Одержимый сводный брат (СИ) - Ирсс Ирина

— Егор… — вместо глотка воздуха.

Не знаю, что пытаюсь сказать. То ли молить его продолжать, то ли остановиться. Задыхаюсь, ощущений вдруг становится слишком много. Отстраниться хочу и в то же время прильнуть ещё ближе. Сама двигаться в такт его пальцам начинаю. Быстрее, глубже и глубже. Все мысли только на одном постоянно то появляющимися, то вновь ускользающем ощущение.

— Давай, птичка, — кусает Егор мою шею, — сделай это, взлетай для меня.

Я, блин, уже лечу. Плыву. Плавлюсь. Исчезаю. Одни ощущения в мыслях. Всё так остро. Язык скользящий по шее. Его твёрдость в штанах, вжимающаяся в моё бедро, которую так отчаянно хочу чувствовать внутри себя. И то, как Егор сам этого хочет, двигается вместе со мной, лишь распаляя моё желание до безумного состояния.

Трогать его хочу, кожей ощущать. Но стоит только моей руке двигаться вниз, как Егор тут же её перехватывает.

— Руки, Лина, бл*дь, — звучит, как очень грязное ругательство.

Почти угроза, за которой следует ещё более яростный поцелуй точно какое-то наказание. И руки мои тут же приколачивает над головой, сжимает почти до боли, и так темп ускоряет, что я забываю обо всём на свете. Сама ногу закидываю на его бедро, подаюсь вперёд и в этот момент Егор надавливает на клитор большим пальцем. Одно круговое движение, и я кажется матерюсь.

Кричать хочу. Меня бьёт точно током. Всё внутри содрогается. Так сильно… так сильно… что стоять не могу. Но оно всё не прекращается. Егор что-то шепчет мне в ухо, мочку кусает и влажно целует, а я лишь могу только чувствовать. Распадаться на части и пытаться воздух вдохнуть.

И тут…

Охтыжбожемой.

Егор входит в меня. Наполняет на всю длину так резко, что мгновенно улетаю за грань.

Твёрдый, горячий, большой.

Такой большой…

Обнажённый. Плоть к плоти.

Мне требуется, наверное, с секунд тридцать, чтобы принять все эти сильнейшие ощущения. Егор не двигается вместе со мной. Знаю, что ему также нужно это время. А когда наконец открываю глаза, Егор поднимает на меня взгляд. Конечно, я не могу во всей этой в темноте разглядеть в них хоть какие-то эмоции, но мне достаточно того, что чувствую их в нём.

Мы смотрим друг другу в глаза. Егор всё ещё держит мои руки над головой одной рукой, второй медленно начинает двигаться с бедра вниз, заводит её под мою попу, приподнимая, и я тут же поднимаю вторую ногу, крепко обхватывая его бёдра.

Секунда, и тут происходит первый толчок.

Ох, мамочки.

Прикусываю губу, но даже пискнуть себе не позволяю.

Всё ещё глаза в глаза, мы будто проходим какое-то испытание. На самом же деле просто хотим как можно дольше продлить этот момент. Само понимание, что с этой секунды между нами больше ничего нет. Разве что, мои шорты и трусики, просто отведённые в сторону, которые в данный момент, на удивление, ничуть не мешают.

Вряд ли кто-то из нас готов сейчас разорвать эту связь, только для того, чтобы их стянуть вниз.

Пауза и снова толчок. На этот раз более сильный, заставляющий спину немного прогнуться, а ногам прочнее обхватить его бёдра.

Паузы сокращается, а движения набирают мощь. Нас хватает секунд на пять, а дальше мы просто вылетаем из этого измерения. Не знаю, кто срывается первым, следующее, что осознаю, что мой рот в плену самого горячего, страстного и глубокого поцелуя. Есть только движения, ласки и нарастающее до невыразимости удовольствие.

— Да, маленькая моя… — набирает Егор темп, — ты такая красивая, ты просто ох*ительно, какая красивая. Взлетай в небеса, птичка, прям к звёздам…

Я взрываюсь первой. Накрывает оргазм — быстрый, мощный, выбрасывающий из реальности. Я что-то кричу, то ли ругаюсь, то ли матом молюсь. Себя совсем не слышу, лишь Егора, который продолжает углублять и углублять проникновения, усиливая и усиливая все — мать вашу — ощущения до такой степени, что в один момент я просто выключаюсь. В пропасть невиданную лечу и там распадаюсь.

Егор кончает спустя пару секунд мне на живот, и мы оба просто какое-то время совершенно не двигаемся. Отдышаться пытаемся и прийти в себя. Возможно, поверить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

С шумным выдохом Егор отрывается от моего плеча, чтобы мазнув губами по скуле, на удивление, нежно поцеловать меня в уголок рта и там замереть, уткнувшись лбом мне в висок.

