Антология современной швейцарской драматургии - Андри Байелер

* * *

ПРОЛОГ

АНДРЕА (42). Есть несколько причин, почему я решила не заводить детей. Когда желание завести их еще присутствовало, не было подходящего партнера. Теперь у меня просто нет потребности в деторождении. Ребенку просто нет места в моей жизни. Будучи одинокой, я в любой момент могу принять спонтанное решение — и пошло-поехало! И потом, этот миф о материнстве уже проел мне плешь. Какое там, хорошая мать сидит со своим ребенком дома. Раздражают и эти матери-тигрицы, которые взрываются на каждый пук против их ребенка. Невоспитанные дети тоже меня достали. Я всегда говорю, дети — эти разгуливающие на свободе террористы. Моя мать еще внушала нам правила приличия, но ведь нынешним детям позволено все. В нашем обществе на всякий чих требуется лицензия или сертификат, только на воспитание детей не требуется. А некоторым бы не повредило пройти курс по воспитанию перед тем, как заводить детей.

Потом финансовая причина. Я зарабатываю ровно столько, сколько хватает мне одной. Не имею желания садиться государству на шею только потому, что у меня ребенок. И попадать в зависимость от мужчины? Нет, я бы не смогла. Мне трудно представить совместную жизнь. Я нахожу ужасным видеть по утрам в моем зеркале небритого мужчину. Ванна мне нужна для себя. Мне нужна моя свобода. И еще вопрос, сам-то парень выдержит ли со мной. Я связываюсь с человеком лишь в том случае, когда прояснены две вещи: во-первых, чтобы он не ждал от меня, что я стану заниматься его диетой. Во-вторых, чтобы он не диктовал мне, как и в чем мне ходить. То есть он должен принимать меня такой, какая я есть. А одной с ребенком — этого я тоже себе не представляю. И без того слишком много матерей-одиночек на грани нервного срыва, которые требуют для себя чуть ли не государственного ордена за свои заслуги, хотя все, вплоть до трусов, им финансирует государство.

Меня это просто не интересует. Конечно, у меня есть друзья с детьми, но эти дети хотя бы знают, как себя вести. Они воспитанны. Только и слышишь это нытье, и-и-и-и, эти частоты, вот когда сопрано на этих частотах, то хорошо, но детский визг! Я ненавижу его, я его не выношу. Почему матери позволяют себе являться в публичные места, если они не могут держать под контролем своих детей? Они ждут, что их воспитает официант? Это же мир, вывернутый наизнанку, и все посетители вынуждены терпеть приступ буйного помешательства какой-нибудь трехлетки. Тут не повредила бы хорошая оплеуха! Если бы я была хозяйкой ресторана, я бы повесила на двери объявление большими буквами: «Детям до 14 лет вход запрещен». Может, это и резковато, но таково мое мнение, и я на нем стою. Уж извините.

I. ТАНЯ (26), ПЕТЕР (31), МАНДИ (28)

ТАНЯ. Ну, раньше-то я всегда думала, что до тридцати непременно рожу первого ребенка, но вот мне уже двадцать шесть — и… м-да… как-то все отодвигается на потом.

ПЕТЕР. Думаю, я не сделаю выбор в пользу детей. Таковы обстоятельства. Но я хотя бы не делаю выбор против детей.

ТАНЯ. Моя учеба затянулась и… к тому же еще мужчины для этого, к сожалению, нет, поэтому я не думаю, что успею до тридцати с моим первым ребенком, но я не хочу на себя давить, я ведь все равно еще очень молода…

МАНДИ. Мы оба хотели ребенка, пока ребенок не родился у моей сестры, которая на десять лет старше, и поначалу у нее были проблемы с уходом за ребенком. Ее дочь четыре дня в неделю проводила у нас.

ПЕТЕР. Ну да, мысленно-то я себе очень живо расписал, как у меня будет ребенок, и непременно его хотел, а теперь, когда у меня действительно серьезные отношения с девушкой, да, я замечаю, что такой подвиг мне не по силам.

ТАНЯ. То есть теперь я хочу работать, но если бы у меня были серьезные отношения с мужчиной, я бы уже скоро захотела ребенка, если бы считала, что рядом со мной именно тот, кто мне нужен. И вот я теперь специально думаю о моем друге или друге в кавычках, какими качествами он должен обладать. Вообще-то мне не кажется, что это правильные предпосылки.

ПЕТЕР. Всегда хочешь сделать это лишь тогда, когда есть некая финансовая стабильность, а также уверенность в прочности отношений. А пока что — не успеешь познакомиться, как начинаются ссоры.

