Частное расследование - Фридрих Незнанский

— Я буду краток, Александр Борисович, — сказал Сергей. — Сначала «археологи» и интерес вокруг могилы С. А. Грамовой. Тут пусто. Тишина. Никто не проявлялся. Ни Грамов, ни жена нимало никого не чешут. Администрация на кладбище могилы привела в порядок, пустые закопали, разумеется, — да вот и все. Волны никто не поднимал. И никакой огласки: словно так и надо.

— Ну это естественно: кому ж нужна огласка!

— Так. Далее. Здесь можно списком: Чудных, Невельский, Суханова, Иванников… Таких людей в Москве не существует.

— Что? Не понял. Ты ж сам раскопал, что майор Невельский въехал в квартиру Грамова и там прописан?

— Был. Но больше нет. Выбыл. Квартира на балансе Мосгорсо. Свободна. И пуста, как говорят соседи.

— Причина? Почему он выбыл? Куда он выбыл, выписался?

— Причина — смерть. Погиб. Так по бумагам.

— Суханова, соседка, из пятьдесят первой квартиры?

— Находится на излечении — официальная версия.

— Где?

— В Новосибирске-43, в закрытом госпитале Третьего управления Минздрава. Но это сведения лишь агентурные, свой источник есть у меня. А официально — выписалась из квартиры в «связи с переводом на гособеспечение по инвалидности.

— А что с ней?

— Выяснить не удалось.

— Иванников?

— Без вести пропал. Его родителям под Омск так отписали. Я с ними говорил по телефону, дескать, я из Библиотеки Ленина, а Анатолий Захарович много книг взял, пользуясь служебным положением, да и не сдал. Они сказали: все вопросы — на Лубянку. Его не признают ни мертвым, ни живым. И за кордоном вроде он пока не объявлялся.

— Когда пропал?

— В конце октября — начале ноября.

— Так, а Чудных?

— Он тоже отовсюду вычеркнут.

— Погиб?

— Нет, жив-здоров.

— А где живет?

— На площади Дзержинского. Во внутренней тюрьме Лубянки.

— Здорово!

— Как есть, так есть. Остался только генерал Шабашин.

— А он-то как?

— С ним все нормально, вы не беспокойтесь. Но, сами понимаете, начальник Центрального координационного совета Министерства безопасности, первый зам Сомова. Домашний адрес, телефон… Надеюсь, это ясно?

— Это — да. Понятно.

— Что дальше, Александр Борисович?

— А дальше, к сожалению, — стоп. Что ж, будем думать.

— Думайте.

Да. Все концы внезапно обрывались.

Оставалось только два варианта: выйти на старого знакомого, друга можно сказать, полковника Пономарева Валерия Сергеевича, сейчас уже, наверно, генерал-майора, и через него попытаться выяснить судьбу раскиданных какой-то дьявольской волной «смежников», имевших касательство…

Второй вариант: попробовать разработать Навроде. Но как? Что его спросить? Непонятно!

Нет-нет! Сначала Пономарев. Пономарева можно попросить помочь. Он поймет и поможет. Если сможет. В отличие от Навроде он знает, что нужно спросить Пономарева: перечислить фамилии и сказать: «Валерий Сергеевич, что случилось с этими людьми на самом деле? Мне лично это очень важно знать».

— Саша!

— Костя?!

Далекий голос Меркулова в телефонной трубке был слаб, еле различим.

— Ты разгадал мою загадку-то?

— Да, разгадал.

— А ну, скажи отгадку, проверю: верно ли?

— Алкаш другим добра не пожелает.

— Да. Верно. Я это и имел в виду. Пить надо меньше. Надо меньше пить. Как у тебя настроение? Холодно в Москве?

— Нет, грязь, слякотно.

— Знаешь, чего я тебе посоветую:*ты ведь еще в отпуске?

— В отпуске.

— Брось все к чертовой матери и уезжай ты из Москвы. Знаешь, как у Бродского:

Если выпало в империи родиться,Лучше жить в провинции, у моря…

Это был шифр. На языке, понятном только им двоим, эта цитата означала: «Дело крайне худо, надо немедленно уйти в тень. Опасность очевидная и неминуемая».

— Да я ж недавно у моря был, Костя. Там тоже не сладко.

— Ну, смотри. А то, может, сюда? Прилетай в Ташкент, я тебя выловлю здесь. В горы сгоняем.

— Это неплохо бы. Только вот с ерундой одной здесь разщу, переглажу, перекрашу, а тут глядишь: жизнь-то и кончилась.

Это было уже прямое и не допускающее разночтений предупреждение.

— Я смерти не боюсь.

— Бывают вещи хуже смерти: рутина, отупение. Давай в Ташкент, пошли все к черту…

— Я постараюсь.

— Жду!

И Меркулов повесил трубку.

