Ветхозаветные пророки - Александр Мень

Сколько раз Исайя Второй принужден был убеждаться, что надежды его напрасны! Но он устоял, как и его великий иерусалимский предшественник, как Аввакум, как Иов. Последние годы его жизни были мрачны. Но видение золотого Града продолжало гореть перед ним и в конце его земного странствия. Пусть все вокруг говорило о тщете упований, но он не изменил своему видению. Не этот нищий город, лежащий в развалинах, но Новый Иерусалим остался нерушимым оплотом его веры, предметом его любви. Превозмогая душевную боль, он продолжает воспевать Божий Град, теперь уже столь далекий и недоступный. Жизнь — это непроглядная ночь, но тем, кто видит маяк Нового Иерусалима, он не даст сбиться с пути.

Там не будет нужды в солнце, незакатным светом станет Сам Бог, Который введет человека в Свой чертог. Он и сейчас обитает в верном сердце (57.15), но тогда изменится все: и человек, и само мироздание:

Вот Я творю новое небо и новую землю,

а прежние не будут вспоминаться и на ум не придут.

(65.17)

Эти слова ветхозаветного провидца повторит в Апокалипсисе апостол Иоанн, когда перед его духовным взором раскроется видение Горнего Иерусалима. В этом — единство устремления, единство чаяний Ветхого и Нового Заветов, и они останутся вечным источником сил для новых поколений человечества, указывая им путь, назначение и смысл бытия.

* * *

Здесь мы должны расстаться с Второисайей — этим таинственным безымянным гигантом Библии. Выше него ветхозаветное сознание уже редко сможет подняться. Он явился великим предтечей Мессии, уготовлявшим Ему путь. Казалось бы, вот оно — «исполнение времен»! Не пробил ли час для Воплощения и Благовестия? Но на самом деле до начала новой эры оставалось еще пять веков. Пророк намного опередил свое время. Ветхозаветной Церкви предстояло пройти через столетия радостей и горестей, многому научиться, от многого отказаться, прежде чем почва для Сеятеля будет готова. Правда, в ней найдут себе место и плевелы. Рядом с добром будет расти зло; оно вызовет бури и столкновения, приведет к отвержению Мессии и Голгофе. Но такова, по слову Евангелия, вся история мира: пшеница и сорняки поднимаются вместе. Только Конец полностью изгонит тьму…

Стены и закон

Иудея, Персия, Вавилон 485–423 гг.

Сделайте ограду закона!

Талмуд, Пирке Абот

Наше повествование подходит к концу. Строго говоря, мы могли бы остановиться на Книге Ионы. Именно она указывает на то, что пророков в Израиле сменяют новые учители: мудрецы и книжники. Но это не было результатом медленных и незаметных процессов; напротив, начало нового этапа отметил резкий, крутой поворот. Что-то произошло в духовной жизни Ветхого Завета, выдвинув на первый план иные направления, иные формы учительства, иные устремления.

Библия уделяет большое внимание этой перемене, что побуждает нас подробнее остановиться на ней.

События, непосредственно предшествовавшие перевороту, мало известны, да и вряд ли эти десятилетия были богаты событиями. Мы знаем только, что в первой половине V века до н. э. Община пережила два новых кризиса: национальный и религиозный.

После Зерубабеля наместника в Иерусалим не назначили; провинция потеряла даже тень независимости, она подчинялась теперь правителю Самарии. Подавленные нуждой, налогами и отсутствием перспективы, иудеи влачили нищенское существование. Правда, бедность не была общим уделом: состоятельные члены Общины сумели извлечь выгоду даже из трудностей. Не считаясь ни с чем, они продолжали обирать крестьян и наживаться путем ростовщичества. Многие земледельцы, будучи не в силах выплатить долги и подати, закладывали свои участки и даже продавали себя и родных в неволю. Каждый недород пополнял число рабов-должников.

Не было ни закона, ни права, ни власти, которые могли бы защитить беднейшие слои иудеев. Увеличение же персами дани лишь побуждало алчных ростовщиков действовать еще беспощаднее.

Немало страдал народ и от соседей, которые численно превосходили ею. Моавитяне, амонитяне, идумеи и жители филистимского побережья являлись постоянной угрозой Иерусалиму. Иудеи все меньше чувствовали себя хозяевами на своей собственной земле.

И даже мирные отношения с иноплеменниками таили в себе опасность. Среди переселенцев преобладали мужчины, поэтому, вернувшись в Палестину, многие из них женились на язычницах. Их дети уже не знали родного языка и веры отцов. День ото дня народ обезличивался, таял, растворялся. В нем гасло национальное самосознание, иссякали энергия и религиозное рвение.

