Пилот Хаоса - Чарльз Ингрид

Палатон усмехнулся.

– Думаю, мы и так достаточно связаны.

– Нет… я хочу сказать, тебе надо узнать, как отделиться от него, как избежать полного истощения друг друга. Как защитить себя. Связь с Братьями – это постепенная процедура. Ты и Рэнд естественным образом поддерживаете друг друга. А теперь ты должен научиться прекратить отдавать силы.

Он устало глотнул остывающий брен.

– Для этого у нас еще хватит времени. А теперь… мальчику плохо. Это душевное потрясение. Рэнд должен найти его.

– Знаю, – ответила Грасет и вышла, оставив его в обществе множества книг и картин, изображающих Чо – картины от времени потрескались, но виды на них остались такими же ясными, как при их написании.

Рэнд спал плохо. Его тело ныло, лицо горело. Воды осталось совсем немного. Какие-то насекомые гудели над ухом и вгрызались в землю с раздражающим постоянством. Наконец он впал в почти бессознательное состояние и погрузился в черный неотвратимый сон.

Палатон мгновенно очнулся и схватился за подлокотник кресла, чтобы удержаться в нем. Его мозг затопили образы, посылаемые Рэндом – причем далекие от реальной жизни.

Паншинеа, спускающийся на Скорбь, держит под руку Риндалана. Император под охраной, явившийся защитить позиции своих представителей в Чертогах Союза. Враги, ждущие его. Торжествующее посольство абдреликов. Чо в панике, оставшаяся без императора и без наследника. Небесный дом, замышляющий нападение на Звездный дом.

Скорбь с ее кристаллическими реками и ручьями, расстилающаяся перед Паншинеа. Император останавливается перед мемориалом у Чертогов – и плачет. Как и непреклонный Риндалан. И, как мольба к Вездесущему Богу, имя Палатона срывается с губ императора.

Палатон хорошо знал Чертоги, знал императора – и знал, что Рэнду об этом неизвестно.

Однако то, что он видел, не было воспоминанием.

Предвидение. Мальчик явно предвидел то, что сейчас пригрезилось Палатону.

Даже Палатон не обладал таким даром, кроме неясного предчувствия. Какую же преграду они прорвали, наделив человека даром чоя?

Если это предвидение справедливо, Паншинеа грозит свержение, и он встретит его с именем Палатона на устах.

Палатон поднялся. Его тело неожиданно окрепло, и он выпрямился. Он разыскал спальню Грасет и разбудил ее, почти стащив с постели.

– Мне нужен корабль и пилот.

Ее лицо было помятым от сна, и все, что она пробормотала, было:

– В верхней школе их полно. В порту должно быть несколько кораблей.

Потом, осознав важность его плана, она принялась возражать:

– Это смерть и для тебя, и для человека.

– Этого не может быть.

Грасет покачала головой.

– Я не знаю, как тебе удастся пересечь Хаос в таком состоянии. Твой бахдар, душа – у тебя почти ничего не осталось. И Рэнд нуждается хоть в какой-то поддержке.

Его голоса напряглись.

– Я должен оказаться в двух местах одновременно – у меня нет выбора. Моя планета и мой Брат зовут меня.

Грасет не стала долго спорить. Она крепко стиснула его руки и произнесла:

– Школа должна за многое просить прощения. Если ты не сможешь вернуться… вспоминай нас добром.

Выросший без отца, имеющий весьма туманное происхождение, он никогда не смог бы узнать всех своих возможностей. Но теперь они лежали перед ним, как на блюде. Он направлялся к своей судьбе, какой бы она ни была. Палатон ответил на ее пожатие, прежде чем повернуться к ждущему тезару.

– Ты из Голубой Гряды? – спросил он, поскольку чоя был облачен в простой летный костюм.

Чоя усмехнулся.

– Из школы Соляных Утесов.

Палатон пробормотал «тоже неплохо» и направился к двухместной капсуле.

ГНаск наблюдал, как атакующее звено кораблей поднялось с базы. Черный бархат космоса хорошо очерчивает их серебристые силуэты, думал он. Он вытер рукавом уголок рта, подбирая струйку слюны. Эти чоя никогда не узнают, что с ними случилось. Развалин будет достаточно, чтобы подтвердить его слова – осколков, останков скелетов, и, вероятно, показаний из уст выживших счастливчиков. К чоя никогда уже не будут относиться с таким уважением, каким бы влиятельным народом они ни были.

Он, ГНаск, позаботится об этом.

Конечно, ему предстоит порвать с тем человеком, но расстаться по-хорошему. Постоянный скулеж, жалобы стали раздражать его. «Помогите мне, помогите нам…» – вероятно, этот человек даже не может понять, какое отвращение испытывает к нему ГНаск. Люди – это народ, который своими руками уничтожил собственную планету, почти безнадежно загрязнил воды. Люди заслуживают того, чтобы их стерли с лица Земли.

