Мир проклятий и демонов - Микки Хост

раз, когда Арне рассказывал что-то такое, Третий заливался краской и пытался силой прогнать его, а все вокруг с интересом прислушивались.

– И что потом?

– Потом, когда мама согласилась, что он действительно взрослый, она ушла к его сестре, и Третий разнылся. Она ведь еще в конце сказки всегда целовала их в лоб.

Клаудия пристроила затылок на выгнутом изголовье спинки стула и закрыла глаза. Будучи женщиной достаточно состоятельной и влиятельной, чтобы поручить подобные заботы слугам, мать Третьего лично каждый вечер приходила к каждому из детей, приносила молоко с медом и рассказывала им сказки, а после целовала в лоб. Мать Клаудии никогда такого не делала, а ведь она была единственным ребенком в семье.

Это могло бы задеть ее – совсем немного, – если бы девушка не поняла, что Арне чего-то добивается.

Он мог подшутить над Третьими и рассказать подобную историю в обществе других, но наедине с кем-то – никогда. Арне знал цену человеческому времени и хранимым секретам.

– Чего ты хочешь? – прямо спросила Клаудия.

Обычно Арне выглядел загадочно, мог через каждое слово заговорщически подмигивать, но сейчас был серьезен. Клаудию пугала эта серьезность. Будто так Арне показывал, что лишь она достойна видеть его иным, более устрашающим и могущественным.

– Отныне и вовек, пока стены Цитадели не рухнут, а Лабиринт не вернется к своему божественному строению, я – сакрификиум Времени. Я для Третьего – все, как и он для меня, но я не могу ему помочь. Я помогал ему все то время, что мы томились в Башне, и помогаю до сих пор, но сейчас с ним происходит что-то иное.

– И что же?

Арне замолчал и покачал головой. Короткие белые волосы, обычно небрежно зачесанные прядями к макушке, упали на лоб.

– Ты знаешь, чего Третий желает больше всего на свете?

У Клаудии были ответы, но она промолчала. Третий желал многого: народного признания, любви, обретения прежнего себя, отсутствия кошмаров, ощущения тепла живых, благодаря которому можно греться, избавления от чувства вины и желания уничтожить себя за то, что он сделал и чего не сделал. Но ничего из этого Клаудия не могла признать тем, чего он мог бы желать больше всего на свете.

– Третий желает, чтобы его любили. Народ, послы, слуги, даже те, о ком он не подозревает. Всего и без остатка. Для него это означало бы, что они не винят его в случившемся. Что они верят и знают, что он поступил так, как должен.

– Его любят. В Омаге его ценят, в других городах он желанный гость, а жители крепостей и поселений всегда рады его помощи.

– Потому что он сальватор. Сильнейший маг Диких Земель и единственный, кто сможет защитить их от Герцога, решись тот на отчаянный и дерзкий шаг. Но Третий хочет, чтобы его полюбили как великана, которым он когда-то был.

– Иными словами, чтобы было как прежде.

– Как прежде, – эхом повторил Арне, пустым взглядом скользнув по заваленному письмами столу. Он подцепил пальцами ответ, над которым работала Клаудия. – Как прежде уже ничего не будет.

– Я тебя не понимаю. Ты поэтому оставил Третьего?

– Нет, вообще-то, он просто достал меня разговорами, и я ушел. Думал, что когда-нибудь ему надоест говорить со стенами, и он все-таки ляжет спать. – Арне вздохнул и еле заметно усмехнулся, но пустота вернулась в его взгляд пугающе быстро. – Он думает, что ты ненавидишь Первую.

– Не ненавижу, но и не люблю, – пожала плечами Клаудия. – Не понимаю, что в этом плохого.

– Она же сальватор, которую он встретил спустя двести лет. И, предполагая, что ты ненавидишь ее, он начинает думать, что ты ненавидишь и его. За то, что открыл Переход в Дикие Земли. За то, что по его вине ты заперта в этом мире. За то, что привез Пайпер в Омагу.

Клаудия нахмурилась.

– Он взрослый мальчик и может просто спросить меня об этом. Я не кусаюсь.

– У него дыры в сердце, душе и голове. Он думает, что должен быть идеальным и сильным, но я хочу, чтобы ты напомнила ему, насколько опасно становиться таким.

– И все-таки я тебя не понимаю.

Не то чтобы в словах сакри не было связи, но Арне – иная сущность, сотворенная богами и ставшая ниже их на ступень. Он иначе мыслит, слышит, видит и чувствует. Возможно, он решил, что все его загадки – это прямые ответы на вопросы Клаудии.

– Когда мы были в Башне, я кое-что слышал, – после недолгой паузы проговорил Арне очень тихо. – «Будь вратами до тех пор, пока последний синий орел не падет». Я слышал это снова и снова, пока не потерял смысл слов, но недавно небесные киты повторили их.

Клаудия застыла. Небесные киты до того редки, что увидеть их не всегда удается даже на празднествах, куда они порой заглядывают, привлеченные присутствием какого-нибудь сильного мага. Она предполагала, что в этот раз киты будут. Но девушку волновало то, что о странной фразе Арне говорил ей, а не Третьему, который всегда общался с китами и, разумеется, находился с сакри в Башне.

– Ты же знаешь, что это значит, – почти шепотом произнесла она, смотря на Арне снизу вверх.

– Мне доступно будущее, но только не это. Знаешь почему? – Ему не требовался ответ, но на всякий случай Клаудия покачала головой. – Я вижу скверну, что закрывает мне глаза, и чувствую, что знаком с нею. Однако не могу понять ее природу.

– Но? – предположила Клаудия, потому что и настороженный вид, и вкрадчивый тон говорили о том, что Арне обязательно добавит что-то еще.

– Но есть магия, которая поможет. Сила.

– Сила, – повторила ничуть не удивленная Клаудия. Конечно же, Сила. Все всегда сводилось к Силе.

– Грядет буря, Клаудия, – предостерегающе произнес сакри, соскакивая со стола. – Воздух пахнет ладаном, а Третий ломается быстрее, чем я успеваю ему помогать.

Арне исчез, забрав с собой все письма и потушив свечи, но его слова еще долго отзывались в темноте.

Глава 14

Не с сердцем ледяным

У Третьего было две сестры, но они никогда не учили его выбирать самую красивую ткань. На самом деле он не видел в этом смысла, потому что одежда – это всего лишь одежда, но все равно каким-то образом Третий всегда выглядел безупречно, как настоящий принц. За это Гвендолин проклинала его день и ночь. В то далекое время он чувствовал, что так сестры его испытывают, ведь им нравилось дразнить его, но не мог сказать того же о ситуации, в которой оказался сейчас.

Шелк, атлас, бархат, шифон, муслин.

Он был