Босиком по асфальту - Элеонора Фео

круга по магазину прямо в них.

— Вообще-то я пыталась понять, удобные ли они, — ответила я, бросая недовольный взгляд исподлобья.

Саша лишь отмахнулся, а затем мотнул головой, отбрасывая несколько светлых прядей, упавших на лоб.

— Ты изначально видела, что они красные, и знала, что этот цвет «ни разу не универсальный», — передразнил он меня, изображая воздушные кавычки пальцами, на что я только выгнула бровь. — Ты дала мне надежду и так безжалостно растоптала ее!

— Да что ты, бедненький. И как только выдержал?

— Просто моя внутренняя сила не дала мне сломаться.

Теперь закатила глаза я. Покачала головой и оправила блузку, сползшую с одного плеча. Еще в магазине я собрала волосы в высокий хвост, который теперь раскачивался в такт моим шагам.

На шее не было ничего, что могло бы смутить меня, если туда вдруг упадет чей-то дотошно-внимательный взгляд. Я даже боюсь представить реакцию Воскресенского, узнай он, что все эти дни я терпела жуткую жару лишь потому, что носила на шее метку его поцелуя.

— Ты с самого начала знал, на что идешь, — безапелляционно заявила я. — Сам напросился.

— Как будто ты не была рада моей компании.

— В тебе столько самоуверенности… за год не исчерпаешь.

— Хочешь попробовать? — Воскресенский оскалился, поворачивая ко мне голову, и мой взгляд сцепился с его, потемневшим, когда солнце не касалось его лица.

Я недовольно прищурила глаза, вздергивая подбородок.

— У меня нервов столько нет, сколько у тебя — самоуверенности. Да и впереди лишь два дня.

— Два дня? — он посмотрел непонимающе.

А я осознала, что за все прошедшие будни мы так ни разу и не поговорили о его скором отъезде. Будто обходили эту тему стороной. Случайно или не совсем случайно. Саша практически не упоминал об этом в разговорах, даже точную дату сказал лишь вчера вечером, а я… пожалуй, тоже не спешила ничего обсуждать. Мы оба знали, что это неизбежно, но словно предпочитали не помнить.

Я неопределенно пожала плечами и разозлилась на себя, когда поняла, что прячу глаза от его внимательного взгляда.

— Два дня. Или у тебя перенесли рейс с понедельника?

— Не перенесли, — хитрая улыбка на губах, пропитавшая его слова. — Уже готовишься скучать по мне?

Брови взметнулись вверх сами собой, и я не успела сдержать нервный смешок. Он сорвался с губ и утонул в теплом воздухе.

— Не дождешься.

— Как грубо. А я буду вспоминать тебя, — произнес вдруг Саша.

И в его словах было что-то… Что-то, что отшвырнуло меня во вчерашний день. В голове раздались слова.

«Это было уже после того, как ты бросила меня?»

Стало не по себе.

Действительно. Саша уедет через два дня. Мы вряд ли увидимся еще когда-либо, а я так и не узнаю, считает ли он, что меня должно глодать чувство вины. Уверен ли, что наши отношения разрушила именно я. Что я виновата в том конце, который в итоге нас встретил.

Я ведь собиралась спросить его.

Сказать по правде, я никогда особо не задумывалась об этом — мне просто было неинтересно. Считает? Да и пожалуйста. Сколько влезет. Ведь я всегда знала, что я не виновата. То есть что виновата не я одна. До недавнего момента мне было все равно, что он думает.

Но сейчас… Сейчас я почему-то хотела знать о его мыслях. Хотела знать, давит он на меня осознанно или в самом деле нет. Думает ли, что я виновница нашего мрачного торжества?

— Скажи. — Я поколебалась еще несколько секунд, пытаясь подобрать слова. В конце концов, я собиралась заговорить о том, что сама же всеми возможными способами отторгала. Но нам нужно было решить этот вопрос. И мне нужно было знать. Убедиться. Понять. — Ты считаешь меня виноватой в том, что наши отношения закончились?

Сашу, кажется, немного шокировала моя смелость. Или резкая смена темы разговора. Брови его приподнялись в немом удивлении, однако он быстро нашелся, горько усмехнувшись.

— Это из-за того, что я спросил вчера?

«Это было уже после того, как ты бросила меня?» — снова вспомнила я. Прохладно, с четко различимым упреком. Мне было сложно забыть этот тон. Я прекрасно его знала — прекрасно помнила. Вряд ли такие чувства стираются из памяти.

Уязвленность. Обида. Боль.

Теперь удивилась уже я. Выходит, он все-таки нарочно это делает?..

— В том числе.

— Нет, Лиз. — Саша решительно покачал головой. — Я не хотел, чтобы это выглядело так, будто я упрекаю тебя. Я подобрал неверную интонацию, да и вообще просто не подумал, прежде чем спросить. Я не считаю тебя виноватой. Пять лет назад я злился, да, но сейчас все в порядке. Прости, если заставил думать иначе. Но! — Он вдруг указал на меня кончиком пальца, рассмеявшись. — Я обвиняю тебя в том, что ты ушла в понедельник утром.

Я закатила глаза.

— Если бы я осталась, это утро было бы самым неловким на свете. Как ты не понимаешь?

— Возможно, — согласился Саша, снова сунув руки в карманы джинсов. — А так оно было до невозможности пустым, с горьким привкусом досады.

— Как поэтично, — усмехнулась я, сжимая ледяной ладонью ремешок сумки. — Да, возможно, я не должна была уходить.

— Возможно? — Саша насмешливо изогнул бровь. Или за насмешкой скрывалась горечь?

— Не знаю, поступила бы я иначе, выпади мне шанс снова сделать тот выбор между «остаться» и «уйти».

Он хмыкнул, не удостоив меня ответом, но я пропустила его недовольство мимо ушей, потому что сейчас ощущала облегчение и радость. От решенного вопроса, от вскрывшейся правды — он не считает меня виноватой.

Чтобы перестать теряться в бесконечных догадках, стоит спросить напрямую о том, что тебя волнует.

Некоторое время мы шли в тишине. Саша явно дулся на меня, его показательно вздернутый нос только об этом и говорил, а я просто молчала, наслаждаясь прогулкой. Солнце было еще высоко, но уже вот-вот должно было начать клониться к горизонту, а затем — накрыть город медово-золотым маревом.

Его хотелось поймать в ладонь, унести с собой и навсегда спрятать, чтобы хмурыми осенними вечерами напоминать себе о радостях жаркого лета.

— Знаешь… — вдруг произнесла я, не совсем понимая, что собиралась сказать. Просто дала волю внутренней себе. А когда Саша повернул ко мне голову, внимательно слушая, почувствовала, как в груди растет уверенность. — Когда-то давно я слышала одну фразу. Ее смысл был примерно следующий: ты не можешь знать наперед, правильный ли выбор сделаешь,