о привычном и трагическом одновременно русском разгильдяйстве, в результате которого и возникает так часто необходимость в подвиге. Но, конечно, статью такую никто напечатать не позволит. Размышляя об этом, он понимал, что на самом деле просто отгоняет мысли от того, что скажет Зое. Двенадцать лет разницы в возрасте не казались такой уж большой проблемой. И даже выплачиваемые из не слишком увесистого журналистского заработка алименты бывшей жене можно было пережить. Но, предлагая даме руку и сердце, серьезный мужчина должен был хотя бы иметь еще и место для размещения руки, сердца и того, что за этим следует. Время от времени к нему самому в редакцию заявлялись в поисках справедливости молодые пары. Они садились на расшатанные стулья перед его письменным столом и, беспомощно глядя на Серова огромными коровьими глазами, рассказывали, что теперь, когда их влюбленные сердца соединились, успев заодно воспроизвести и свежеиспеченное потомство, жить семейной парой ни в мужском, ни в женском общежитии им не позволяют. И что им теперь, скажите на милость, делать? Слушать их не никто желает, одна надежда осталась – на газету. Ничего, кроме раздражения, визиты эти у Серова не вызывали. А вы что, спрашивал он, ребенка в лесу нашли? Разве не вы сами прежде, чем заводить потомство, должны были решить, где будете жить и что вы ему сможете дать? И вот теперь такой вопрос вставал перед ним самим. Что-то во всем этом было неправильное. Восемь лет, пока не закрыли морскую визу, он провел в бесконечных рейсах по европейским портам, и до сих пор не мог понять, почему в быту людей из страны победившего социализма постоянно не хватает элементарных вещей, не говоря уже о таких существенных, как жилье, очередь на которое растягивалась на десятилетия. Почему на Западе хватает, а здесь – нет? Говорить об этом было опасно, но мысли, мысли-то, слава Богу, еще подслушивать не научился никто. Или требования безответственных молодоженов не такой уж и инфантилизм? Раз создали такую обстановку, что обычные человеческие потребности превращаются в неразрешимые проблемы, так и решайте эти проблемы за нас, наплевать каким образом! И тогда – чего ему тянуть с Зоей? Наверное, прав Гудзь, о чем тут раздумывать?