Секрет Сабины Шпильрайн - Нина Воронель

В Лининой комнате ничего не изменилось: она, так же странно сгорбившись, сидела за столом и пальцы ее летали по клавишам киборда. Мне показалось, что она за этот день ни разу не встала со стула, даже в уборную. Впрочем, если ничего не пить, это возможно. Я осторожно налила стакан воды и поставила прямо перед ее носом, но тревожить и звать не стала. Когда я уже бежала к лифту, меня пронзила страшная мысль, что ее сумка со всеми деньгами и документами так и лежит на столе – там, где я ее позавчера оставила. А по слухам Нью-Йорк просто кишит ворами. Я развернулась, вскочила в Линин номер и обнаружила сумку на месте, проверила деньги и документы - все было цело - и решила для верности сумку взять с собой, не могла же я запереть Лину в номере.

Когда я с сумкой в руках добралась, наконец, до своей комнаты, я увидела, что под дверью, поджав ноги по-турецки, сидит Феликс, опираясь локтем о какой-то большой тюк. Выражение лица у него было несчастное, и это сразу заставило меня заподозрить, что он притворяется. Увидев меня, он вскочил на ноги и пожаловался: «Представляешь, мой сосед по комнате устроил настоящий пир по поводу своего удачного доклада. Мне ничего не осталось, как взять свою постель и сбежать – там все пьяные и дым стоит перемыслом». - «Коромыслом», - поправила я его автоматически. «Коромысло – это такая дуга, на которую вешают ведра, правда? При чем же тут дым?»

На этот вопрос я ответить не могла, зато я могла задать свой: «А почему бы тебе с ними не выпить?» - «Тебе как русской девушке этого не понять, но я не переношу мужчин, воняющих спиртным перегаром». – «И ты думаешь, что я как русская девушка их люблю? Но Бог с ними. Лучше скажи, что ты делаешь под моей дверью?» - «Я надеялся, что ты позволишь мне поспать у тебя на полу. Если ты считаешь, что это неприлично, я могу постелить свое одеяло на лестничной площадке, хоть там ужасно дует из окна».

Я посмотрела в его бархатные глаза в оправе длинных ресниц и сообразила, что он нисколько и не рассчитывал скромно спать у моих ног на полу. И тут во мне проснулся бес, он зашептал мне в ухо: «А почему бы нет? Кто тебя ждет, кому ты обязана хранить верность?» Я быстро отперла дверь: «Заходи скорей, пока никто нас не засек». И на всякий случай дверь заперла. Он вошел, бросил свое одеяло на пол и сказал: «А теперь давай сначала сыграем в Золушку». - «Как это в Золушку?» Он усадил меня в кресло и начал расшнуровывать мои кроссовки. Стащив кроссовки, он снял с меня носки, которые мы купили вместе с кроссовками, и, сунув руки в карманы, ловкими движениями фокусника вытащил оттуда мои начисто забытые шикарные туфли-лодочки: «Сейчас мы проверим, ты действительно принцесса или притворяешься». Лодочки наделись на меня без проблем. «А ну, пройдись!» - скомандовал он. Я не заставила себя просить дважды – встала и прошлась перед ним походкой киномодели. «Кажется, действительно принцесса. - пробормотал он. Куда же деться мне, еврейскому простолюдцу?» - «Простолюдину, - поправила я, – место на полу у ног принцессы. Устраивайся, а я пойду в душ».

Он стал печально расстилать одеяло на полу, прямо на потертом линолеуме. «А простыню ты не взял?» - «Я как-то не подумал». - «Ладно, возьми мой халат. Не будешь же ты спать на голом полу!» - «А как же ты будешь без халата в присутствии малознакомого просто - как его? – простолюбимца?» - «А я надену новую роскошную ночную сорочку, которую успела купить в день приезда», - я схватила нераспечатанный пакет с сорочкой и удрала в душ. Не успела я толком отрегулировать воду, что в нашем дешевом отельчике было непростой задачей, как в щель между пластиковыми занавесками просунулась кудрявая каштановая голова: «А ты не позовешь простолюбимца помыться вместе с тобой? Он очень скромный».

И не дожидаясь ответа, он влез в душевую кабину совершенно голый и очень складный. Я, глубоко вздохнув, попыталась проглотить сердце, стремящееся выскочить через рот, и промямлила: «Тут очень тесно». - «Это чудно, что тесно! Дай я тебя помылю!» Он набрал в ладонь горсть шампуня и начал меня намыливать, мягко, нежно, ненастойчиво. От каждого его касания я все больше теряла голову, но мне кажется, что одной рукой он меня намыливал, а другой все тесней прижимал к себе. «А теперь пора намылить меня, - прошептал он. - Нет нет, не спину, и не плечи, а тут, да, да, тут. Ниже, еще ниже и хорошо бы двумя руками. О, какие руки! Какой Бог наградил тебя такими руками?»

