Становление личности. Избранные труды - Гордон Олпорт

Однако при всем этом разнообразии нетрудно направить значительное возмущение против «общего врага». Любое общество содержит большое ядро экстрапунитивных агрессоров. Все, что нужно, – убедить этих людей в том, что конкретный враг несет ответственность за смутный дискомфорт в их личной жизни.

Эта линия рассуждений не должна приводить нас к ошибочному допущению о том, что внутри каждой нации существует фиксированный резервуар враждебности – враждебности, которой необходимо как-то высвобождаться, через локальные конфликты, классовые предубеждения или внешние войны. Достаточно странно, но человек не высвобождает агрессию, выпуская ее через один канал вместо другого. У стран со многими внутренними конфликтами отнюдь не меньше конфликтов внешних. Исследования показывают противоположное: нации и племена, отличающиеся внутригрупповой агрессивностью, проявляют ее и вовне, в то время как миролюбивые группы миролюбивы и во внутренних, и во внешних отношениях. Арапеши, хотя и сильно недоедают, – спокойный и мирный народ дома и за рубежом. Добу – подозрительны, злобны и враждебны и среди своих, и среди чужих. Следовательно, говоря о канализации агрессии, мы должны избегать ошибочного образа «парового котла со многими клапанами».

Неоспоримо, что агрессия порождает агрессию. Человек начинает ждать агрессию как реакцию на проблемы. Наоборот, миролюбивые отношения порождают ожидание миролюбивых отношений. Таким образом, агрессия – это во многом привычка; чем больше вы ее выражаете, тем больше ее у вас. Поэтому недостаточно найти «моральный эквивалент войны» (то есть «безвредный выход агрессии»); столь же важно изменить ложные ожиданий людей, что любой выход агрессии автоматически принесет им решение. Если бы войны были просто облегчением от напряжения, можно было бы думать об их оправдании. Но опыт показывает, что одна война не только порождает другую, но также и несет сильное послевоенное внутреннее напряжение и конфликт внутри самой нации.

Правда, когда война и впрямь идет, нация часто ощущает себя объединенной и дружественной в своих границах. Этот факт, наряду с другими, приводит некоторых теоретиков к утверждению, что дружеские социальные отношения требуют «общего врага». Мы никогда не чувствуем себя так прочно сцементированными с нашими друзьями, говорят они, как тогда, когда объединены с ними высмеиванием, критикой или борьбой с общим противником. И если для гарантии аффилиативных отношений с нашими союзниками требуется общий враг, не является ли химерой мечта о едином мире? Если бы все нации стали дружественными, кто стал бы врагом, цементирующим нашу внутреннюю связь?

В голову приходят три ответа: ( 1 ) Еще неизвестно, является ли общий враг необходимым на более продвинутой стадии человеческого развития. ( 2 ) Если такой враг необходим, то не могут ли им стать разрушительные природные явления, болезни, невежество, которые все при необходимости могут быть персонифицированы для удовлетворения нашей потребности в осязаемом злодее? ( 3 ) В предвидимом будущем определенно будут существовать преступники – и внутренние, и международные, а также группы находящихся вне закона диссидентов, против которых могут объединяться в своем гневе глобально мыслящие граждане. Ожидания мирных взаимоотношений со всеми людьми в лучшем случае будут достигнуты лишь постепенно.

Личная агрессивность существует в больших количествах и в косвенных формах, она проделывает много несчастных фокусов с нашим глубинным страстным желанием дружбы, любви и мира. Разрушительные эффекты ненависти, тревоги и зависти в личной жизни – чрезвычайно важная проблема психической гигиены. Сложными путями такие индивидуальные состояния психики вмешиваются в международные отношения. Иногда человек с неразрешенной агрессивностью рассматривает войну как хорошее средство уклонения от семейных сложностей и охотно следует призыву под знамена. Иногда он видит во враге (оправданно или нет) причину своих страданий. Иногда он просто хочет подчиниться лидеру, как многие немцы подчинились Гитлеру, для того чтобы уйти от ответственности за принятие трудных решений зрелости. «Пусть лидер будет моей совестью, – говорит такой человек. – Если сам лидер неупорядочен в своей внутренней жизни, является жертвой мифических понятий и неразрешенной ненависти, – это неважно. Я последую за ним, куда бы он ни позвал, ибо я слишком утомлен своими конфликтами, чтобы сопротивляться ему. Решение – слишком большой груз для меня. Пусть лидер объясняет политические и экономические события. Я пойду за ним».

