Фомка-разбойник (cборник) - Виталий Бианки

Все напрасно: стальные тиски держали крепко. Он и не слышал, как сзади к нему подошел человек.

Рука в толстой варежке схватила его, сдавила грудь. Аскыр рванулся, зубы разжались, длинная судорога волнисто пробежала по густому меху, от головы к хвосту. Глаза погасли.

Аскыр затих.

– Готовый! – вслух сказал Степан.

Он еще не мог поверить, что Аскыр – драгоценный вороной соболь – был у него в руках.

Не везло ему последнее время. Четыре соболя попались к нему в капканы. Одного из них подрал ворон, другого изгрызли мыши, прежде чем нашел их Степан.

Ипат последнее время придирался к Степану. Он был не в духе: прошло уже три недели с тех пор, как вернулись от Одноглазого, а Рябой еще не пришел из деревни. Досаду свою Ипат срывал на Степане, заставляя его за Рябого расставлять и проверять его капканы, оставлял сторожить стан. У Степана все меньше времени было для своей охоты, – а значит, и меньше надежды поймать Аскыра.

И вот Аскыр у него в руках.

Теперь Степан богат, он может, наконец, вырваться из глубокого колодца ненавистных Саян и ехать в Москву. Хозяину он отдаст четырех соболей, добытых на зимовке, и двух теперь – на весновке – и будет в расчете с ним.

Он собрал все свои капканы и вернулся на стан.

Весна уже осилила зиму. Река взломала лед. Вода заиграла, пошла в яры, загудели шиверы. На быстрых перекатах неведомо откуда появились нырцовые утки – пестрые гоголи, узконосые крохоли.

В тайге над не стаявшими еще снегами засвистели дрозды. Вылезли медведи из берлог, полосатые бурундучки зашныряли под деревьями. Пушные звери «подтерлись» – сменили пышные зимние шубки на жидкий летний мех.

На Кабарочьих Востряках застучали топоры – это охотники делали себе лодки. Весновка кончилась.

Охота была удачна. Разгоряченный весной, зверь слепо шел в ловушки. Одно только тревожило охотников: Рябой так и не вернулся из деревни.

Просмолили лодки, погрузились и тронулись.

Знакомый путь опять замелькал перед глазами Степана. Шестой раз за полгода развертывалась перед ним все та же дорога, то играющая зыбью, то затянутая льдом и занесенная вязким снегом.

«Ну, хоть не даром попила моего поту, – думал Степан. – Будет чем вспомнить ее в Москве».

Бежали назад скалы, тайга, горы. А ему казалось, что он летит, летит вверх – вон из глубокого темного колодца.

На ночевку остановились засветло перед той шиверой, где он первый раз увидал Одноглазого. Степан нарочно отошел от стана, чтобы поглядеть на те места, где его чуть не утащило в бурлящий поток.

У берега, под черной скалой, лежал еще глубокий снег. В одном месте его распалило, и что-то темное торчало из белой ямы.

Степан подошел ближе и увидал высунувшуюся из снега человеческую руку. Рука была оледенелая, и пальцы на ней скрючились.

Степан крикнул. Подошли Ипат с Рыжим. Втроем охотники живо раскопали руками и ногами снег – и вытащили труп.

Перед ними лежал мертвый Рябой. Затылок ему пробила пуля. Русые волосы побурели. Крошни, где лежали собольи шкурки, исчезли у него со спины.

– Вот оно что… – прошептал Ипат и нахмурился.

Когда подняли труп, чтобы отнести в лодку, Степан в последний раз обернулся на скалу. Ведь труп лежал лицом к реке. Значит, только со скалы могла его ударить в затылок пуля.

На черной скале никого не было. Торчал только куст можжевельника.

Страшная догадка мелькнула в голове у Степана: частенько, поди, следил тут с ружьем в руках Одноглазый. Много соболятников, нагруженных дорогими мехами, проходило торопливо под ним по этой дороге. Меткий глаз целился им в спину.

Степан рассказал Ипату, как привиделась ему осенью голова Одноглазого на скале.

Ипат молча выслушал и молча всю ночь просидел у костра. А утром поднялся на скалу и целый час там пропадал.

Когда он вернулся, они о чем-то долго шептались с Рыжим.

Потом охотники снова расселись по лодкам и к закату прибыли в свою деревню. Скоро в деревне узнали, что Одноглазый убит.

Тем же летом Степан продал вороного Аскыра и уехал с женой в Москву.

Одинец

Часть I

– Лося делает Хииси:Голову из пня гнилогоИ рога из сучьев ивы;Вместо ног – тростникприбрежный,Из болотных трав – колена, —Из жердей – спина у лося,Из сухой соломы жилы,А глаза – цветок болотный,Из цветов озерных – уши,Из коры сосновой – кожа,Из бревна гнилого – мясо.

