04-Версии истории (Сборник) - Сергей Абрамов

Да и не сидеть же Смотрителю рядом с объектом два с лихом десятилетия!..

Второй вариант. Не допускать никакого позора…

(тем более что о притязаниях актера Шекспира на роль Великого Барда в воспоминаниях его (Барда, а не актера) современников — ни слова)…

и внушить Уиллу (та же менто-коррекция) запрет на… на что?., на всякие public relations драматургических проектов, созданных под влиянием графа-умельца. То есть задать ему такой алгоритм действий: сочинил, выбросил из головы мечты о славе, принес сочиненное в театр… А остальное — забота Смотрителя, то есть графа. Если кратко, то под остальным следует понимать рождение, культивирование и раскрутку мифа о Потрясающем Копьем.

По мысли Смотрителя, второй вариант сегодня был оптимальным. И для его героя, то есть Уилла, и для его создателя, то есть графа Монферье.

Но оптимальный не значит лучший. Поживем — увидим…

Но Уилл не умел просчитать варианты. Уилл не умел и смириться с тем, что он пишущий и он наслаждающийся жизнью в остальное, свободное от обретенного творчества время не суть один человек. Ну обидно стало мужику! И он рванулся к спасительному подоконнику, уцепил пальцами еще пригодное к работе перо, яростно обмакнул его в чернила и… И — ничего! Как замер над листом, так и сидел, замерев, минут пять (хватило терпения!), а потом поднял на Смотрителя глаза, полные совершенно не мужских слез, и произнес потерянно:

— Я не могу…

Смотритель не стал щадить подопечного.

— Я же говорил тебе, — жестко сказал он. Убежденно считал: глупо утешать бредущего по пустыне явлением миража с пальмами и фонтаном. — Я же говорил тебе, — повторил с нажимом, — что первое время ты сможешь творить только тогда, когда я буду рядом…

— Ты же рядом! — отчаянно перебил его Уилл.

— Когда я буду в твоей голове, — поправился Смотритель.

— И сколько это — первое время?

— Не знаю. Может, год… Может, больше… Потерпи, Уилл.

Убей меня, но я не понимаю, как ты это делаешь! Это тайна величайшая… Но вот чего я боюсь: ты же знаешь, что бывает с людьми, которые уличены в колдовстве…

Попытка шантажа? Любопытный поворот сюжета. Неужто юноша Шекспир хуже, чем полагал Смотритель? Подлее, например. Или мстительнее…

— А ты расскажи обо мне, — недобро усмехнулся Смотри тель. — Вон собор Святого Павла… — Он кивнул на окно, за которым, однако, никакого собора видно не было, далековато он располагался от дома Уилла. — Пойди к настоятелю и ра скажи: так, мол, и так, есть здесь один граф из Франции, который адским колдовством своим заставляет меня писать отличные пьесы для театра. Тебе, допустим, поверят. Даже что отличные — поверят. Только вряд ли качество пьес сыграет хоть какую-то роль. Время католических костров, как мы вспоминали, в просвещенной Англии закончилось, но время-то протестантских еще тянется, если иметь в виду любимое занятие церковников — охоту на ведьм. Мы с тобой неплохо будем смотреться бок о бок на горящей поленнице…

— Что ты такое несешь, Франсуа! — вскричал (другого, менее банального, слова и не подобрать!) Уилл. — Я не предатель!.. — замолчал, уставился в стену мимо Смотрителя, что-то пытался там высмотреть. Может, отблеск костра… А может, складывал очередные слова в очередные фразы — в уме. И сложил наконец: — Я ж все понимаю, Франсуа. Ты даришь мне возможность радости, потому что я теперь точно знаю: красиво складывать слова во фразы, чтобы они пели, смеялись, негодовали, кричали, плакали… да не перечислить всего!., это — сумасшедшая радость для меня. Я так чувствую, что сумасшедшая, потому что, когда писал, мне казалось: все, схожу с ума… Твой дар… не хочу даже думать, откуда он!., твой дар подарил мне мой дар. Спасибо за него Господу и тебе, Франсуа. Пусть этот дар останется со мной. Я потерплю, сколько надо. Мне очень не хочется терять его… А слава… Да что с нее взять? Деньги? Их почти не платят авторам, а что платят — на то не проживешь по-человечески. Аплодисменты? Так они — актерам. На улице узнавать станут? Ох, да меня и без того узнают, особенно — женщины… Только один вопрос, Франсуа, ответь. Я буду отдавать написанное Бербеджу, это понятно. А что я ему должен говорить? Кого мы назовем автором?

Наконец-то разумный вопрос. И вовремя.

— Как ты думаешь — кого?

Шекспир замялся.

— Если мне вес равно никто не поверит, будто автор — я, то, может, сыграть в открытую?

— Это как?

Смотритель понял Уилла, но нарочно переспросил: хотел услышать ответ именно от него. Даже не ответ — решение. Вступление к Мифу.

— Давай сыграем в игру со всем светом. Давай устроим так, что автор вроде есть, вроде я его знаю, но вроде и не знаю, а лишь прикидываюсь, что знаю, а всем говорю, что не знаю. И все мне не верят. Не верят, что знаю, и не верят, что не знаю.

Очень круто завернул.

— А попроще — никак? — полюбопытствовал Смотритель.

— Попроще? Можно. Давай назовем автора моим именем, но не совсем моим. Будто бы он — я, но и не я, потому что другое имя. Говорю же: игра.

— Какое имя?

— Мое. Шекспир. Но напишем не как оно у меня пишется, а как Потрясающий Копьем.[2] Согласись: красиво.

— Соглашусь. Красиво, — сказал Смотритель, несколько потрясенный. Не копьем, конечно, но очередным естественным совпадением реальности и Мифа. — И это будет наша с тобой игра. Мы одурачим и Англию, и Францию, и весь мир — на сотни лет вперед!

— При чем здесь Франция и весь мир? — удивился Уилл. — Я про Лондон…

— Твое дело — писать пьесы, а Лондон — это уж я беру на себя. Зуб даю: Лондон у нас встанет вверх тормашками.

— Хочу посмотреть, — счастливо засмеялся Уилл. — А когда ты позволишь мне продолжить «Укрощение строптивой»?

— Завтра, друг мой. Завтра с утра. А пока пойдем-ка мы в хороший трактир, ну, например, в «Утку и сливу», и поедим как следует. Пожалуй, пообедаем уже, поскольку завтракать — поздновато. Пойдем, пойдем, не смотри на корзину голодным взором. У тебя вон даже стола нет. Не на коленях же нам тарелки держать.

— Тарелок у меня тоже нет, — сообщил Уилл.

— Тем более, — сказал Смотритель. — Помоги мне надеть эту сбрую… — он пнул носком башмака джеркин и золотую цепь на полу, — и — в путь.

4

Воспоминания — чудесный жанр! Они отвлекают вспоминающего от окружающей его действительности…

(приятной-неприятной, плохой-хорошей, богатой-бедной)…

и уводят в любое место и любое время — какое кому хочется, какое душа просит. Или какое более всего подходит к тому месту и тому времени, в коих и возникла вдруг необходимость (или потребность) вспомнить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});