Само положение Иерусалима наглядно свидетельствовало о глубоком упадке Общины. По-прежнему почти пустой город стоял без стен, и только храм возвышался там как памятник несбывшимся надеждам. В те времена город, лишенный акрополя, был как бы домом без запоров и дверей. Любые враждебные банды беспрепятственно могли проникать туда и держать жителей в страхе и подчинении. Поэтому большинство иудеев предпочитало жить в селах, которые меньше привлекали внимание грабителей и где легче было прокормиться.

Одно время нашлись было смельчаки, решившие восстановить стены крепости, но осуществить свой замысел им не удалось. Подстрекаемые самарянским наместником, который хотел удержать власть над Егудом, персидские чиновники донесли царю, будто иудеи снова готовят мятеж, и тот запретил строительство. Явившиеся из Самарии отряды разрушили то, что было уже сделано, и сожгли все городские ворота. Но в это время, когда казалось, что Израилю суждено было через два-три поколения окончательно исчезнуть, к нему пришла неожиданная помощь.

У персидского царя Артаксеркса I (465–425) был приближенный иудей по имени Нехемия. Библия рисует этого человека горячим патриотом, исполненным глубокой веры. В Сузы, где он жил при дворе, дошли вести об отчаянном положении Иерусалима. В своих записях, вошедших в Книгу Нехемии, он рассказывает: «Услышав эти слова, я сел, и заплакал, и печален был несколько дней, и постился, и молился перед Богом небесным». Царь заметил уныние на лице Нехемии и, узнав о причине его горя, спросил, чего бы тот желал. Нехемия ответил, что его мечта — поехать в город, «где могилы его отцов», и «обстроить» его.

Артаксеркс и его жена были расположены к Нехемии и доверяли ему. Царедворец был вскоре же назначен наместником Иудеи и получил пропуск к сатрапу Заречной области. Кроме того, Артаксеркс распорядился, чтобы Асаф, «хранитель царских лесов», отпустил Нехемии материалы для сооружения иерусалимских ворот.

В декабре 445 года облеченный полномочиями Нехемия отбыл в Палестину. По приезде он сначала действовал тайно, так как был уверен, что власти Самарии будут ему всячески препятствовать. Ночью, объехав город, он осмотрел остатки стен и развалины башен. Ворота являли печальное зрелище; для того чтобы восстановить их, требовалось много труда и средств. Но это не поколебало Нехемию. Закончив осмотр, он созвал старейшин и объявил им о своих правах и намерениях. Те поразились неожиданной вести, но с готовностью решили: «Будем строить!»

По распоряжению Нехемии в город из сел были собраны молодые иудеи; наместник разбил их на отряды, возглавляемые левитами, поставил каждый из них на особом участке строительства. Работа началась.

Самарийский правитель Санбаллат, будучи не в силах открыто причинить вред сопернику, стал плести вокруг него интриги. То он обвинял Нехемию в измене царю, то насмехался над ним, то распускал слухи, которые могли бы внести смятение в ряды строителей. Но так как Нехемия оставался равнодушен ко всем этим проискам, Санбаллат в союзе с амонитским военачальником Товией решил действовать силой. Притворяясь доброжелателями Иудеи, они тайно подстрекали соседние воинственные племена напасть на Иерусалим. Однако Нехемия, узнав об этом, поставил вокруг стен стражу и сигнальщиков с трубами. Часть людей работала, часть — несла караул. «Бог наш будет сражаться за нас», — ободрял Нехемия народ.

Были вооружены и сами рабочие: «строившие стену и носившие тяжести, одной рукой работали, а другой — держали копье». Санбаллат и Товия, видя, что наместник готов отразить удар, снова попытались прибегнуть к хитрости. Через полтора месяца, когда основная часть стен была отремонтирована, Санбаллат несколько раз вызывал Нехемию в одну из деревень якобы для переговоров, но тот неизменно отвечал: «Я занят большим делом и не могу прийти».

Некий пророк Шехания стал пугать Нехемию заговором и советовал ему искать убежища в храме. Расчет, по-видимому, был прост: очернить наместника в глазах народа, обнаружив его трусость и заставив его войти туда, куда был закрыт вход мирянам. Но упорный Нехемия отказался верить даже пророку. «Я знал, — вспоминал он впоследствии, — что не Бог послал его, хотя он по-пророчески говорил мне, а подкупили его Товия и Санбаллат». Впрочем, как утверждает Иосиф Флавий, на правителя действительно было совершено покушение.