КАЛЕВАЛА

Глава I Один против четырех

Лось низко опустил голову, грозя поднять на рога каждого, кто приблизится к нему спереди. Задом он прижался к двум сросшимся у корня деревьям – и был надежно защищен с тыла.

Собаки обступили его полукругом. Их было три, и любая из них могла схватиться один на один с волком.

Ощетинив шерсть, захлебываясь от злобы лаем, они когтями рвали под собой землю. Они ждали только удобного момента, чтобы, подскочив, вцепиться зверю в горло, в спину, повиснуть на нем, зубами рвать живое мясо.

Ни одна из них, однако, не отваживалась переступить невидимую черту, за которой – они знали – встретят их страшные рога лося. Что их волчьи зубы против неимоверной силы этого лесного богатыря!

Жутко поблескивающие глаза лося ловили каждое их движение. Тяжело вооруженная голова делала чуть заметный поворот, как только одна из них подскакивала на шаг ближе.

Исступленным лаем собаки старались скрыть свой страх. Все три были умны и опытны, ни одна не хотела лезть на верную смерть. В конце концов, их дело ведь только задержать зверя, не дать ему ходу, не пустить в чащу. Они вовсе не обязаны хватать его за горло, пока он не ранен. Пусть расправляется со зверем тот, кто идет за ними.

Но лось хорошо понимал, где таится главная опасность. Едва между деревьями мелькнул человек, он разом подался вперед.

Три разъяренных собаки одновременно кинулись на него: две спереди, одна сзади – вцепиться и удержать.

Но это был только ловкий прием: зверь быстро отпрянул, а распаленные его мнимым испугом собаки неудержимо ринулись вперед. И на одно мгновенье очутились ближе к нему, чем позволяла мудрая осторожность.

Лось двинул рогами – и первая собака высоко взметнулась в воздух. Ударил ногами – и вторая, как распоротый мешок, свалилась на землю, обливаясь кровью.

Тогда лось опрокинул рога на спину, взял с места широкой, размашистой иноходью и, не глядя на уцелевшую собаку, двинулся в чащу.

Свое громадное тридцатипудовое тело он нес на бегу легко и плавно. Его бег был стремителен и прям, как бег стального паровоза по рельсам.

В последний миг выскочил из-за деревьев охотник. Перед ним мелькнули высокие белые ноги, горбатый загривок, сухой опущенный крестец, – и зверь врезался в плотную заросль, легко раздвигая грудью тугие ветви, ломая деревца. Собака метнулась за ним, но упругие руки чащи отбросили ее назад.

Охотник опустил бесполезное ружье: громадный лесной зверь исчез в чаще так же бесследно, как исчезает в темной глубине моря выскользнувшая из рук рыба. Не догонять же его в непроходимой заросли.

Охотник подошел к лежавшим на земле собакам. У одной был проломлен череп. У другой из широко распоротого живота вывалились на траву все внутренности. Обе уже не дышали.

У охотника помутнело в глазах.

Он прислонился к дереву. Отчаяние его охватило.

Глава II Тайна лесного великана

Вот опять, вот опять – уже который раз – зверь уходит у него из-под носу!

Семьдесят верст – поездом и лошадьми – охотник ехал за ним из города. Десять дней уже рыщет по лесу, караулит, выслеживает, скрадывает – и все зря!

До этого случая охота для него была только удовольствием. Охотник он был не настоящий – городской житель, студент. От отца ему достались два ружья – дробовик и винтовка – да старый гончий пес. Из винтовки он стрелял в тире. Стрелял хорошо, брал призы. Из дробовика бил голубей. И только летом, когда случалось выезжать в деревню, стрелял зайцев и раз убил лисицу из-под гончей.

При такой охоте требовалось только удачно выбрать место, где стать, да терпеливо ждать, пока пес нагонит на тебя дичь.

Но это была совсем другая охота – охота по крупному зверю.

Еще в городе он получил предупреждение, что взять лося будет трудно. Лось, который только что на его глазах бесследно исчез в чаще, был не простой зверь. Так, по крайней мере, уверял студента знакомый крестьянин Ларивон.

Кто знает, что было на уме у хитрого мужичка? Может быть, своим рассказом о тайне неуловимого зверя он просто хотел разжечь любопытство городского жителя. Может быть, зазывая неопытного охотника к себе в деревню, он лукаво рассчитал, что и ему, Ларивону, перепадет деньжат за постой, и зверь останется невредим.

– Податься ему некуда, – рассказывал Ларивон. – Потому эдак вот море легло, – крестьянин корявым ногтем большого пальца провел на письменном столе студента длинную прямую царапину.