Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник) - Андрей Шляхов

– Не забыла.

– Вот и хорошо...

– Ничего хорошего я в этом не вижу!

– А я вижу! И не стану скрывать, что очень дорожу своим, вот этим самым, креслом! Но – ближе к делу! У меня есть указание – расстаться с вами как можно скорее, – Надежда Семеновна решила прикинуться исполнительницей чужой воли, чтобы не навлекать на себя лишнего негатива. – Вы прекрасно понимаете, что я не могу игнорировать распоряжение руководителя управления, пусть даже и неофициальное. И вы также прекрасно понимаете, что избавиться от работающего пенсионера администрации не составляет никакого труда. Я права?

– Сучки вы все! – с отчаянной откровенностью человека, которому нечего терять, сказала Шишова.

– Спасибо на добром слове, – улыбнулась Надежда Семеновна, поняв, что дело сделано. – Я думаю, что мы обойдемся без дальнейших прощальных речей, Полина Викентьевна...

О разговоре с главным врачом Данилов рассказал Елене в подробностях, чуть ли не дословно.

– Я удивляюсь тому, как ты, с твоей охотой к перемене мест, просидел столько лет на «скорой помощи», – сказала Елена.

– Это у меня карма такая, а не охота, – ответил Данилов. – Судьба.

– Не напрягает? – прищурилась Елена.

– Меня после выписки из больницы вообще ничто не напрягает, – признался Данилов. – Я живу, радуюсь жизни, у меня есть ты... О каком напряжении может идти речь?

– «Парю в лазоревом просторе, Со свитой солнечных лучей! Какие шири! дали, виды! Какая радость! воздух! свет!» – процитировала Елена.

– Маяковский? – не очень уверенно предположил Данилов.

– Северянин, – Елена показала ему язык. – Когда-то очень давно один молодой человек уверял меня, что знает поэтов Серебряного века чуть ли не наизусть и даже пытался читать что-то заунывное.

– Стараясь произвести на тебя впечатление, я немного преувеличил свои познания, – признался Данилов. – Но что-нибудь из любовной лирики могу прочесть и сейчас.

– Лучше поиграй на скрипке, а я послушаю, – попросила Елена. – Декламатор из тебя никудышный, а вот скрипач – вполне на уровне.

– «Вполне на уровне», – передразнил Данилов. – Интересно, а Ойстраху тоже кто-нибудь говорил, что он играет «вполне на уровне»?

ДОКТОР ДАНИЛОВ В СКЛИФЕ

Ни в кислом, ни в соленом, ни в горьком,

ни в сладком нет настоящего вкуса.

Настоящий же вкус неощутим. Ни незаурядный ум,

ни поразительный талант не есть достоинства

настоящего человека. Достоинства настоящего

человека неприметны.

Хун Цзычэн, «Цай гэнь тань» («Вкус корней») [1]

Если вас порвал мастиф,

Если клюнул в темя гриф,

Дал по морде грубый скиф,

Иль башку разбил шериф,

Вам одна дорога – в Склиф!

Андрей Сазонов, «Стационарный альманах»

Я все ноги исходил —

Велисипед себе купил,

Чтоб в страданьях облегчения была.

Но налетел на самосвал —

К Склифосовскому попал.

Навестить меня ты даже не пришла.

И хирург, седой старик, —

Он весь обмяк и как-то сник.

Он шесть суток мою рану зашивал!

А когда кончился наркоз,

Стало больно мне до слез:

Для кого ж я своей жистью рисковал!

Владимир Высоцкий, «У тебя глаза – как нож»

Глава первая ИНСТИТУТ, В КОТОРЫЙ ПОПАДАЮТ БЕЗ ЭКЗАМЕНОВ

Неприязнь к доценту Холодкову возникла у Данилова, можно сказать, с первого взгляда. Пришел невысокий, весь какой-то глянцевый человечек с мелкими чертами лица и горделивой осанкой, окинул взглядом аудиторию – одиннадцать врачей, жаждущих стать токсикологами, и сказал:

– Между врачом и обладателем врачебного диплома лежит огромная пропасть. На нашей кафедре у вас есть шанс стать врачами. Если, конечно, вы сами этого хотите.

Сказано это было не перед вчерашними студентами, а перед врачами, отработавшими на дядю Гиппократа не менее пяти лет.

Здороваться глянцевый человечек не стал, так же как и представляться. Расхаживая перед курсантами, он завел нудный рассказ о кафедре клинической токсикологии и ее достижениях.

– Что за чудо? – шепотом поинтересовался у сидящего впереди Данилов. – Прямо кот Баюн какой-то.

Столов в комнате для занятий было больше, чем курсантов, поэтому расселись вольготно, по одному.

