Непутевая - Лиза Альтер

Всю неделю шел снег, а потом в середине ночи нас снова разбудили своим ревом проклятые снегоходы. Мы прильнули к окну: сделав несколько кругов вокруг флигеля, они помчались вниз по лугу, но каждый раз, подъезжая к ловушке, сворачивали в сторону. Все, кроме меня, разочарованно вздыхали. Они сделали большой круг и снова помчались к ловушке. Первая машина, вторая, третья… Но водителю четвертой не повезло. Он зигзагами спускался по лугу, наклоняясь, как лыжник-профессионал, на все лады, — как когда-то Клем на своем «харлее». Неожиданно земля под ним провалилась, водитель отлетел в сторону, и из ямы вырвался сноп огня. Эдди восторженно вскрикнула. Мона ахнула. Мы оцепенело смотрели, как ревущее пламя швыряло снег во все стороны. Водитель покатился по склону.

— Ну что? — дрожа от ужаса, спросила я нашего фельдмаршала.

— Нужно «помочь», — ненормально улыбаясь, ответила Эдди.

Мы набросили парки, надели лыжные ботинки и поехали к яме. Огонь догорал. Все снегоходы сгрудились в кучу. Водители стояли, глядя на сгоревшую машину, и качали головами. К счастью, огонь уничтожил все палки и ветки, и из ямы торчал только обуглившийся каркас «Сноу Кэт».

— Ради Бога, что случилось? — спросила Эдди.

— Не знаю, — промямлил кто-то. — Он, похоже, не заметил эту чертову яму.

— Мы можем чем-нибудь помочь? — поинтересовалась Мона.

— По-моему, ему уже никто не поможет, — сурово сказал другой водитель.

Мы с Эдди съехали к подножию холма. Несчастная жертва — Рони — лежал без шлема в снегу. Рядом на корточках сидел Айра. Забрало было поднято, и я увидела разрумянившиеся высокие скулы и трепещущие ноздри. Мы слегка улыбнулись друг другу.

— Я-то в порядке, — прорычал Рони, — но вот вы… Не знаю, как вы расплатитесь за мою машину. — Я тут же представила, что нас разоблачили, и была готова раскаяться, но Эдди опередила меня:

— Ну что вы, нам бы и в голову не пришло платить за вас.

— Вы не повесили предупреждение! Вам придется купить мне новую!

— В жизни не слышала ничего глупей! Разве вы не нарушили границы частного владения? Не подняли нас среди ночи грохотом своих… газонокосилок? Да еще были настолько глупы, что угодили в яму!

— Боже всемогущий! Женщина! Мы катались по этому лугу тысячи лет! Это лучшие снегоходы в стране. Вы не имеете права огораживать эти места!

— Имеем, черт побери! — Эдди повернулась и стала «елочкой» подниматься на холм. Мы с Айрой переглянулись и пожали плечами. Потом я вздохнула и последовала за ней. Наверное, со стороны мы походили на больных артритом фламинго.

— Увидимся в суде, — крикнул Рони.

Снегопад не унимался. Нам приходилось почти все время торчать в доме. Атмосфера накалялась. Мы со страхом ждали, что новенького предпримут наши враги. Враги… А мы собирались подружиться с жителями Старкс-Бога и наставить их на путь истинный. Кроме того, нам было просто не о чем говорить. За несколько недель, проведенных около плиты, мы переговорили обо всем на свете. Услышали подробное описание извлечения утробного плода из матки Моны; Эдди, запинаясь, рассказала о том, как ее мать стала проституткой и приводила клиентов прямо домой; Этель поведала свои детские обиды: ее за высокий рост в школе дразнили «Голиафом». Чтобы казаться меньше, она стала сутулиться и искривила свой позвоночник. А когда ее мучители подросли, ее стали дразнить за сутулость. «Этель-обезьяна» сменила «Голиафа».

Мы пришли к единодушному мнению: что бы с нами ни происходило, мы не были виноваты. Мы — только жертвы эксплуататорского общества, исправить которое нам предназначено судьбой. Сейчас мы находимся на пути освобождения из социального тюремного заключения, осознаем свои добродетели и так далее.

Каждая из нас занялась своим хобби. Лаверна уединилась в спальне со своим вибратором, наполняя весь дом воплями экстаза; свет в кухне то вспыхивал, то тускнел, а счет за электричество вырос на пять процентов.

Я вышивала уже девятую занавеску. Эдди сидела в углу над гончарным кругом и воплощала свои замыслы в изготовлении посуды. В тот день она лепила большую супницу. За окном хлопьями падал снег, а у огня было очень уютно.

Мона и Этель в гостиной занимались тоэквандо, которому научились на курсах репортеров в Бостоне. Хрюканье и неприятный грохот падающих тел смешались со стонами и визгом Лаверны и превращали флигель в средневековую камеру пыток.