Почти теряя сознание, я все же похвасталась: “Лина называет меня Лилька золотая ручка”. Он подхватил меня на руки и, намыленную и мокрую, как была, уложил на кровать. После чего началось такое, что словами описать нельзя. У меня было два мужа и с пол-десятка любовников, но до Феликса я не понимала, зачем женщины занимаются любовью с мужчинами и почему то, чем они занимаются, называется любовью. Наверно, для того, чтобы была семья, чтобы были дети, чтобы муж был удовлетворен, чтобы считалось, что у тебя есть любовник, но ни в коем случае не для своего удовольствия.

Я не знаю, сколько это длилось, а когда кончилось, я так заорала, что не узнала своего голоса. Но мне не было стыдно. «Ладно, можешь спать у меня», - прошептала я и повернулась к нему спиной. Это было ошибкой, потому что только я коснулась спиной его живота, как он обхватил меня двумя руками и стал гладить так, что у меня опять все поплыло в тумане и в небе под веками засверкали звезды.

Проснулась я от телефонного звонка. Пока я сообразила, где я и где телефон, прошла наверно целая минута. «Лилька, ты жива? – услышала я голос своей школьной подружки Ксанки, которая несколько лет назад удачно вышла замуж и уехала из Харькова в Нью-Йорк. - Ты же обещала вчера вечером прийти к нам. Куда ты пропала? Я весь вечер звонила и никакого ответа». –«Понимаешь, после моего доклада на конференции мне пришлось встретиться...» – начала отважно врать я. «Ни с кем тебе не пришлось встретиться – я вызвонила твоего ассистента Юрика, и он сказал, что ты начисто пропала и все тебя ищут».

Делать было нечего и я решила сказать правду: «Ладно, сознаюсь – я завела курортный роман». В этот момент Феликс вырвал у меня трубку и сердито шмякнул на рычаг: «Курортный роман, говоришь? – прорычал он -- Сейчас я покажу тебе курортный роман!» И показал такое, что мы опоздали не только к началу заседаний, но еле-еле успели ко второй части.

«Жаль, что мне некому на тебя жаловаться, а то я бы написал донос», - скривив губы, прошипел Юрик, когда мы вошли и сели рядом с ним. Я догадалась, что он ревнует. Сидеть рядом с нами ему было тяжело, и поэтому он сослался на головную боль и ушел. И мы тоже вскорости ушли – после такой ночи мы оба потеряли интерес к научным вопросам. Это получилось очень удачно: Юрик у входа в отель столкнулся с Линой, у которой поехала крыша, и к моменту, когда у Юрика тоже поехала крыша, мы с Феликсом оказались под рукой и повезли Лину к Ксанке.

Ксанкин дедушка недаром считался великим волшебником, если он сумел вернуть Лине память, но даже он не мог получить ответа на свои вопросы. Толком она ответила только на один – почему рассказ Сабины оборвался так неожиданно «на самом интересном месте»? – «Потому что наутро наш дом разбомбили и наши сеансы закончились». – “А что было дальше?” – “Через месяц немцы взяли Ростов, и дальше ничего не было, потому что они убили Сабину”.

«Вот что, - объявил профессор. – Лилька, теперь ты обязана вытянуть из Лины Викторовны все подробности ее романа с Сабиной. Ведь это был роман, не правда ли?» Лина не задумываясь ответила: «Как вы точно это назвали – роман. Я больше никогда в жизни никого так не любила».

Мы вышли от Ксанки, огорошенные и потрясенные, наивный Юрик даже плакал, да и я готова была разреветься. Конечно, мы слышали про массовые расстрелы евреев во времена немецкой оккупации, но одно дело – услышать, а другое – увидеть на экране. А кроме того, все это было так давно, задолго до нашего рождения, почти при Чингиз-Хане. Но тут некстати вылез Феликс со своими рассказами про футбольные матчи в Змиевской балке, - выходило, что она и вправду существовала даже сейчас, а не во времена Чингиз-Хана. Мальчишки играли в футбол прямо на ямах с трупами расстрелянных. Какая сволочь это придумала?

Лина Викторовна пожаловалась, что у нее стеснение в сердце, и Феликс тут же подозвал такси: «Предупреждаю – платить буду я. Ведь я получаю деньги от немецких властей, и надо их скорей истратить, они жгут мне руки». Мы приехали в отель, принесли Лине китайский обед и уложили ее спать.

«А теперь пошли читать, что она написала», - объявил Феликс по дороге к лифту, а Юрик жалобно заныл: «И я с вами!» - «Ты не хочешь побегать по Нью-Йорку? - спросила я: Юрик был мне ни к чему – Ведь завтра утром мы улетаем». Феликс как стоял, так и сел прямо на грязный пол: «Что значит - завтра утром улетаем?» - «Что это может значить? Складываем вещички, едем в аэропорт и садимся в самолет «Нью-Йорк – Москва». - «А почему ты мне об этом не сказала раньше?» - «Я думала, ты знаешь – ведь сегодня последний день конференции». – «Вам что – ни одного добавочного дня не дали?» - «Мы – бедные российские граждане, у нас нет денег на вашу буржуазную роскошь».