— Надеюсь, ты довольна, маленькая провокаторша, — выдыхает в кожу Егор, — потому что я — нифига нет. Мне чертовски этого мало. Хочу тебя всю, птичка.

И это абсолютная правда, потому что его губы уже начинают рассыпать по лицу и шеи новые поцелуи, а животом я чувствую, как вновь он возбуждается. За секунды, черт бы его побрал.

Поворачиваю голову, чтобы зацепить его взгляд, и хоть на моих губах и проскальзывает маленькая улыбка, говорю я совершенно серьезно:

— Я и так вся твоя, на сегодня, на всю ночь, навсегда.

Но Егор вторит лишь единственное:

— Я возьму только одно — навсегда.

Глава 41. Егор

— Так значит… ты и… Егор? А это вообще нормально? Да и разве законно?

Что за…

Хмурюсь ещё до того, как ступаю в кухню, заставая там птичку в компании Леси, выглядещей так, будто собралась на пробежку. Лина меня не видит, хоть и сидит ко мне лицом, всё её внимание сосредоточено на новой обитательнице этого дурдома. Взгляд острый, пронизывающий Лесю насквозь, её явно не смущают слова, напротив, такое ощущение, что ещё немного и “наша мамочка” останется без волос.

— А то, что ты спишь с мужиком, который тебе в отцы годится? Нормально? — это уже выдаю я, приваливаясь плечом к косяку, хотя и не совру, что жуть, как хотел услышать ответ Лины на этот вопрос.

В свете последних событий, что, проснувшись, осознал, что меня кинули, я самый заинтересованный человек в этом доме. Но я же и единственный, кто будет у птички спрашивать, что она думает о нас. Точно не эта дешёвка. Которая вздрагивает, стоит услышать мой голос, и поворачивает голову, чтобы вперить непонимающий взгляд. Требуется секунда, чтобы к этому добавилась ещё и обида. Яркая такая, далеко не наигранная, совсем не вяжущаяся с характером расчетливой стервы, которой я её успел узнать.

— Что ты… — начинает Олеся возмущённо, но ситуация внезапно становится максимально комичной, когда за моей спиной звучит:

— Лина?.. — и удивлённо, и как-то даже слишком эмоционально.

Отцу будто кто-то кислород перекрывает. А он ещё и узел галстука приспускает, когда ровняется со мной, подтверждая, что нервничает. Он не знает, что именно заставило Лину покинуть этот дом, но точно думает, что часть его вины есть. Я же тоже наконец смотрю на Лину, желая поймать её взгляд. Не хочу ждать, когда все разбредутся, мне нужен хотя бы намёк, что она не жалеет, но она в этот момент, кажется, вообще не хочет ни на кого смотреть. Густо краснеет и ёжится, будто ей невероятно неловко.

— Доброе утро, — всё, что мямлит она, после чего в воздухе повисает тишина.

Действительно, мля. Охренеть, какое доброе. Про его «обычность» вообще молчу. Лет сто, наверно, не было такого, чтобы с утра все в кухне встречались. А если на нас посмотреть…

Лина в моей футболке, после ночи со мной, Леся, которая пылает едва ли не яркой краской, отчего-то злясь на меня и на Лину, я в одних штанах, под которые даже боксеры не успел надеть, вылетев из комнаты, как ужаленный, чтобы узнать, почему птичка сбежала, и отец — единственный полностью одетый в нашей компании. Стоит добавить, что он ещё и единственный, кто в принципе не понимает, что здесь происходит и не имеет никаких тайн.

— Я рад, что ты дома.

Да он сегодня вообще сама положительность.

— Доброе утро, Эдь, — вклинивается Олеся, расплываясь в улыбке и тут же оказываясь около него, чтобы прилипнуть всем телом.

От обиды и злости не следа, меняется на глазах, словно тут происходило что-то очень хорошее, прямо перед тем, как зашёл отец. Хотя и поочередно взглядом нас с Линой исследует, проверяя, не настроен ли кто из нас сдать её с потрохами. Что наводит меня на вопрос, с чего вообще это она ринулась нападать на Лину? Это далеко не в её интересах. Только я раз сто её предупреждал, чтобы она была осторожнее с птичкой. Если откровенно травила бы её, сомневаюсь, что задержалась бы в этом доме. Марину в своё время это тоже касалось, отец хоть и в принципе совершенно неадекватен в вопросе взаимоотношений, вряд ли кому-то позволил бы пренебрежительное отношение к семье. Напротив, единственная его цель — сделать её идеальной. Кто бы ему еще вдолбил, что такого понятие “идеальная” в принципе ни у кого нет, кроме него.