Как это так у него получается, подумал Турецкий, что он там, в Узбекистане, лучше разбирается в моих делах, чем я сам?

И сам же ответил себе: много думает.

15

Иванников — Невельскому

РАПОРТ (передан по линии закрытой радиофаксимильной связи)

В соответствии с Вашим приказом от 11.10.92; 02.12, докладываю Вам дальнейший план наших действий.

Стратегическая задача, стоящая перед нами, состоит в разделении объектов, а именно М.А. и А.А.Грамовых с А. Б. Турецким, возможно, посредством прямой санации последнего во избежание утечки информации, а также с целью гарантированного прекращения дела о самоубийстве О. А. и Н. Ю. Грамовых.

В этом плане мы будем исходить из обстоятельств, представляемых нам действительностью. Как я уже докладывал Вам вчера, нашими объектами был посещен ресторан «Бармалей». При этом посещении, как сообщил нам обслуживавший их официант, наш штатный сотрудник прапорщик Кахно Ю. В., А. А. Грамовой и собакой А. Б. Турецкого по кличке Рагдай было употреблено в пищу большое количество пирожных (более 10 штук), закупаемых администрацией «Бармалея» у кооператива «Абзац». По информации, предоставленной нам официантом прапорщиком Ках-но Ю. В., употребление этих кооперативных пирожных детьми неизменно вызывает у последних на следующий день тяжелое, но кратковременное заболевание. Таким образом, основываясь на информации, полученной от официанта, госпитализация А. А. Грамовой через несколько часов — дело неизбежное.

Очевидно, что А. Б. Турецкий будет сопровождать свою пассию с внезапно заболевшим ребенком в больницу.

Зная заранее об этом неминуемом событии, мы предпримем ряд мер с целью организации доставки девочки в нужную нам клинику и, далее, для подготовки там распределенной засады с целью санации А. Б. Турецкого, что чрезвычайно удобно произвести именно на территории лечебного учреждения, действуя, например, по классической, отработанной с пятидесятых годов схеме:

а) индуцирование сильного волнения объекта, легкий обморок;

б) оказание объекту неотложной медицинской помощи;

в) потеря объектом сознания;

г) интенсивная терапия, реанимация объекта;

д) смерть объекта от сердечной недостаточности.

(Обращаю Ваше внимание, что работа по данной схеме

возможна как с использованием психотрона, так и без него, обычными химическими и психохимическими средствами.)

Далее, избавившись от А. Б. Турецкого вышеуказанным способом, мы имеем все шансы сегодня же вечером довести ослабленные пережитым объекты до логического конца, используя исключительно «Витамин С».

Я крепко надеюсь, Альберт Петрович, что сегодня к 24.00 мы успешно закончим третий этап доверенной нам операции.

11 октября 1992

СРОЧНО!

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ГРИФ «СЕРИЯ К»

11 ОКТЯБРЯ 1 9 90–05.15- ОНПО ИВАННИКОВУ ТЧК ДЕЙСТВИЯ ПО ПЛАНУ ОДОБРЯЮ ЗПТ САНКЦИОНИРУЮ ПРИВЛЕЧЕНИЕ НУЖНЫХ МЕДСЛУЖАЩИХ БОЛЬНИЦЫ НУЖНОМ КОЛИЧЕСТВЕ ТЧК ПОДПИСЬ ТИРЕ НЕВЕЛЬСКИЙ

Уже на следующий день, 12 октября, сев писать очередной рапорт, Иванников впервые за весь период своей | службы в МБ вдруг испытал чувство буйного, панического | страха.

Чего на него вдруг нашло, он и сам не мог себе объяснить. Вдруг стало страшно— и все тут! Пожалуй, это-то и было самым неприятным — безадресность, беспредметность охватившей его вдруг боязни.

«Разложить по полочкам, разобраться, — решил Анатолий Захарович, берясь за перо. — Всем сестрам раздать по серьгам. И станет не так страшно… Наверно».

«В связи с Вашим устным распоряжением докладываю Вам письменно и максимально подробно о происшедших вчера, 11 октября, инцидентах, в частности на территории Первой Градской больницы.

Вначале действия развивались точно в соответствии с разработанным и согласованным с Вами планом: в 09.17 объекты прибыли в инфекционное отделение Первой Градской на машине «скорой помощи».

К этому времени нами уже были организованы и распределены привлеченные силы в составе пяти человек (санитар мл. сержант С. А. Агафонов, мед. брат сержант О. Е. Венедиктов, грузчик пищеблока прапорщик И. А. Геворкян, врач-педиатр мл. лейтенант М. Р. Птушкин и хирург-ортопед лейтенант Л. И. Румянцев).

Однако немедленное приведение плана в исполнение было затруднено сложной обстановкой как в приемном покое, так и у блока интенсивной терапии в силу массовости поступления больных.