Звени, монета, звени - Шторм Вячеслав

– То есть как это – «не буду». Ты ведь только что сказал, что на нашей стороне.

– Нет. Я сказал, что я не на стороне северян.

Фрэнк, которого наш диалог изрядно забавлял, прегадко – так только он умеет – ухмыльнулся, глядя эоратцу в глаза. Скулы Дайре затвердели, он схватился было за кинжал у пояса, но сумел взять себя в руки.

– Да провалиться мне на этом месте! Ведь это же одно и то же, Трен, неужто ты не понимаешь?! Мы, между прочим, совсем рядом с Кнок Ан Ар, если ты забыл. Вспомни о той битве, что бушевала здесь. Тогда для величайших родов Предела – мелкие не в счет! – не было третьей стороны, и сейчас тоже не будет!

– Быть может, – ответил я. – Но ты ведь слышал мою клятву, Дайре. Скажи, разве я могу нарушить ее?

Мак-Дегайд крякнул. Желание видеть меня на своей стороне боролось в нем с прирожденной честью и страхом перед гневом Тех, кто всегда карает клятвопреступников. Несколько мгновений он раздумывал, а потом широко улыбнулся:

– Клянусь Всеблагими, знаю! От твоей клятвы тебя мог бы освободить Мудрый.

Я наклонил голову:

– Такие мысли и мне приходили в голову. – Неожиданно Дайре громко расхохотался. Он смеялся долго и со вкусом, вытирая набежавшие слезы.

Фрэнк вопросительно посмотрел на меня; в ответ я только пожал плечами.

– Ох и хитер же ты, Броэнах! – заявил, отсмеявшись Мак-Дегайд. – Ох и хитер, хотя и прикидываешься увальнем. Но уж мне-то ты мог сказать правду.

– О чем? – не понял я.

– Ой, да ладно, будет тебе! Если ты не хочешь, я никому не скажу, клянусь Четырьмя.

– О чем не скажешь?

– Ну, будь по-твоему. – Мой приятель приник к меду и сделал несколько изрядных глотков, а потом начал излагать, роняя с усов золотистые капли: – Значит, так. На пороге величайшей войны, когда любого мужа в Пределе заботит лишь острота собственного меча и крепкость конской подпруги, один из величайших воителей современности Трен Броэнах уезжает из дома. Он едет на юг, по направлению к Кнок Ан Ар, но у самого холма сворачивает. Значит, путь его лежит не в земли Ронана Нехта. И не в земли Коранна Мак-Сильвеста, иначе огибал бы холм слева, а не справа. Что остается? – Дайре торжествующе посмотрел сначала на меня, затем на Фрэнка. – А остается Лаурик Искусный. Мудрый, который поможет воину выбрать верную сторону и не преступить клятвы. А сопровождает воина друг Мудрого. Старый друг. А? Что скажешь?

– Скажу, что годы твой ум не притупили.

– То-то! – и чрезвычайно довольный собой Мак-Дегайд, прикончив мед, взялся за наш эль.

Все это время Фрэнк не проронил ни звука. Сжевав из вежливости пару полосок солонины, он отсел в сторону, повернувшись к нам спиной, вновь вытащил свои меч, ветошь и принялся неторопливо полировать лезвие. Всё это не укрылось от Дайре.

– Странный какой-то у тебя спутник, Трен, – нарочно громко проговорил он, оторвавшись от меха. – Ты говоришь, что он старый друг Лаурика, но я никогда его не видел. Он бреет усы, его лицо покрыто странными татуировками, а меч не похож ни на один клинок, который мне доводилось держать в руках. Не говорит, почти не пьет… Имя-то у него хоть есть?

И тут Фрэнк совершил роковую ошибку:

– Если хочешь, можешь называть меня Дарэг Клив, – не отрываясь от полировки, бросил он. Глаза Дайре широко раскрылись:

– Не след тебе говорить такое, незнакомец, – хрипло пробормотал он осоловелым голосом. – Пусть даже и в шутку. В моем роду премного почитают посланца Четырех, который сделал великого Сильвеста первым Ард-Ри Предела. Возьми свои слова назад, слышишь?

Разумеется, Фрэнк ничего не ответил и даже не изменил позы. Казалось, всё, что его заботило сейчас, это крохотное пятнышко ржавчины у самой крестовины меча.

Глаза Мак-Дегайда стали наливаться кровью.

– Твой вкус на друзей с годами окончательно испортился, Броэнах! – заявил он мне. – Сдается мне, что твой спутник не только богохульник и лжец, но и трус!

– А мне сдается, эоратский мерин, что за все эти годы ты так и не научился пить, – попытался развеять шуткой напряжение я. – Брось задирать моего друга, он тебе не противник.

– Не-ет, погоди! – Дайре разошелся не на шутку. – Или пусть он признает, что трус и пустобрех, или я не успокоюсь, пока не скрещу с ним меч. Слышишь, ты?! Поднимайся на ноги!

