В тени Нотр-Дама - Йорг Кастнер

Мне показалось это немым диалогом. Странная аура окружала обоих мужчин; каждый нес огромную ответственность, и возможно оба увидели в искреннем взгляде глаз, что они в принципе братья и что брат должен помогать брату, а не воевать с ним. Поэтому Вийон приказал Леонардо и мне отпустить Матиаса и Эсмеральду.

Моментально пара цыган хотели поднять свое оружие, но резкий приказ герцога остановил их.

— Позаботьтесь лучше о раненых, обо всех!

Леонардо был уже тут как тут, перевязывая руку Аталанте куском ткани, который он оторвал от рубахи погибшего цыгана. Вдруг он застыл, не закончив до конца перевязку, замер как и все другие.

Виной тому была Эсмеральда, которая явно была небольшого мнения о перемирии. Возникший будто из ниоткуда, узкий кинжал появился в ее нежной руке. Рукоять была украшена фигуркой вставшего на задние лапы медведя из пунсованного золота Я мог точно видеть это, потому что клинок беспощадно был направлен в мою шею.

— Не смейте мне больше грозить своим оружием, гадчо, или мой чури[50] вопьется в вашу глотку!

Я задумался на тем, не стоит ли мне предпочесть нежную Колетту огненной Эсмеральде, потому что такое безукоризненное очарование у женщины, которая к тому умеет обращаться с кинжалом, может доставить мужчине неприятности. С облегчением я выдохнул задержанный воздух, когда цыганка убрала свое оружие и озадачила удивленный круг невинной детской улыбкой.

— Простите возбуждение моей дочери, — все еще серьезно Матиас сложил свое лицо в широкую ухмылку. — Но как оказалось, писец отца Фролло упал не только ей на тело, но и на голову.

— Вы знаете меня? — спросил удивленно я. Герцог кивнул.

— Мы следовали за вами досюда, месье Арман. И так как вы работаете на Фролло, архидреговита, мы подумали, что нашли здесь вход в ад.

Леонардо покончил с перевязкой Аталанте и обратился к герцогу:

— Если вы хотели повстречать дреговитов, то вы должны были быть на Мельничьем мосту.

— Ах, так это были дреговиты? — немного стыдливо Матиас почесал небритый подбородок. — Клянусь всеми пророками, мы явно преследовали не тех. Но кто знает, для чего это было хорошо. Мое почтение впрочем, это был отличный бой на Мельничьем мосту.

Леонардо поблагодарил с галантным поклоном и улыбкой.

— Нам следует теперь подсчитать урон и раненых, потом мы продолжим наш разговор, — предложил Вийон.

Мы осмотрели подземный зал трактира, в котором я переодевался. На каждой стороне было около дюжины мертвых и вдвойне число раненых.

— Большая плата человеческими жизнями, — пробурчал Вийон. — И тем больше, если подумать, что причина тому — ошибка.

— Много работы для меня, — тяжело вздохнул Леонардо и тоскливо посмотрел на дверь помещения, в котором лежал разрезанный труп.

Итальянец, Вийон, цыганский герцог, его дочь и графы подошли обратно в логово с логической машиной. Я, конечно же, был с ними. И Колетта, которая присоединилась к нам.

Она подошла ко мне, взяла за руку и прошептала:

— Я слышала о вашей бравой проделке, Арман. Пока другие использовали только свое оружие, вы воевали с головой и выждали в засаде, пока не наступил подходящий момент. Геройский поступок, я горжусь вами!

Я смущенно пробормотал «спасибо» и не осмелился разрушить ее заблуждение. Было просто приятно, чтобы тобой восхищалась Колетта. Кроме того, результаты моих действий не подвергались сомнениям, пусть даже они произошли благодаря совпадению.

Египтяне дивились логической машине, что было понятно лишь мне. Только один герцог оставался равнодушным и сказал, после того, как Вийон объяснил ему результаты предыдущего логического процесса.

— То, что стены Нотр-Дама скрывают солнечный камень, вы догадывались и раньше. Итак, это изобретение не принесло вам никаких новых знаний, но лишь подтвердило, что вы задали ему. Эта машина не может думать!

Немного оскорблено Леонардо пробурчал:

— Это утверждает большинство людей. Но в отличие от них машина может объяснить взаимосвязь вещей, ход мыслей до самой точности, форсировать решения.

Матиас тонко улыбнулся.

— Я не знаю, что весит больше, ваша низкая оценка людей или ваше глубокое уважение перед этой гротескной машиной, — он посмотрел на Вийона. — Но еще больше меня удивляет, мессир, что вы нас посвятили в ваши тайны.

— Так как вы уже выследили наше убежище, больше не может быть тайн между нами, — ответил Вийон. — Вы хотите солнечный камень, и мы хотим его тоже. Так давайте бороться с объединенными силами!

