Герберт Уэллс. Жизнь и идеи великого фантаста - Кагарлицкий Юлий Иосифович

Фантастика на службе утопии выглядела бледной тенью фантастики, порожденной антиутопией. Там была твердая плоть – здесь ее заменил газ, и он рассеялся в воздухе. И чем больше становился Уэллс утопистом, тем больше не любил антиутопистов. Они же, позабыв, кто их породил, платили ему тем же. Впрочем, только ли об утопии и антиутопии позволительно рассуждать, перелистывая «Пищу богов» и «В дни кометы»? Разумеется, нет. В «Пище богов» Уэллс предстает перед нами превосходным юмористом, а в следующем своем романе достигает той остроты психологического рисунка, какой прежде не знал. «Пища богов» и «В дни кометы» написаны человеком, который помнит еще свое прошлое, но уже целиком в настоящем. Фантастика отныне занимала все меньшее место в его творчестве. Правда, окончательно он от нее не ушел. Но и фантастика у него теперь стала другой. С конца XIX века Уэллс и Жюль Верн словно бы решили поменяться местами. Жюль Верн умер в 1905 году, но еще несколько лет продолжали по-прежнему, по два в год, выходить романы, заранее им заготовленные. И, как уже говорилось, Жюль Верн в последних своих романах пытался нащупать какие-то новые научные принципы. Порою в поздних романах Жюля Верна начинает чувствоваться влияние Уэллса, а один из них, «Тайна Вильгельма Шторица», был написан на сюжет уэллсовского «Человека-невидимки». С Уэллсом же происходило нечто совершенно обратное. От года к году он все больше стремился изображать конкретные формы техники, правда, основанные на новых научных принципах. Отчасти это становится заметно уже в «Войне миров», где немало конкретных технических предсказаний. В «Первых людях на Луне» Уэллс тоже достаточно подробно описывает конструкцию шара, доставившего его героев на ночное светило. Однако в этих книгах жюль-верновское живет рядом с уэллсовским «на условиях дополнительности». Положение меняется в романе «Когда спящий проснется». Здесь нет уже чего-либо, подобного марсианам или селенитам, зато в изобилии рассыпаны «чудеса техники XXI века». Далеко не все они являются плодом изобретательности самого Уэллса. Так, «самодвижущиеся платформы», заменившие в описанном Уэллсом Лондоне XXI века все виды городского транспорта, демонстрировались уже на Всемирной выставке в Париже. Правда, в том же преобразившемся Лондоне существует и весьма своеобразная форма «индивидуального транспорта» – человек садится на прикрепленную к наклонному канату крестовину и переносится с ее помощью с места на место, – но и это Уэллс не придумал, а подсмотрел, правда, на сей раз не на какой-либо выставке, а на сельском празднике: в Англии издавна существовал такой вид развлечений. А в трактате «Предвиденья» Уэллс, высказав несколько достаточно общих соображений об условиях материального существования в XX веке, за подробностями отослал читателя к незадолго до того вышедшей книге Джорджа Садерленда «Изобретения XX века». Нет, Уэллс, вопреки мнению своего друга Беннета, не был «большим Жюлем Верном, чем сам Жюль Верн», и если его тянуло изображать конкретные формы техники грядущего, то лишь потому, что и само грядущее ему хотелось показывать в конкретных социальных и политических формах. Даже приближаясь в чем-то к Жюлю Верну, Уэллс оставался самим собой. У Жюля Верна то или иное изобретение всегда делает одаренный одиночка, использует его в своих целях, – и вот уже положено начало приключенческому роману. В «жюль-верновских» романах Уэллса новые технические средства неизменно оказываются в руках государства, используются им в самых широких масштабах, и эти его книги иначе как социально-политическими не назовешь. Начиная с «Пищи богов» все его романы, появившиеся до первой мировой войны, имеют форму воспоминаний о давно минувших временах. Люди, живущие в счастливом и справедливом обществе, рассказывают о том, ценою каких страданий они завоевали новую жизнь. Утопия неизменно