Завтра ты умрешь - Анна Малышева

– Даже не знаю, как представиться, чтобы вы не бросились искать осиновый кол и вбивать его мне в спину. – Женщина обернулась, осветив присутствующих милым взглядом своих удивительных синих глаз. – Без имени тоже как-то невежливо… Одним словом, я, как это ни странно звучит, – в каком-то смысле Ксения Константиновна Банницкая, бывшая жена Михаила Юрьевича.

Это дикое заявление, однако, не произвело громового эффекта, на который явно рассчитывала гостья. Надежда только чуть подалась вперед, сверля блондинку взглядом, а Марина и вовсе не сделала ни единого движения. Теперь ей все было ясно. Эта женщина – сумасшедшая. «Как чувствовала – не хотела отпускать охранника! – Она осторожно опустила руку в карман легкой куртки, в которой ходила по утрам, нащупала мобильный телефон. – Как бы выйти из комнаты так, чтобы она не поняла, что к чему?»

– У меня яичница на плите, – сказала она, обращаясь в основном к Надежде. – Минутку, я сейчас.

– Ваша яичница давно, должно быть, сгорела, – предупредила ее движение лже-Ксения. – Если хотите куда-то позвонить – сделайте это при мне. Советую позвонить самому Михаилу Юрьевичу и спросить – как понимать появление женщины, которая называет себя именем его покойной жены? Он вам ответит, надеюсь, а если откажется – отвечу я.

– Мне надо на кухню, – упорно повторила Марина и уже двинулась к выходу, как вдруг остановилась. Прозвучавшие в наступившей тишине слова парализовали женщину, словно набросив на нее невидимую тяжелую сеть.

– Что меня больше всего поражает – так это наивность Михаила Юрьевича! У него было два выхода, на выбор, чтобы больше меня не видеть, – или заплатить все, что было обещано, или в самом деле убить. А он не сделал ни того ни другого. Странно – неужели он рассчитывал, что я просто подарю ему пять лет своей жизни?

Марина несколько мгновений медлила, осмысливая услышанное, затем обернулась. Взглянув на Надежду, она убедилась, что та тоже впечатлена – у нее от напряжения даже слегка приоткрылся рот.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – произнесла Марина, отчаянно цепляясь за ускользающую реальность. – Сейчас мне нужно накормить завтраком детей, давайте продолжим разговор чуть позже. Я поняла, тут речь о каких-то деньгах, а у меня их все равно нет. Может быть, оставите свои координаты, мы созвонимся, встретимся…

– Не-ет, – протянула гостья, тряхнув головой и рассыпав светлые волосы по плечам. Она явно наслаждалась происходящим, ощущая себя хозяйкой положения, в высшей степени нелепого и двусмысленного. Женщина наградила собеседниц ангельской улыбкой: – Я никуда отсюда не уйду. А что вас смущает? Дети? В конце концов, я им мать! Пусть приходят! Михаил Юрьевич, видно, этого хотел?

– Да что же это?! – воскликнула Надежда, словно очнувшаяся от гипнотического сна. – Что бормочет эта девка?! Марина, звони на вахту, какого черта ты ее слушаешь?! Пускаешь в дом кого попало, ничего себе, хозяйка…

– А ну, полегче! – совсем иным, пренебрежительным тоном обратилась к ней блондинка, и ее тонкое лицо исказила брезгливая гримаса. – «Эта девка», между прочим, может запросто засадить вашего ненаглядного братца в тюрьму, и вас заодно – за пособничество!

– В чем это?! – окончательно потеряв самообладание, возопила Надежда. – Что ты стоишь, Марина?! Не видишь, с кем имеешь дело?! Звони в милицию!

– Милиция! – Блондинка картинно захлопала в ладоши, заводя глаза к потолку. – Вот кого мне хотелось увидеть все эти пять лет! Звоните, я не против! Мне ничего не будет, я лицо наемное и даже денег своих не получила! А вот вы, мои дорогие, сядете на пятую точку за соучастие в убийстве!

– Я сейчас с ума сойду, – хрипло пообещала Надежда, лицо которой приобрело угрожающий, багрово-фиолетовый оттенок. Она осторожно приближалась к двери на кухню, не сводя глаз с гостьи, словно та могла броситься и укусить. Оказавшись рядом с Мариной, женщина схватила за руку своего недавнего врага и шепотом спросила: – Ты ее знаешь?

– Она меня не знает! – Блондинка, судя по всему, обладала отличным слухом. Теперь, окончательно утвердившись на занятой позиции, она держалась нагло и снисходительно цедила слова сквозь зубы: – Она вообще ничего не знает о том, что тут творилось, так что ее, может, еще и не посадят! А вот вы, Надежда Юрьевна, сядете! Кто ж поверит, что вы ни сном, ни духом не ведали, что в этом доме пять лет подряд вместо жены вашего братца жила наемная актриса?!

