Заблудившиеся - Андрей Борисович Троицкий

за рубеж черных и цветных металлов, труб…

— Да этим только ленивый не занимается, — заорал Владимир Петрович, покрываясь багровыми пятнами. — Это обычный бартер — и только.

— Может, занимаются этим и все, да не всех ловят. А козлом отпущения быть обидно, ох как обидно. За других потеть не хочется, а? Сейчас милиция проверяет регистрационные документы. И выяснится… Вы уже знаете что? Конечно, знаете. Документы на безлицензионный вывоз за рубеж цветных и черных металлов — подложные.

В ответ Крыленко схватил лежащие перед ним листки договора, разорвал их пополам, скомкал и швырнул в корзину.

— Вот где место вашему договору!

— Не беда. У меня еще экземпляр имеется.

— Это примитивный, грубый шантаж, — Владимир Петрович до боли стиснул зубы.

— Я предложил вам выбор. Следствие, возможно, судебная тяжба, неизбежная в любом случае огласка и подмоченная репутация… Или все остается, как было. Тут и выбирать нечего, все и так ясно. Но вы почему-то упорствуете.

Крыленко не ответил. Положив локти на стол, он потер пальцами виски и на минуту закрыл глаза. «У этого Сайкина шизофрения, — мелькнула мысль. — Впрочем, люди с этим недугом часто становятся известными, даже историческими личностями». Он вспомнил, прислушавшись к сердцу, что капли закончились, а новый пузырек дома.

— Послушайте, так это с вашей подачи сделали обыск, документы изъяли, арестовали банковский счет? — спросил он.

— Не преувеличивайте мои заслуги, — скромно ответил Сайкин.

— И все мои мучения, все бессонные ночи, нервы, все только из-за того, чтобы издать книжки Пашкова? — Крыленко показалось, что левая половина груди онемела, а сердце вообще перестало биться. — Боже мой, какой кошмар, — прошептал он и, открыв ящик стола, принялся искать лекарство.

Но склянки, конечно, не было. Он хотел позвать Агнессу Георгиевну и попросить что-нибудь от сердца, но подумал, что, если увидит эту шлюху сейчас, точно случится приступ. Владимир Петрович расслабил узел галстука, давившего шею, он глубоко задышал.

— Для чего вам все это? — спросил он Сайкина. — Ну, издавать эти книжки под своим именем, играть в эти недостойные игры? Не понимаю. Хоть убейте, не понимаю, чего вам не хватает. Чего вы добьетесь, если станете известным писателем? Все равно интеллигенция не примет вас в свой элитарный круг. От вас пахнет деньгами, как навозом от крестьянина.

— Меньше всего я думаю об элитарных кругах, — сказал Сайкин. — Вы переоцениваете так называемую интеллигенцию. Запах денег в отличие от запаха навоза ей всегда нравился. А сейчас мода на большие деньги.

— Все равно для нашей интеллектуальной элиты вы останетесь ничтожеством с вирусом звездной болезни. — В глазах Крыленко горело бешенство. — Это в случае удачи вашей авантюры. А вообще ваше место — на скамье подсудимых.

Сайкин раздавил окурок в пепельнице.

— Так мы договорились?

— Нет — вот мое окончательное решение, — Крыленко встал из-за стола. — Нет и еще раз нет. А теперь убирайтесь. Пусть я лучше вылечу в трубу или сяду за решетку, но не пойду у вас, шантажиста, на поводу.

Сайкин захлопнул кейс и поднялся.

— Как хотите, — улыбнулся он. — Интересно было на вас посмотреть. Давно не видел самоубийцу.

— Убирайтесь, — повторил Крыленко, волнение сменялось давящей усталостью.

Сайкин чмокнул губами и уже взялся за ручку двери, но раздумал и повернулся к нависшему над столом Крыленко.

— Вам, может быть, интересно, где сейчас находится ваш сын?

— Что ты сказал? Где Сережа?

Самообладание окончательно изменило Владимиру Петровичу. Ему стало так страшно, как не было еще никогда.

— Мы еще не подписали договор. — Сайкин приподнял кейс и похлопал по его крышке свободной рукой.

Глава 14

Ночью сильно похолодало, и с утра вперемешку с дождем вдруг посыпал мокрый снег. Сайкин через окно рабочего кабинета смотрел на мокрый асфальт. Улица, обычно оживленная в утренние часы, пустовала, одинокие прохожие спешили по своим делам, спеша укрыться от непогоды, ускоряли шаг.

Внизу возле представительского «Мерседеса» топтался Юра. Племянник Ларисы, получивший эту работу благодаря счастливому для него стечению обстоятельств, оказался человеком на своем месте. Парень аккуратный, вежливый, больше помалкивает, а не болтает попусту. Сайкин видел, как Юра снял с машины дворники и заторопился под крышу, в офис.

За короткое время работы у Сайкина Юра превратился в щеголеватого парня и напоминал преуспевающего коммерсанта. Сегодня на представительской машине он привез из дома в офис Сайкина Ивана Трофимовича Плетнева. Этому незапланированному визиту предшествовал телефонный разговор накануне.

Позвонив, Плетнев только сказал, что есть повод срочно встретиться. Его напряженный голос не понравился Сайкину. «Насколько срочно?» — спросил Сайкин. «Чем скорее, тем лучше. — Плетнев задышал в телефонную трубку. — Для вас лучше. Для вас и для меня». Сайкин насторожился. Отложив все срочные дела, он ждал Плетнева, с раннего утра послав за ним машину. «На этого человека, как я понял, нужно произвести особо выгодное впечатление?» — спросил Юра, отправляясь на другой конец города. «Ни на лимузин, ни на твой новый пиджак этот мужик внимания не обратит, — ответил Сайкин. — Он тертый перетертый. А сейчас занят важным делом: решает, что делать со своими деньгами».

Снег все падал и таял на еще теплой земле. Уродливые, с обрезанными ветвями тополя, мокрые автомобили, редкие пешеходы, дома со знакомыми серыми фасадами. Скоро зима. Повернувшись спиной к окну, он присел на подоконник.

Плетнев в мешковатом плохо глаженом костюме сидел, расставив ноги, в глубоком кресле за журнальным столиком. На его широком немодном галстуке в сером свете дня отчетливо угадывались жирные пятна. На плечи пиджака налетела перхоть. Отпив принесенный секретарем кофе, он почесал затылок и, не торопясь начать тяжелый разговор, заткнул рот сигаретой.

Отойдя от окна, Сайкин опустился в кресло рядом с Плетневым, по опыту зная, что доверительный неофициальный разговор лучше начинать в креслах, а не за столом. Вытянув ноги, он потянулся к сигаретнице, но она оказалась пустой, и Сайкин подумал, что старая его секретарша давно заслужила пенсию, а не высокий оклад, если забывает элементарные вещи.

Сайкин очень торопился, но показывать свое нетерпение при Плетневе не хотелось. Он отыскал в кармане пачку сигарет и прикурил от большой настольной зажигалки, врезанной в гладкий кусок малахита. Плетнев откашлялся, собираясь начать, и Сайкин понял, наводящие вопросы, вертевшиеся на языке, уже не потребуются.

— Я знаю, у вас неприятности. — Плетнев глядел в сторону. — Собственно, неприятности — не то слово. У вас большая беда.

— Да, к сожалению, все мы смертны, — Сайкин глубоко затянулся. — Смерть — это всегда беда. А когда умирают самые лучшие, самые верные люди — беда вдвойне. Федоров был именно таким человеком. Это настоящая потеря, боюсь, невосполнимая.

— Что