На крутых виражах - Иван Вишняков

- Держитесь, ребята! - вдруг слышу в наушниках голос Соболева. - С шестеркой иду к вам на помощь.

На предельной скорости пикируем за вражескими самолетами. Высота резко падает: 1500... 1000... 800... 600 метров. "Фоккеры" взмыли вертикально вверх, и мы на мгновение потеряли их из виду. Глаза будто застлала темная ночь, но в следующую секунду я снова увидел противника. Однако бить по нему не имело смысла: дальность - 800 метров - была великовата.

Опять отвесное пикирование, дистанция быстро сокращается: 400... 300... 200 метров, высота 800. Фашист рванул вверх и на миг будто замер в моем прицеле. Я дал очередь и, по-видимому, насмерть сразил пилота. В ту же секунду самолет словно завис над пропастью, затем перевернулся через крыло и грохнулся на шоссейную дорогу. Все это произошло на глазах у наших солдат и офицеров. Дальше вести бой противник отказался, а мы не смогли преследовать его потому, что горючее и снаряды уже были на исходе.

После такого напряженного и неравного боя - восемь Ла-5 против тридцати ФВ-190 - казалось, что летчики не смогут вылезти из своих кабин. Однако они выскакивали с такой проворностью, будто на свежие силы проводили тренировку.

- Вот что значит успешный бой! - восхищенно воскликнул подошедший ко мне заместитель командира полка по политчасти подполковник Ф. А. Кибаль. Хороших орлят вырастил, хвалю...

Возле самолетов сыпались шутки, раздавался смех. На расспросы, как работала в воздухе материальная часть, все пилоты отвечали: "Отлично!" Их оценка была большой наградой для техников, мотористов, оружейников и прибористов.

Технический состав приступил к заправке и осмотру машин, а я стал беседовать с летчиками, чтобы затем все суммировать и доложить командиру полка о результатах воздушного боя.

Командир звена Нестеренко сообщил, что во время первой атаки против шести "фокке-вульфов" Григорьев сбил одного из них. Следующая схватка закончилась безрезультатно, а самолет Бесчастного получил повреждение бронебойный снаряд покорежил лонжерон. Правую плоскость придется заменить.

Летчик Ткачев доложил, что в один из моментов боя он почувствовал удары в фюзеляж, но мотор продолжал работать хорошо, машина была послушна, поэтому в воздухе он не стал говорить мне об этом. После посадки Ткачев вместе с техником обнаружил пробоину на левой стороне стабилизатора. Эта сторона подлежит замене.

Итак, сбито три самолета противника (одного уничтожил Григорьев, двух я), во время штурмовки сожжено пять автомашин, убито не менее десятка гитлеровцев. Все самолеты вернулись организованно, звеньями. Результат боевой работы эскадрильи в этот день можно было бы считать отличным, если бы не повреждение двух самолетов.

Конечно, бой есть бой. Нет ничего удивительного в том, что чей-то самолет получит пробоины или даже будет сбит. Меня насторожило другое: поврежденными оказались машины Бесчастного и Ткачева, которые шли замыкающими в звеньях. Что это - случайность или результат недостаточной осмотрительности и взаимодействия в паре? С такого вопроса и начался разбор воздушного боя.

- Скажите, товарищ лейтенант, - обратился я к Ткачеву, - в какой момент вы почувствовали треск в фюзеляже во время боя?

Он встал и с присущей ему застенчивостью ответил:

- Я чуть повернул вправо от Чечулина, чтобы дать очередь по "фоккеру". Смотрю: справа и слева от меня летят трассирующие снаряды, я резко ввел свой самолет в левый разворот и в этот момент услышал треск в фюзеляже...

Летчик с минуту помолчал, затем виновато добавил:

- Признаюсь, товарищ командир, если бы не ваш стремительный маневр, видимо, "фоккер" сбил бы меня...

- Почему не доложили по радио Чечулину, что были в выгодном положении для атаки немецкого истребителя? - снова спросил я.

- Виноват, - ответил Ткачев. - Теперь понял, что так делать нельзя.

Причина повреждения самолета Ткачева стала для меня понятной. Летчик нарушил взаимодействие в бою, бросившись без разрешения командира в атаку, поставил под угрозу себя и Чечулина. Ткачев был бы сбит, если бы не мой маневр вправо, который обеспечил летчику выход из-под удара "фокке-вульфа" и дал возможность быстро подстроиться к Чечулину.

Повреждение самолета Бесчастного объяснялось еще проще: здесь сказалась излишняя беспечность, недостаточная осмотрительность. В один из моментов боя его и Григорьева атаковали два ФВ-190, которые зашли им в хвост. Бесчастного спасло лишь то, что немецкий истребитель стрелял с большой дистанции. Заметив справа трассы снарядов, наш летчик резко ввел свой самолет в правый разворот и сразу же сообщил об этом по радио Григорьеву. Тот довернул вправо и открыл заградительный огонь.

Внимательно выслушав Ткачева и Бесчастного, я предупредил того и другого, чтобы они не допускали подобных оплошностей. Затем по-дружески добавил:

- Поймите меня правильно, ребята: могли бы произойти два нелепых случая. В первом Леонида Ткачева спас я, во втором Володю Бесчастного Григорьев. Но и сам Григорьев виноват в том, что, потеряв бдительность, позволил "фоккерам" зайти в хвост ведомому. Нельзя забывать, что противник еще силен и активен. Драться с ним надо не только храбро, но и умело.

Закончив разбор воздушного боя, я невольно подумал, что в общем-то хорошее прибыло пополнение.

* * *

Говорят, что время залечивает раны. Это, конечно, так, однако от иной раны навсегда остается неизгладимый след. Нет-нет да и защемит сердце, когда вспомню 24 июля 1944 года. Этот день был траурным не только для меня, но и для всего личного состава полка: с боевого задания не вернулся любимец части, коммунист младший лейтенант Юрий Петрович Иванов. Несмотря на молодость, он уже имел на своем счету пять уничтоженных самолетов противника.

Печальный случай произошел вскоре после освобождения Идрицы. Враг любой ценой пытался удержать опорные пункты Резекне и Даугавпилс. Захватив их, войска 2-го Прибалтийского фронта кратчайшим путем выходили к Риге.

Обстановка в воздухе тоже накалилась до предела. Противник, видимо, подбросил свежие резервы. Его авиация начала действовать группами по 12-18 самолетов.

В первой половине дня 24 июля звено Нестеренко в составе четырех Ла-5 вылетело на сопровождение штурмовиков, которые должны были нанести удар по войскам противника северо-восточнее Даугавпилса. Местность здесь сильно заболочена, изрезана множеством небольших рек и озер.

В районе цели на звено Нестеренко внезапно напала восьмерка вражеских истребителей. Завязался ожесточенный бой. Взаимодействуя со штурмовиками, наши "ястребки" отбили первую атаку. Но потом они все же оказались отсеченными от "илов". Бой между нашими и фашистскими истребителями закипел с новой силой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});