Сосед не обернулся, а заскрипел ручкой. Спустя полминуты Данилов получил сложенную вдвое записку: «Доцент Холодков Владимир Самсонович, кличка – Холодец, наш куратор».

«Холодец-молодец», – машинально срифмовал про себя Данилов, внимательно разглядывая преподавателя и прикидывая, кто тот по жизни – чудак на букву «м» или просто контуженный.

Посреди рассказа о выдающихся достижениях кафедры доцент Холодков подкинул Данилову еще информации к размышлению:

– Наша лечебно-консультативная работа не замыкается в рамках города, мы оказываем методическую и консультативную помощь сотрудникам центров по лечению отравлений по всей стране. Лишь благодаря нашим, поистине титаническим, не побоюсь этого слова, усилиям в России научились правильно лечить отравления!

«Чудак на букву “м”, без вариантов», – определился Данилов.

– Можно вопрос? – подняла руку одна из курсанток.

Глянцевый человечек поморщился, выражая недовольство тем, что его осмелились перебить, но тем не менее разрешил:

– Можно.

– Ваша кафедра, как вы сказали, была основана двадцать три года назад. Получается, что до того в России, то есть тогда еще в Советском Союзе, не умели лечить отравления. Я верно вас поняла?

– Да, вы меня поняли верно, – без тени смущения ответил Холодков. – Не умели.

– Извините, но мне трудно в это поверить. И я думаю, что не только мне. – Девушка, словно ища поддержки, оглядела собравшихся.

– Присоединяюсь, – негромко сказал Данилов.

– Помнится, еще в начале двадцатого века в России появился учебник по токсикологии, написанный профессорами Военно-медицинской академии, – добавил мужчина, сидевший перед Даниловым.

– Давайте еще вспомним «Канон врачебной науки» Авиценны, – съязвил Холодков. – Он ведь тоже жил на территории бывшего Советского Союза. Только вот лечить отравления можно по-разному. Можно промывать больного и ждать, как там, на небесах, фишка ляжет, а можно лечить! Лечить по-настоящему, ясно представляя себе механизм действия токсина и учитывая все возможные осложнения. В этом, кстати говоря, и отличие настоящего, квалифицированного врача от обладателя диплома о высшем медицинском образовании.

«Что вы из себя представляете, чтобы умничать?» – ясно читалось во взгляде Холодкова. Данилову захотелось вступить в дискуссию с преподавателем, но он смолчал – не стоит портить отношения прямо с первого дня занятий. Подавление желания немедленно откликнулось головной болью.

– Может быть, где-то в сельских амбулаториях фельдшеры именно так и делали, – девушка продолжила развивать тему. – Но в стационарах, даже не в очень крупных, отравления лечили довольно успешно. Я могу утверждать это хотя бы по тому, что мой отец всю жизнь проработал в реанимации.

– Еще раз повторяю! – В голосе доцента появились визгливые нотки. Он перестал расхаживать взад-вперед и остановился около девушки, задавшей вопрос. – Словом «лечить» можно назвать многое! Как квалифицированную, так и неквалифицированную помощь. Промыли желудок, поставили капать глюкозу – чем не лечение? Ну, а то, что двенадцать часов спустя больной загнулся от дэвеэс-синдрома, это уж судьба у него такая, врачи не виноваты! Врачи тут вообще ни при чем!

Аудитория больше не возражала. Поняли, что бесполезно. Но доцент Холодков уже вышел на тропу войны и не мог сойти с нее, не доказав курсантам, что в токсикологии (а то и в медицине вообще) они ни черта не смыслят.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил он ту, что задавала вопросы.

– Полыханова Ольга Андреевна. – Девушка попыталась встать, но Холодков остановил ее вялым движением руки, не в школе, мол. – Нижний Новгород, тридцать третья горбольница.

– Знаю такую, – покривил тонкие губы доцент. – Бывал у вас на консультациях. Вы изначально, как я понимаю, анестезиолог-реаниматолог?

Догадаться было нетрудно. По существующим правилам переквалифицироваться в токсикологов за три месяца можно было только при наличии специальности «анестезиология и реанимация». Всем остальным пришлось бы учиться два года в клинической ординатуре.

– Именно так, – подтвердила Ольга.

– Стаж большой?

– Более восьми лет, не считая клинординатуры.

– Прекрасно. Тогда скажите мне, то есть нам всем, – поправился доцент, – в каких случаях в качестве антидота лучше применять унитиол, в каких – тиосульфат натрия, а в каких – атропин?

Вопрос годился для студента пятого курса, но для анестезиолога с десятилетним стажем (клиническая ординатура хоть и считается учебой, но от работы ничем не отличается) был просто-напросто оскорбительным. Все равно что поинтересоваться у десятиклассника, сколько будет дважды два.