Блондинка возбудилась, заведенная собственной тирадой, и последние слова почти прокричала, но никто ее не осадил. Женщины онемели и оцепенели, только Надежда Юрьевна сделала слабое движение, словно пытаясь отмахнуться от мухи, и тут же бессильно уронила руку. Марина уже не пыталась что-то осмыслить, и у нее в голове вертелось одно – дети в любую минуту могут ворваться, чтобы потребовать завтрак, а здесь находится абсолютно безумная и никому неизвестная блондинка, которая утверждает…

– Так вот, зарубите себе на носу, – зло заявила та, выхватывая из пачки новую сигарету и жадно закуривая. – Пока он со мной не расплатится, я так и останусь Ксенией Банницкой! Я, в отличие от него, знаю, как выполнять условия договора! Пять лет просидеть в этом мерзком пустом домище – нет, в самом деле, можно было сойти с ума! А что теперь?! Мне скоро тридцать, меня все забыли – я же ни один кастинг не пройду, даже на третьи роли! Он заплатит, или не знаю, что с ним сделаю! Просто не верится – с его деньгами выкинуть такую штуку! Он что – разорился?

Вопрос был адресован Марине. Та нашла в себе силы отрицательно покачать головой. Блондинка фыркнула, но, видимо успокоившись, добавила:

– Ладно, я могу понять, он только что жену похоронил, но договор есть договор, нельзя же так кидать людей! Я хочу расстаться по-хорошему, и тогда все останется между нами, как и договаривались. Может, он забыл про меня или ему неприятно, но знаете, это уже не мои проблемы! Вас, кажется, Марина зовут? Вы можете с ним поговорить насчет моих денег?

Та находилась уже в таком состоянии, что готова была пообещать все, что угодно, лишь бы этот кошмар закончился. У нее на локте всей своей тяжестью висла Надежда, и, взглянув на ее перекошенное, лишившееся выражения лицо, Марина поняла, что та близка к обмороку. Это подействовало на нее устрашающе – уж если несгибаемая сестра Банницкого перестала называть гостью полоумной авантюристкой и приняла ее обвинения так близко к сердцу, значит, они не были просто бредом… «Но что мне делать?! – отчаянно раздумывала она, жалко улыбаясь гостье – этой улыбкой женщина пыталась прикрыть захлестывающую ее панику. – Бросить все и удрать? Могу! Меня пока ничто тут не держит! Этим детям я не мать, дому не хозяйка, Мише не жена…» Было мгновение, когда искушение стало настолько сильным, что она едва не привела свой план в исполнение. Чего проще – стряхнуть с себя обмякшую Надежду и, взяв наверху сумочку, уехать, не простившись. В Москве встретиться с Банницким и объяснить, что совершенно не готова принимать таких гостей, как нынешняя блондинка. Или вообще ничего не объяснять – это должен сделать он.

Все было так, за исключением одного – женщина не могла отсюда уйти. Она уже была здесь хозяйкой, и дети, чьи приближающиеся звонкие голоса слышались сквозь приоткрытое окно, уже не были ей чужими. Марина вспомнила парк Горького, уличное кафе, их перепачканные кетчупом мордашки, фотографию матери, которую девочки показывали ей бережно, как некую святыню, явно доверяя самое дорогое, что было в их обеспеченной, сытой и все же такой нищей маленькой жизни… Женщина на снимке была смутно похожа на ту, что сейчас стояла перед ней, – так бывает похож человек на чьи-то рассказы о нем. «Что за дичь! Эта девица утверждает, что изображала Ксению Банницкую за деньги? Пять лет?! И никто не знал, не догадывался, не схватил ее за руку? И это придумал Миша?! Да она нагло врет! Узнала о своем сходстве с его женой, о ее состоянии, о смерти, и явилась сорвать легких денег!»

Осознание такой возможности придало ей сил. Все снова становилось на свои места – одно дело, иметь дело с призраком погибшей соперницы, другое – с прожженной бабенкой, без стыда и совести, явившейся нагреть руки на чужом горе. Марина почувствовала наконец, что нелепая, смущенная улыбка на ее лице становится рассчитанно-любезной – что и требовалось в данной ситуации. Она усадила Надежду на стул, ободряюще сжала ее полное плечо и обратилась к гостье уже совсем спокойно:

– Теперь я все понимаю. Конечно, он забыл или замотался на работе. У него уже который день нет ни минуты свободной, спит по часу в сутки, поесть не успевает. Вот, – она указала на Надежду, – родной сестре никак деньги отдать не соберется, а дозвониться до него невозможно. Вы с ней пришли, в сущности, по одному и то му же вопросу!

Надежда, подняв голову, издала слабый хриплый звук, словно пытаясь подтвердить справедливость ее слов. Цвет лица у нее по-прежнему был апоплексический, а рука, которой она продолжала цепляться за Маринин локоть, заметно дрожала. «Не хватил бы ее удар, в самом деле! – забеспокоилась Марина. – Господи, дети идут!» Их голоса приближались, на веранде послышались торопливые шаги, и спустя мгновение в комнату ворвались девчонки. Посторонняя женщина привлекла их внимание лишь на миг – устроив ей блиц-осмотр, они бросились к Марине, наперебой крича: