Новый придорожный аттракцион - Том Роббинс

Ну а поскольку инакомыслие в Ватикане сегодня цветет пышным цветом и такой сильной внутренней оппозиции он не знал уже многие десятилетия, то Папа вместе со своими корешами теоретически угодил в весьма необычную для себя ситуацию, когда его отовсюду подстерегает опасность. (В прошлом году во время визита в Азию Папу охраняли силы безопасности в количестве двенадцати тысяч человек, но даже тогда он едва не пал в Маниле от рук убийцы.) Угроза демонстраций – если не против одного, то против другого, – сделалась теперь постоянной. Так что существует вполне реальная возможность, что швейцарских гвардейцев придется в скором будущем задействовать для разгона беспорядков, даже если эти беспорядки и сведутся к сидячей забастовке на площади Святого Петра. С какими смачными подробностями живописала бы такую расправу пресса! А паломники, а туристы – вот для кого это было бы зрелище! Вы только представьте себе: потешные солдатики в средневековом прикиде рубят и колют своими допотопными алебардами мирных пикетчиков. Уверен, будь это действительно мирная акция протеста, пресса не пожалела бы черной краски. Куда красивей и без лишнего шума было пустить в ход боевые искусства. Одно быстрое и почти незаметное движение руки – и позвоночник пикетчика с хрустом переламывается, как сухая ветка. Выгода налицо: и порядок восстановлен, и ни капли крови не пролилось – в общем, чистая работа. Вот почему швейцарские гвардейцы взялись с таким рвением постигать секреты карате. И ваш покорный слуга при них в роли ментора.

Я обитаю в келье рядом со спортивным залом, двумя этажами ниже общедоступных помещений. По соседству с нами находится закрытый тир Коллегии Кардиналов, и прямо под ним – кафе для особо важных персон, в котором однажды Гурджиев угощал пиццей Мери Бейкер Эдди. Настоящие же секреты хранятся под нашим залом, на третьем подвальном этаже. Но я как брат-фелиситатор расхаживаю по катакомбам более или менее свободно. Меня пускают даже туда, куда заказан вход швейцарским гвардейцам. И я – разумеется, стараясь не возбудить ничьих подозрений, – при первой же возможности вожу носом по разным тайным углам катакомб. Далее прилагается список наиболее интересных находок.

1. Эротическое искусство. Разумеется, его я привожу под номером один. Можете от души попускать слюни. Здесь, сокрытые от посторонних глаз, лежат штабеля картин и выстроился целый полк скульптур. Большинство из них оказались здесь лишь потому, что изображают людей в костюмах отца Адама и праматери Евы, но есть и такие, чье тюремное заточение оправданно куда более. Например, здесь хранится один потрясающий Рембрандт – влюбленная парочка кувыркается в сене. Стоит мне посмотреть на них, как я сам начинаю чихать и весь чесаться от удовольствия.

2. Свитки Мертвого моря. Насколько я понимаю, когда археологи откопали эти свитки где-то в конце сороковых – начале пятидесятых годов, часть их приобрел Еврейский университет, остальные – епископ Сирийской православной церкви в Иерусалиме. Епископ (не иначе, как католик!) позднее продал свою часть свитков Еврейскому университету (интересно, есть там у них футбольная команда, или им строго-настрого запрещено гонять мяч из свиной кожи?). Но сдается мне, что не все – а предварительно отобрав те из них, которые противоречат традиционным религиозным воззрениям или могут поставить под сомнение католическую догму. Более того, часть свитков Еврейского университета прошла сквозь Ватиканскую библиотеку, где их могли весьма существенно отредактировать. Запрятанные в катакомбы вместе с другими древними манускриптами и документами, которые по той или иной причине не могут быть включены в полумиллионный книжный фонд Ватиканской библиотеки, свитки Мертвого моря хранят тайну, доступ к которой имеет лишь горстка избранных. Сохранность этих загадочных документов денно и нощно стерегут четыре слепые монахини, которые знакомы с ними лишь на ощупь.

3. Фармацевтические табу. Поскольку католические миссионеры нередко первыми из белых людей вступали в контакт с примитивными культурами Африки и в особенности Нового Света, то им представлялась исключительная возможность исследовать – причем без вмешательства со стороны академической науки – медицинские снадобья и ритуальные наркотические средства самых разных племен. При этом они оставили в секрете большую часть полученной ими информации, а в ряде случаев им удалось запугать туземцев, и те отказались от использования естественных лекарственных препаратов. Мне удалось обнаружить в катакомбах образцы пейота, яхе, псилобициновых грибов, а заодно и несколько документов, датированных 1510 годом, в которых описывается «демонический эффект» этих препаратов. Я уже не говорю о бесконечных банках и склянках других угодивших в черный список растительных препаратов, чьи заряженные космической энергией молекулы вызывают в человеческом мозгу такие ослепительные вспышки и молнии, что даже мне, бывалому торчку, и то страшно представить. И все это держат под замком в специальном хранилище вместе с разного рода противозачаточными зельями, любое из которых куда безопаснее и эффективнее, чем наша хваленая Пилюля. Медицине ничего про них не известно. Угадайте почему.