приходит после катастрофы, разрушившей старые установления. Люди будущего вспоминают прошлое с ужасом, а порой и с некоторым недоумением – уж очень оно было нелепым. Но сами по себе утопические времена упоминаются пока лишь мимоходом. «Современная утопия» целиком отвечала своему заглавию. Это была утопическая книга как таковая. В романах же утопическое – немногим более чем укор настоящему. Все это, если воспользоваться термином, принятым в нашей критике 50-х годов, «ближняя фантастика». А в подобной фантастике лучшего образца, чем Жюль Верн, просто нет. Самый зависимый от Жюля Верна (при всех, разумеется, оговорках) роман Уэллса «Война в воздухе» появился в 1908 году. Технических подробностей в нем хоть отбавляй, что, впрочем, никак не улучшило отношения автора к своему роману. Сказать, что он его как-то стеснялся, значило бы погрешить против истины. Но его только и радовало в этой книге то, что он писал ее каких-то четыре месяца, а заработал три тысячи. Когда же Беатриса Уэбб (с ней нам еще предстоит познакомиться) призналась ему, что «Война в воздухе» понравилась ей гораздо больше, чем «Тоно-Бенге», он ответил ей таким письмом, что эта дама, привыкшая отчитывать других, была поражена и решила, что Уэллс, должно быть, писал письмо в дурном настроении. Между тем «Война в воздухе» – роман совсем неплохой, а местами и очень занятный. К тому же Уэллс, подражая Жюлю Верну, своим тоже поступиться не пожелал, и значительная часть книги явно тяготеет к тем «приказчичьим романам», которые он писал начиная с «Колес фортуны». Главный герой книги Берт Смоллуэйс – простой паренек, перепробовавший уйму занятий. Он был и сторожем в галантерейной лавке, и рассыльным аптекаря, и у доктора служил, и газовщику помогал, и молочнику, и бог весть еще чем себе на жизнь зарабатывал, но ни одно из этих дел его не удовлетворяло. Он был сторонником прогресса и нашел себя, лишь поступив в велосипедную мастерскую, а потом сделавшись компаньоном этой, к сожалению, далекой от процветания, фирмы. Чего только не предпринимали компаньоны в надежде улучшить свое положение! Даже глухую собаку завели, чтобы потребовать компенсацию с первого же автомобилиста, который ее задавит. Подумывали и о курах. И все не в прок! Но Берт не унывал. Они с прогрессом были на короткой ноге. А когда он купил себе в рассрочку мотоцикл, можно было уже соревноваться с прогрессом и в скорости. Но Берт ошибся. Пока он гонял на своем мотоцикле, другие стали понемногу летать, и все заговорили о некоем мистере Баттеридже, бывшем владельце гостиницы в Кейптауне. Тот вроде бы изобрел, но скорее всего украл превосходный летательный аппарат тяжелее воздуха и, продемонстрировав его достоинства, недвусмысленно намекнул, что продаст его тому правительству, которое дороже заплатит. С этим-то Баттериджем и столкнула Берта судьба. К тому времени мотоцикл у него сгорел, фирма окончательно разорилась, и недавние капиталисты решили стать менестрелями – ходить по пляжу на модном курорте, петь песенки и собирать доброхотные подаяния. И тут-то начались у Берта настоящие приключения. Не успел новоявленный дуэт допеть свою первую песенку, как весь пляж заметил воздушный шар, которому никак не удавалось приземлиться. Разве мог Берт отказать людям в помощи? Едва шар коснулся земли, он залез на борт корзины и помог выбраться из нее какому-то усатому, свирепого вида человеку и потерявшей сознание дородной даме, но не предусмотрел возможных последствий. Лишившись такого основательного балласта, шар взвился в воздух, а с ним – и Берт. Сначала шар перенес его через Ла-Манш, а потом через Францию и Голландию, и так Берт улетел бы еще неизвестно куда, если бы в Германии его не сбили прямо над огромным полем, уставленным готовыми к отлету дирижаблями. И вот наш Берт Смоллуэйс предстал перед немецкими солдатами и офицерами в роли мистера Баттериджа, ибо свирепый человек, оставшийся где-то на английском пляже, был не кто