Он настроил экран, чтобы не пропустить этого зрелища – своего флота, влетающего в Хаос.

Рэнд проснулся с колотящимся сердцем. Он вскочил на ноги в свете двух серебристых дисков, повисших низко над землей, и испустил жалобный крик.

Ответ пришел откуда-то издалека, он был слабым, но понятным.

«Я здесь».

– Не оставляй меня! – взмолился Рэнд. Он схватился рукой за шершавую кору дерева, чтобы удержаться.

Палатон только повторял, как будто шепотом: «Я здесь».

Рэнд не мог вернуть его, оставалось только смириться. Но когда тени затуманили его зрение, а слух ослабел, он испытал острый страх. Справится ли он? Он не одинок… но будет ли этого достаточно?

Алекса проснулась и беспокойно поднялась, глядя на тусклые краски предрассветного неба. Сны о грязной воде и тяжелых телах, скольжении по складчатой коже, поисках отвратительных существ в иле, а затем чавкающие звуки при их пожирании преследовали ее.

Она прошла в туалет, сунула пальцы поглубже в горло и вызвала рвоту. Ее вырвало только желчью. Если бы она что-нибудь ела, в желудке остались бы остатки. Но она знала, что ничего не ела.

Она приложила лицо к прохладному кафелю стены. Она была зла и знала это. В ее голове появлялись мысли, которые она никогда бы не смогла доверить кому-нибудь, а меньше всего тем, кто любил ее. Она подняла голову и всмотрелась в покрытую серебром пластинку прозрачного пластика, служившую зеркалом.

Снаружи она человек, но внутри копошится отвратительный, скользкий зародыш зла. Неважно, кто любит ее. Неважно, кто обнимает ее по ночам. Она стремилась к невинности Рэнда, искры которой пробивали любую черноту, как маяк, и когда потерпела поражение, поняла, что Беван, который часто любил ее, стоит на грани между добром и злом. И ни его тихий шепот, ни смятение страсти, ни согревающие объятия не спасут ее.

Ей необходимо вернуться домой. Ей необходимо найти свою вторую половину, какой бы она ни была. Алекса вышла из туалета, нашарила дрожащей рукой голубую форму, сбросила шлепанцы и начала одеваться. Ее что-то подгоняло. Ей надо быть одетой, готовой уйти подальше отсюда.

Под прикрытием сумерек раннего рассвета и густых теней она покинула корпус.

Она оказалась за воротами, рядом с обтесанными глыбами гранита, как вдруг с воем приблизились атакующие корабли, серебристая обшивка которых раскалилась от трения о воздух. Они спикировали на школу. Алекса побежала – дальше, как можно дальше от предсмертных воплей и огня.

Ее ноги дрожали от пережитого налета и от желания увидеть спасителя – она знала, что он придет. Она протянула руки к небу и принялась горячо молиться за свою общность и единообразие с абдреликом, ждущем ее, и оставалась в такой позе до тех пор, пока с неба не спустилась лестница.

Как только темнота рассеялась, Рэнд был в санях. Он перекусил на ходу, следуя по пересеченной местности, носившей следы усилий заритов укротить ее. На горизонте показался порт Аризара, огни которого светились приветливо, как маяк. Рэнд не знал, поднялся ли Беван так же рано, но он наблюдал за его аурой, светящейся в предрассветном тумане. Рэнд не знал, что станет делать, если вновь настигнет Бевана – теперь, оставшись без помощи Палатона. Пойдет ли Беван с ним? Или они уничтожат друг друга? Но эта мысль показалась невозможной.

Как только он выкинул остатки завтрака на землю и вытер руку о штанину, небеса разверзлись и пролились смертельным огнем.

Он отвел сани подальше от дороги, но сам не отрываясь смотрел на страшное зрелище. Он думал об охранниках, которыми угрожал Бри-ад, но увидев стройные серебристые силуэты на фоне неба понял, что атаку начали космические корабли. Что-то или кто-то навлек на Аризар смерть.

Его сердце готово было выскочить из груди, когда он понял, что главная цель кораблей – позади него, в горах. Его глаза затуманились от печали по Алексе и Клео, Грасет и другим курсантам, по забавному садовнику-зариту и всем другим, кого он не успел предупредить.

Слава Богу, Палатон спасся.

Корабли с диким воплем пролетали над головой. Рэнд вскочил в машину и заставил двигатель прибавить ходу, нагоняя тени стремительных кораблей, бегущие по земле.

В Чертогах Союза наступило лето. Деревья согнулись под тяжестью цветов и созревающих плодов, которые уже начали опадать на дорожки. Воздух стал удушливым, надвигалась гроза. Риндалан запыхтел, и Паншинеа приостановился.