— Предложение хорошее, — герцог сделал заключение. — Но доверяете ли вы нам? Мы хотим смарагд для себя, каждый хочет его для себя.

— Пусть он лучше попадет к вам, нежели к дреговитам, — объяснил Вийон. — И для вас дреговиты — злейшие враги, потому что они хотят разбудить с силой солнечного камня спящего дракона. Если мы помешаем вместе в этом, то что получится из смарагда, мы посмотрим, если он будет у нас. Если мы его получим.

— Согласен, — сказал Матиас. — Что вы планируете предпринять?

— Мы сперва займемся тем, что найдем новое убежище, — ответил кисло Вийон.

— Ни к чему, мы будем молчать. Моим людям можно многое поставить в упрек, но не болтливость.

— Разве вы не в союзе с Клопеном Труильфу, королем оборванцев? Как же вы хотите удержать всю свою ораву в узде?

— Труильфу и его оборванцы ничего не знают о вашем убежище. Я собираю банду для своих дел, если в том мне есть польза, и оборванцам достается жирный кусок, но на важные дела я отправляюсь только с моими собственными людьми. Даже суженного моей дочери, этого мастера махать пером, мы оставили, хотя он как репей цепляется за юбку моей красавицы.

— Гренгуар действительно ваш супруг? — вырвалось у меня. Я просто не мог поверить в то, что отец Фролло рассказывал мне об этом.

— Только по обычаю оборванцев, — ответила Эсмеральда. — Я должна была выбрать его в супруги, потому что никто не сжалился над ним, и Труильфу велел бы его повесить. Человек, который долгое время работал на отца Фролло, показался мне и моему отцу слишком ценным для этой судьбы. Он мог знать нужные вещи. Но ему следовало хоть раз осмелиться подойти ко мне ближе.

Я схватился за свою шею.

— Я очень хорошо могу себе представить, что его тогда ожидает.

На носу Колетты образовалась презрительная морщинка, и ее взгляд как маятник изучающее переходил от меня к цыганке, что мне польстило.

Вийон подошел к ней.

— Это дочь Марка Сенена. С сегодняшнего дня я знаю место, где его прячут. Вы с вашими людьми хотите помочь освободить его, герцог?

Египтяне хотели, и совместно был составлен план на следующий день.

— Итак, у каждого своя задача, — удовлетворенно постановил Матиас. — Мы только надеемся, что Фролло не разгадает наших планов!

— Надеюсь, тогда нас предупредит об этом Арман! — сказал Вийон и посмотрел на меня. — Это означает, если он согласен, вернуться в пещеру льва.

Все глаза устремились ко мне, но я видел только взгляд Вийона и Колетты. Я хотел, чтобы мой отец гордился мной, и чтобы Колетта была благодарна мне.

— Конечно, я вернусь! — заявил я, как рыцарь из легенды, который решил убить десятиглавого огнедышащего дракона. И когда я сказал это, мне показалось, что Колетта оставила поцелуй на моей щеке, что стоило любой опасности. Блеск в глазах моего отца довершил остальное, усилив меня в моем решении.

Но когда я позже, после полуночи, приближался к башням Нотр-Дама, мои и без того дрожащие ноги спотыкались. Я не был рыцарем, даже солдатом, — лишь маленьким писцом, который вознамерился стать шпионом. Здесь, на острове Сите, обвеваемое свежим ночным воздухом, который дул с реки, мое сознание прояснилось, освободилось от горячечной мечты, которая покорила меня в подземном лабиринте. Я был несчастным малым, который стоял на площади перед Собором и смотрел вверх на обе колокольные башни, которые образовывали с галереей мощную букву «Н», устойчивую — такую уж точно не поколебать писцу. Как я осмелился вырвать тайну у этих крепких стен?

Висячие лампы в часовнях посылали пестрые лучи света через окна Огромный зверь открыл глаза, чтобы рассмотреть меня. Действительно ли это был собор Богоматери, построенный во славу Божью? Какого Бога? Пусть даже могущественное, удивительное строение восхваляло Творца Мира, злого Бога, оно состояло на службе у Сатаны. Высеченный из камня Голиаф… А я был Давидом, который даже не владел искусством метания камней.

Наверху галереи, несмотря на темноту, я разобрал движение. Дрожь, которая прошла по одному из водостоков. Демон пробудился к жизни и поглядел на меня вниз. Я знал, что у него был горб и один глаз. Но этот глаз был опасен, был глазом демона и одновременно глазом его еще более демонического повелителя.

Мысль об отце и о Колетте придала мне силы и уверенность, чтобы войти в тень Нотр-Дама. На темной лестнице, а потом в башне я при каждом шаге был готов повстречаться со звонарем. С облегчением я добрался до моей кельи, даже издали не увидав Квазимодо. Я закрыл за собой дверь и упал в изнеможении на кровать. Нотр-Дам снова получил меня.