иной, как мистер Баттеридж, а Берт, пока он пролетал над чужими странами, успел неплохо разобраться в бумагах и чертежах, лежавших в корзине. В Германии его давно ждали – Баттеридж, как выяснилось, вел переговоры с немцами. Конечно, его без труда разоблачили, но случилось это уже на борту дирижабля, направлявшегося во главе огромного воздушного флота бомбить Нью-Йорк. Берт нечаянно стал свидетелем начальной фазы войны, масштабов которой никто себе еще не представлял. Как выяснилось, все страны в глубокой тайне готовились к воздушной войне, и, начавшись, она сразу же стала мировой. В пределах досягаемости новых, невиданных по величине дирижаблей и авиеток, которые они несли на себе, оказались самые отдаленные пункты вражеских территорий, не было больше фронта и тыла, люди гибли по всей планете, разрушались заводы, пути сообщения, в городах начинался голод. Берт многое увидел своими глазами, но еще больше рассказал нам о причинах и ходе войны сам автор. «Война в воздухе» была для Уэллса не просто романом о возможных мировых катаклизмах. Он видел в этой книге еще один веский аргумент в пользу мирового государства, о котором впервые заговорил в «Предвиденьях». «Развитие науки изменило масштабы человеческой деятельности. Новые средства сообщения настолько сблизили людей в социальном, экономическом и географическом отношении, что… новое, более широкое, единение людей превратилось в жизненную необходимость». Но «государства начали вести себя, как плохо воспитанные люди в переполненном вагоне трамвая: действовать локтями, толкать друг друга, спорить и ссориться». На вооружение было растрачено колоссальное количество умственной и физической энергии. И борясь между собой, правительства привели мир ко всеобщей катастрофе. Победителей не оказалось. Экономика рухнула, мир одичал, и потребовалось много поколений, чтобы мало-помалу возродилась цивилизация. Берт до этих времен, конечно, не дожил. И семеро его детей тоже. И, само собой разумеется, – внуки. А может, и правнуки. Но жизнь у него сложилась неплохо. Он уцелел и вернулся в родные края, где первым делом пристрелил главаря банды, управлявшей округой, а потом, сообразив, что отныне ему считаться либо убийцей, либо политиком, сам стал во главе этой банды. Вел он себя, впрочем, неплохо. Он пахал землю, растил детей, отражал нападения грабителей и в положенный срок кончил свой век. В прогресс он отныне не то что не верил, а просто о нем не задумывался. Другие у него теперь были заботы… «Война в воздухе» в одном отношении поистине оказалась «ближней фантастикой». Когда несколько лет спустя, во время первой мировой войны, начались налеты немецких цеппелинов на Лондон, не один англичанин вспоминал, наверное, недавно прочитанный роман Уэллса. То, что автор «Войны в воздухе» отдал преимущество дирижаблям перед самолетами, никак не могло вызвать тогда удивления. Надо помнить, что первый полет братьев Райт в 1903 году имеет в истории авиации значение скорее символическое, нежели практическое. Их аппарат был еще очень несовершенен, и сами они далеко еще не достигли признания. По словам биографа этих изобретателей М. Чарнли, американские газеты заметили Райтов только во время полетов на аппарате модели 1908 года и, «читая газетные сообщения, все думали, что полеты 1908 года были первыми достижениями Райтов». Аэропланы военной поры тоже были еще очень несовершенны. Достаточно сказать, что за эти годы в результате аварий погибло намного больше самолетов, чем от огня противника. С начала XX века Уэллс все чаще задумывается о надвигающейся войне. В «Предвиденьях» он посвятил ей целый раздел, выступив как сторонник сравнительно небольших, но чрезвычайно мобильных и хорошо вооруженных воинских соединений, в которых каждый солдат имеет отличную техническую подготовку. Эта концепция Уэллса, начисто опровергнутая в ходе первой мировой войны, возродилась в 20–30-е годы в форме так называемой теории малых армий.