Эмоции: великолепная история человечества - Ричард Ферт-Годбехер

такую же волю, что и положительным.

Гнев всегда очень много значил для акан, а страх и желание — как вы совсем скоро убедитесь — значили меньше. Хотя, безусловно, в их культуре заметны элементы желания дать отпор. Так, в языке чви гнев описывается как «проращивание сорняков из груди». Здесь мы снова сталкиваемся с воплощением. Грудь — это вместилище гнева, место, где он прорастает, как сорняк. Такой выбор слов предполагает, что в гневе есть нечто нежелательное, даже опасное. Звучит так, словно гнев способен отравить сад нашей души и помешать росту всего остального. Это может быть связано с тем, что гнев вспыхивает раньше, чем мозг (скорее, кра) получает возможность контролировать его.

В представлении акан сорнякам гнева для роста, похоже, необходимы давление и высокая температура. В груди у акан в такие моменты все бурлит и горит, им даже может показаться, что она раскалывается под давлением нарастающей внутри ярости[261]. Безусловно, в культуре акан гнев никак не связан с удовольствием. Жар, давление и чувство, будто из груди растут сорняки, могут восприниматься как симптомы недомогания или болезни — чего-то вредного и даже заразного. Пословицы предупреждают, что гнев «делает слабого человека жестоким», а также «подобен гостю, что не останавливается в доме у кого-то одного». В пословицах говорится и о способах борьбы с гневом: «Если кто-то меня разозлил, я его побью и выздоровею». Или: «Когда кто-то разозлил меня, я оскорблю его, и мне станет лучше»[262]. Уверен, подобное бывало с каждым. Если акан устраивал взбучку кому-то, кто его разозлил, он, вероятно, ощущал, как его грудь опускается в живот, что помогало ему остыть[263]. Беда в том, что тот, кто выместил свой гнев на обидчике, вполне мог почувствовать себя лучше, однако тот, кого поколотили или оскорбили, имел все шансы подхватить вирус гнева — и таким образом цикл запускался снова.

Гнев — это телесное переживание, которое необходимо держать под контролем. И только когда накал и давление в груди достигают точки, когда кра уже не может их сдерживать, разгорается огонь и идут в рост сорняки. Кра чувствует ярость, а затем сунсум решает, дать ли ей волю.

В обществах с сильной коллективистской культурой иногда возникает впечатляющая динамика между так называемыми группами мы и они. Если помните, топливо для влечения, или чувства принадлежности, к людям из группы мы — это нейрохимическое соединение под названием окситоцин. Любой, кто не вызывает такого же всплеска окситоцина, может быть отнесен к «чужим» (группе они) посредством процесса отчуждения. В этот момент мы начинаем проецировать все худшие черты и привычки собственной группы на другую, и, как итог, формируются стереотипы. Они становятся воплощением худшего в нас. Католики становятся антихристами в глазах протестантов. Протестанты — антихристами в глазах католиков. А фанаты «Манчестер Юнайтед» — антихристами в глазах, скажем прямо, всех остальных. В результате игроки «Манчестер Сити» — по крайней мере, по мнению фанатов «Манчестер Сити» — редко заслуживают красной карточки. Их жесткость — это ведь всего лишь часть игры. При этом, по мнению все тех же фанатов «Манчестер Сити», игроки «Манчестер Юнайтед» должны получать красную карточку даже за не самые грубые приемы. Это предубеждение строится на нашей привычке игнорировать или прощать членам своей группы то, что в случае членов другой группы кажется серьезным проступком.

Внутреннее сопротивление

Для ашанти британцы однозначно были чужаками. Из груди Яаа Асантевы проросли сорняки жгучей ярости, которую она хотела передать своему народу. Она считала единственно верным заразить этим негодованием вождей ашанти, пытавшихся сдержать свои гнев и печаль — возможно, потому, что им казалось: так будет правильно. Но Яаа Асантева благодаря могья асени своей матери и нторо bosomayensu отца открыто выразила неповиновение. Она взорвалась так, что взбудоражила кра своего народа и тем самым начала восстание.

Сперва ашанти атаковали британских солдат, отправленных на поиски табурета, и оттеснили их обратно за укрепления. Двенадцать тысяч воинов, в груди которых проросли сорняки гнева, в течение трех месяцев держали осаду форта, где оказались заперты британские солдаты, а также несколько чиновников смешанного происхождения и пять сотен солдат-хауса из Нигерии. Осада продолжалась, но Ходжсону и британцам как-то удалось сбежать. Вскоре Британская империя выслала подкрепление. К несчастью для ашанти, британская армия, с которой они сражались в прошлом и которую даже побеждали, была усилена и усовершенствована во время промышленной революции. С ней стало невозможно не считаться. Развязка была предрешена.

Несмотря на свою ярость, ашанти потерпели поражение. Яаа Асантева была сослана на Сейшельские острова к сыну, а британцы аннексировали весь регион Золотого Берега. Яаа Асантева повезло. Большинство из тех, кто последовал за ней в бой, были уничтожены прибывшим подкреплением. Однако война оказалась не такой простой, как хотелось бы британцам. В итоге ашанти добились самоуправления и почти полной автономии. Хотя колония и не была до конца независимой, их почти полностью оставили в покое, а обычаи и система права ашанти не изменились, по крайней мере по сравнению тем, что произошло в некоторых других британских колониях того времени. Что, конечно, не означает, что британцы отказались от любых вмешательств в дела ашанти.

В 1926 году сын Яаа Асантева, Премпе I, вернулся к своему народу. Ему не позволялось называть себя ашантихене, то есть королем, однако в остальном он мог управлять страной вполне свободно. Золотой табурет был спрятан так хорошо, что его обнаружили лишь в 1921 году. Нашедшие его африканские дорожные рабочие попали в беду из-за того, что сняли со своей находки часть золота. Местный суд приговорил их к смертной казни за осквернение священного предмета. К счастью для них, британцы увидели в этом шанс вмешаться, и смертный приговор был заменен изгнанием. Британцы, возможно усвоив урок двадцатилетней давности, пообещали не трогать табурет.

В 1931 году Золотой табурет снова стал троном ашанти. Именно в этом году Премпе II, внук Яаа Асантева и племянник Премпе I, взошел на престол и был коронован как новый ашантихене. Сейчас трон можно увидеть в королевском дворце Ашанти в Кумаси (Гана). Именно там находится резиденция нынешнего ашантихене Отумфуо Осей Туту II, по-прежнему имеющего довольно большой уровень политической свободы. Свободы, которой ашанти во многом обязаны Яаа Асантева и ее восстанию.

Влияние гнева Яаа Асантева распространилось далеко за пределы региона, где она жила и боролась. Во всем мире ее имя стало синонимом эмансипации женщин, Африки и темнокожих, а также храбрости