— Чем вы занимались с Лаверной, когда мы уходили заготавливать дрова? — неожиданно спросила Эдди, окуная пальцы в миску с водой и нажимая ногой на педаль.

— Ничем особенным. Я варила, убирала, а она слонялась и делала вид, что помогает.

— Голову даю на отсечение!

Я воткнула иголку в подол и удивленно посмотрела на нее.

— Она пробовала его на тебе?

— О чем ты?

— Об этом приборе. Пластмассовом фаллосе.

— Я его даже не видела. Какая муха тебя укусила?

— Я знаю, ты бы хотела сейчас быть с ней. Не думай, что я не замечаю, как вы поглядываете друг на друга, — разглаживая глину пальцами и не глядя на меня, продолжала она.

— Эдди! Ты ошибаешься! Если бы я захотела сменить любовника, это уж точно была бы не жен… — Я осеклась, но было поздно.

— Не женщина? Я так и знала! Вот ты и проговорилась! К кому ты ездишь в город, Джинни? Кто из этих жеребцов оседлал тебя? Не ври, что ничего не было. Я была в клинике, а ты — неизвестно где, вместо того чтобы работать.

Я вспыхнула и виновато отвела взгляд. Она действительно разоблачила меня. В прошлом месяце я несколько раз предавала Эдди. Дело в том, что, отправляясь в город, я брала с собой сэндвичи — хлеб с густым слоем соевого масла. Но я ненавидела сою. Наши банки с запасами сои превращались в террариум с насекомыми; и я во время обеда тайком пробиралась в магазин, покупала франко-американские спагетти и жадно поедала их, выбрасывая пустые банки вместе с ненавистными сэндвичами. Я молчала, не в силах признаться.

— Не думай, что я не заметила улыбочки, которую ты подарила тому мерзавцу, чей друг угробил на нашем лугу свою машину.

— Я видела его в городе, — машинально пытаясь воткнуть иголку в подол, пробормотала я. — И улыбнулась из вежливости.

— Ну конечно! И как это называется, Джинни? После стольких месяцев нашей любви?

— Хватит! — Я решительно воткнула иголку в подол. — С меня хватит! Я тебя бросаю.

— Ну нет, — заявила Эдди. — Не ты! Это я бросаю тебя! — Она встала.

Я тоже вскочила.

— Нет, я! Я первая об этом сказала! — И бросилась к двери.

Я почувствовала острую боль в голове и услышала, как что-то рядом со мной упало на пол и вдребезги разбилось. Чтобы не упасть, я прислонилась к дверному косяку, дотронулась до лба и с ужасом увидела на руке кровь.

— Будь ты проклята, Джинни! — прошипела Эдди. — Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю. Чертова сучка!

Она подошла ко мне и закричала:

— О Боже! Я убила ее! Джинни! Что я натворила!

Но рана оказалась пустячной.

— С тобой что-то случилось, Эдди, — сказала я. — Обрати на себя внимание. Твоя ревность совершенно беспочвенна.

— Может быть, — угрюмо ответила она. — Но я чувствую, что причина есть. Если что-то и случилось, то не со мной. Я так уверена в том, что ты хочешь мне изменить, будто ты сама об этом мне сказала.

Я вздохнула.

— Эдди, ты всегда утверждала, что нужно выслушать аргументы обеих сторон, а не хвататься за лежащее на поверхности. Ты почему-то уверена, что я разлюбила тебя, а я знаю, что это не так. Кто прав?

— Я, потому что знаю, что права!

— И я знаю, что права. Как быть? — Я склонилась над своей вышивкой, а Эдди о чем-то надолго задумалась.

— Как вы думаете, в какой момент люди перестают просто жить вместе, а становятся коммуной? — спросила она за ужином. Я равнодушно пожала плечами, не отрывая от заплывшего глаза повязку со льдом.

— Меня больше не устраивает такая жизнь, — продолжала Эдди. — Мы сведем друг друга с ума.

— Ты права, — вздохнула Мона. — Это очень ограниченное существование.

— Верно, — подтвердила я. — Нужно что-то предпринять. Но что? Мы уже пробовали…

— Поехать в центр — это чепуха, — презрительно фыркнула Эдди. — Я думала об этом весь день. И знаете, что придумала? Здесь, на ферме Свободы, мы создадим коммуну женщин третьего мира! Купим землю, соберем группу чернокожих, пуэрториканок, индианок, построим дома… Спланируем все таким образом, чтобы каждый был одновременно один и со всеми. Построим мастерские, купим гончарные круги, деревообрабатывающие станки и все такое! Мы облагородим эти места! Будем работать все вместе и станем финансово самостоятельными за счет продажи кленового сахара, яблочного сидра и овощей. Для горожан, приезжающих с семьями в отпуск, установим льготы. Мы докажем здесь, в Старкс-Боге, в Вермонте, что самые разные женщины могут жить в мире и согласии, а если кто-то живет иначе — пусть пеняет на сволочей-мужчин, которые ими управляют!