Всё так же не меняя позы Фрэнк повернул голову и коротко выплюнул:

– Пошел прочь!

– Ах так?! – взревел Дайре, вскакивая на ноги и обнажая клинок. – Ну, иди сюда, собака! Я сделаю тебе новую татуировку, прямо на брюхе!

– Сам иди, пьяный дурак! – расхохотался в ответ мой спутник, одним пружинистым движением вскакивая на ноги. – Да только смотри, не поскользнись, кусок навоза!

– Фрэнк! – взревел я. – Не смей!

– Не лезь, Трен! – взвыл Дайре, бросаясь вперед. – Сейчас я…

Договорить ему помешал выпад, стремительный, как бросок гадюки. Роскошная небесно-голубая рубаха на груди эоратца тут же окрасилась кровью. Не обращая на рану никакого внимания, тот обрушил на Фрэнка град ударов. Впрочем, мой приятель даже не пошатнулся. С легкостью отразив их, он перехватил свой меч в левую руку, скользящим шагом поднырнул под клинок Дайре и с разворота двинул его локтем по зубам. Разбрызгивая с разбитых губ кровь, Мак-Дегайд отшатнулся, и тут кулак моего телохранителя, как молот, ударил его чуть пониже уха. Раздался сухой хруст, родственник Ронана рухнул на землю и затих.

Я с проклятием ринулся к нему. К счастью, несмотря на обилие крови, длинная резаная рана на груди оказалась неопасной, шея была цела и пульс бился ровно.

– Что ты наделал?!

Глаза воина опасно прищурились:

– Пусть благодарит Четырех, что он твой друг! Еще никому не сходило с рук в глаза назвать меня трусом и лжецом, Трен Мак-Нейл, запомни!

Что тут было делать? Я перевязал бесчувственного Мак-Дегайда и перенес в его колесницу, уложив со всем возможным удобством. Обнаженный меч я положил рядом, а под голову приятеля подсунул свой собственный плед, свернутый в валик. Конечно, правильнее было бы подождать, пока Дайре придет в себя, но кто-нибудь из его людей мог вернуться, а объясняться с горячими эоратцами мне совершенно не хотелось.

Всё это время Фрэнк не проронил ни слова и лишь наблюдал за мной. Саркастическая улыбка не сходила с его узких губ. В очередной раз поймав на себе его взгляд, я сердито проворчал:

– Ты, дружище, лихо приобретаешь себе врагов. Причем врагов опасных.

Вдевая ногу в стремя, воин усмехнулся:

– Может быть. Но я до сих пор стою на ногах, а они валяются брюхом кверху!

Герб. Воин

Всю дорогу до лагеря Увенчанного Рогами мы проделали почти молча. Я судорожно гадал, что же в моих словах послужило такой резкой перемене в отношении Мог Луйна ко мне. Был бы я сладкоголосым бардом, то сказал бы, что после внезапно наступившей оттепели так же внезапно ударили лютые морозы, сковав всё вокруг звенящим льдом. Но я не бард.

Лесной воин был со мной неизменно вежлив и предупредителен, щедро делился дорожными припасами, уступал лучшее место возле костра и так далее. И при этом я готов был поклясться чем угодно, что при первом моем предрассудительном движении (или, чем Всеблагие не шутят, даже мысли о таковом) он не станет медлить ни на миг.

Как бы там ни было, мы двигались стремительно и почти без остановок. Я мысленно скрипел зубами, провожая взглядом оленей или чувствуя совсем свежий запах кабанов: на такие пустяки, как охота, мой спутник явно не собирался отводить время, о чем скупо, но твердо заявил мне в первый же день пути. Так что я жевал на ходу вяленое мясо и твердокаменные лепешки, с завистью поглядывая на Волка, неизменно возвращавшегося из охотничьих вылазок довольным и сытым. К счастью, наш путь из-за подобной стремительности занял вдвое меньше времени, чем обычно, поэтому уже через четыре ночи мы входили в лагерь Увенчанного Рогами.

При первом же взгляде на это место я понял: ускользнуть отсюда незамеченным, да еще и в сопровождении Этайн, просто невозможно. М-да… Крепкий и высокий частокол дубовые ворота и обилие вооруженных до зубов воинов, поглядывавших на меня и Волка с нескрываемым любопытством. Впрочем, я тут же убедился, что слава о Мог Луйне, как о правой руке Властелина Лесов, нисколько не преувеличена, скорее наоборот. Ни один из лесных воинов, встретившихся нам на пути, не пошел дальше взглядов. Впрочем, может, дело было вовсе не в моем спутнике, а в Волке, то и дело прижимавшем уши и тихо, но внушительно порыкивавшем. Лесных воинов это весьма веселило, но подходить совсем близко они всё-таки не решались и даже отгоняли своих собак.