ТАНЯ. Ну, моего друга я знаю уже почти два года, и поначалу он был от меня… в полном восторге и хотел быть вместе, а я не хотела, но потом — последний год, где-то с июня — все пошло наперекосяк. И вот у нас состоялся разговор, потому что я уже заметила, как-то все не так, как мне хотелось бы, и вот в разговоре выяснилось, что он вообще-то не так уж и влюблен в меня и ничего не хотел бы мне обещать, и тут я впервые была по-настоящему шокирована. Ну да, тут я сказала, что тогда давай все прекратим. Но я не смогла, потому что он хотел бы, чтобы все оставалось как есть, почему я теперь все разрушаю, но я смотрю на это совсем иначе, то есть я не хочу такого.

Я думаю, что он не тот человек, с которым можно создать семью. И потом еще было… мы с подругой бросили курить, но в воскресенье все-таки выкурили по одной, и тут она в шутку сказала ему, что от этого помогает только беременность, и тогда он говорит ей: «Что ж, я бы с удовольствием сделал Тане ребенка, можешь ей так и передать». Я спрашиваю себя… для чего он сказал это сейчас? Что ж мне теперь… Ведь он всерьез, то есть так еще никто в моем окружении не давал мне понять… Итак, я должна… то есть нет, так не пойдет. В том числе и из-за его профессии. Он просто слишком… да, и в намерениях тоже очень эгоистичен, он погружен в свои дела и вряд ли пойдет на компромисс, скажет: «За эту работу я сейчас взяться не могу». Или что-нибудь в этом роде. То есть для него очень важна карьера. Когда человек один, то все о’кей, то есть он может так поступать.

ПЕТЕР. Я знаю, что с ребенком может быть невероятно трудно. Я был папой. То есть моя бывшая, у нее был ребенок, ребенок проблемный, синдром дефицита внимания и так, по мелочам. То есть я просто узнал, что надо вникать в это все без остатка.

ТАНЯ. Я-то считаю, что мой друг — фрик. Сама по себе я скорее мещанских взглядов на семью, на детей, на женитьбу, но влюбляюсь всегда… Я хочу сказать, что у меня бы уже давно могла быть семья. Надо было только подцепить у нас в деревне богатого винодела — и уже был бы у меня сейчас дом и двое детей.

ПЕТЕР. Родить сейчас ребенка. Это нереально. Потому что это просто великое дело. Тут ни на секунду нельзя тешить себя иллюзиями. Когда у меня закончились отношения с той женщиной с ребенком, я прекратил и отношения с ребенком тоже. Это было больно, но эти отношения или бывают полными, или их совсем нет. Потому что эти встречи, а потом их долгое отсутствие — этого я не могу навязать ни ребенку, ни себе. Эту неопределенность я достаточно хорошо изведал на собственной шкуре.

МАНД И. У нас обоих было желание иметь ребенка, пока ребенок не родился у моей сестры. Ее дочка четыре дня в неделю жила у нас и с какого-то времени стала звать нас мамой и папой. Для моего друга это было слишком. У него начались приступы неофобии. Он сел напротив меня и сказал, что больше не знает, как жить дальше. Не знает, что он ко мне чувствует, — дескать, ему надо об этом подумать. И это нормально. После этого он еще полгода спал со мной в одной постели, продолжал прежние отношения, но повсюду говорил, что мы больше не вместе.

ПЕТЕР. Для себя самого мне важно чувствовать, что я могу работать как угодно долго, сколько понадобится. На втором месте была бы уже она. И тут я присмотрелся внимательнее, довольна ли она этим. Потому что несчастная, не реализовавшая себя женщина — это, по-моему, не вариант.

МАНДИ. Я всегда была семейным человеком и очень привязана к моей семье. У меня была проблема, что мы жили на Востоке, а мой отец уехал в Западный Берлин, по частному приглашению. С моей матерью они договорились, что он останется там, а мы выедем по запросу о воссоединении семьи. И потом я не видела его полтора года. Моя мать за это время превратилась в психическую развалину, потому что с выездом ничего не получалось. Штази постоянно контролировала меня, контролировала ее и приставляла ей нож к горлу, дескать, подавайте заявление на развод, у него там уже давно другая, что было неправдой. Моя мать работала полный день. В то время семья Марселя оказалась для меня очень важной, они меня поддерживали. А потом мы все-таки переехали сюда. Это было время, когда сломали Стену, и потом было очень, очень тяжело, потому что я была «осси». У меня была разновидность эпилепсии, и в ГДР я получала такие лекарства, про которые здесь, на Западе, врачи говорили: «О боже, да такое здесь и взрослым не дают». Я и правда сильно прибавила в весе, у меня был восточный диалект, восточная одежда, и я все еще была толстой. Из-за всего этого я была козлом отпущения для своих одноклассников, легкой добычей, чтобы есть меня поедом.