4. Таблички острова Пасхи. Когда на острове Пасхи впервые высадились белые исследователи, то каждая гигантская голова имела у своего основания табличку с письменами. Предположительно на них разъяснялось значение данной статуи. В исторических документах написано, что эти таблички уничтожили французские миссионеры – по какой причине, можно Только догадываться, – тем самым лишив науку ключа к разгадке тайн одного из самых удивительных творений рук человеческих на нашей планете. Кто ведает, что бы мы узнали из этих табличек о гигантских головах, об их загадочных создателях, о происхождении самого человека. К счастью, не все таблички были уничтожены, и три или четыре из них пылятся в подвале вместе с тотемами, фетишами и прочими образчиками примитивной скульптуры. Господи, вот было бы здорово потихоньку утащить их оттуда и показать экспертам из Лаборатории Древних Импульсов – хотя бы потому, что буквы, которыми они написаны, совершенно мне непонятны. За исключением, пожалуй, одной вещи – уж очень они напоминают надпись на ладони Аманды.

Имеются в катакомбах и другие помещения; там сквозь щели в дверях просачивается зловещий блеск золота и серебра. А одна комната вообще постоянно находится на замке и опечатана. Но я намерен продолжить свою разведдеятельность. И если сумею обнаружить что-нибудь из ряда вон выходящее, то обязательно сообщу вам о своем открытии в следующем письме. А пока молитесь, чтобы мои новые работодатели не узнали, что никакой я не брат Даллас. Уж очень малосимпатичное на вид место эта Ватиканская тюрьма – ничуть не лучше, чем те вшивые каталажки, которых я насмотрелся со времен Мексики.

Кстати, Джон Пол, тебе не кажется, что в этом что-то есть – наш старый общий приятель Джордж О. Саппер имеет неподалеку отсюда студию. Джордж первым из поп-художников удостоился Prix de Rome и теперь пробудет в Италии все лето. В воскресенье я планирую облачиться в свое шпионское гражданское платье и пойти его проведать. Думаю, старине Джорджу есть, что рассказать о нью-йоркской богемной тусовке, а может, он даже снизойдет до того, что укажет мне бордель поприличней. Желаю вам удачи и всяческих радостей с вашим зверинцем, и не забывайте молиться за меня.

Искренне ваш во имя Отца и Сына и Святого Духа

Плаки П.

Маркс Марвеллос был готов плясать от радости. Гип-гип-ура! Письмо Перселла он воспринял как личный триумф, как академические лавры – пусть и с небольшим опозданием. Послание Плаки явилось для него очередным доказательством – а разве нет? – что крупнейшая Церковь христианского мира вот уже несколько столетий ходит на ходулях по зыбучему песку. И он, Маркс Марвеллос, занимаясь последнее время исследованием положения дел в сфере религии, открыл для себя – еще до чтения писем Плаки из монастыря на Рысьем Ручье – темную сторону церковной истории… И уж он-то знал обо всем – о всех гонениях, о каждой чистке. Ни одна победа, ни одна интрига Ватикана не ускользнула от его внимания. Но даже те, казалось бы, мелочи, о которых повествовал Проказник Плак, были столь красноречивы, столь убедительны, что приводили Маркса в восторг, в какой его были бессильны привести вторичные исторические свидетельства.

Все перечисленное Перселлом, все эти турникеты и тайные кладовые – по крайней мере для Маркса Марвеллоса – служили неопровержимым доказательством дряхлости и угасания Церкви. А именно: христианство постепенно исчерпало свою духовную энергию, заменив ее политическим и экономическим могуществом. Этот дисбаланс привел к искажению всей религиозной структуры, и хотя, казалось бы, это компенсировалось неизмеримо возросшей физической мощью Церкви, ее духовный потенциал неуклонно стремился к нулю. Политическое и/или экономическое могущество создает на пути естественного потока любви фрикционное сопротивление. В случае же с Католической Церковью это трение привело к созданию локомотива, который обладает значительной инерционной мощью, однако не способен даровать спасение.