Социальные факторы в ожиданиях войны

Взятый отдельно дистресс в каждой личной жизни может принимать так много форм и требовать столь многих решений, что согласованные в национальном масштабе военные действия были бы невозможны. Но, в конце концов, члены группы объединены общими ценностями и чувствами. Они «знают» от своих предков, что против их группы много грешили, что границы их земель несправедливо узки. Они также «знают», что их группа лучше, и потому она заслуживает больше благ, чем другие.

Одна из важных причин, почему каждая национальная и культурная группа ощущает свое превосходство, состоит, фактически, в том, что для этой группы существовал золотой век – время, когда она превосходила все окружающие группы по культуре, процветанию, науке или власти. Этот золотой век мог быть сто, тысячу или две тысячи лет назад, но в тот или иной период группа – как каждая культурная группа – обладала высокими художественными, материальными или интеллектуальными достоинствами. Побуждаемые нашей личной гордостью, мы обнаруживаем, что легко идентифицироваться с золотым веком нашего народа. То, чего мы заслуживаем сегодня, мы склонны оценивать через призму этого века максимального возвышения.

Такой этноцентризм почти универсален среди всех народов. Его корни глубоки, так глубоки, как наша собственная безграничная самооценка. Ожидания войны отчасти вырастают из нашего латентного возмущения против других групп, которые, быть может столетия тому назад, нарушили права наших предков, с которыми мы сейчас себя идентифицируем. Стойкость этих самопрославляющих чувств может быть оценена, исходя из этноцентрического тона значительной части социальных наук. Явно или имплицитно, многие представители социальных наук так формулируют свои теории и наблюдения, что их собственная культура оказывается самой яркой, а нация – безгрешной. Пока социальная наука не станет поистине транснациональной, мы должны учитывать критику, идущую из социологии знания. Мы не можем слишком многого ожидать от рядовых граждан, которые часто следуют за мифами, созданными их интеллектуалами, и строят на них собственные ожидания.

Для некоторых молодых людей война, по-видимому, является привлекательной. Она возбуждает ожидания приключений, новизны и возвышенного товарищества. Она устраняет тяжелый груз зрелости, так как на военной службе человеку приходится принимать мало важных решений. До поры до времени они избавляются от экономической неустойчивости, семейных неприятностей и властных или подавляющих родителей.

Можно ли сделать мир столь привлекательным? Может ли он дать столь же удовлетворяющие ожидания, как перспектива войны? Именно этот вопрос привел к эксперименту (ныне быстро распространяющемуся) по организации того, что обычно называют «лагеря рабочей службы». В 1920 году маленькая группа интернационально мыслящих добровольцев с разрешения местных властей начала очищать и перестраивать территорию и здания вокруг крепости Верден. Однако в 1921 году префект района заявил, что «нынешнее развитие франко-германской политики» вынудило остановить работу. Таким образом, первый эксперимент прекратился под давлением агрессивного национализма.

Но попытки продолжались, особенно во времена локальных катастроф. Организовывались группы добровольцев для помощи в восстановлении районов, затронутых наводнением, огнем или лавиной. Летом 1948 года в Европе действовало не менее 130 лагерей добровольческой службы, главным образом под покровительством Международной Гражданской Службы. Много лагерей действовало в Соединенных Штатах и Мексике под покровительством Американского Комитета Службы Друзей. Почти все лагеря по составу были интернациональны, все созданы для совместной работы без финансовой выгоды для участников. Задачи имели позитивную социальную ценность, и труд не рассматривался обычными оплачиваемыми рабочими как представляющий опасную конкуренцию.

Несмотря на незначительность влияния таких «лагерей рабочей службы» при рассмотрении в мировом масштабе, их привлекательность и успех показывают, что молодежь может найти возбуждающие и приносящие удовлетворение конструктивные мирные проекты. В то время как воинская повинность и военная подготовка формируют ожидания молодежи в направлении агрессивного национализма, лагеря рабочей службы влияют в направлении интернационализма, конструктивной активности и дружеских человеческих взаимоотношений. Одна из важных целей Международной Гражданской Службы – убедить правительства принять добровольческую службу такого рода в качестве альтернативы обязательной военной подготовке. Очевидно, что эта цель еще не достигнута, но был сформулирован вопрос: позволят ли государства своей молодежи иметь альтернативные ожидания относительно ее публичных обязанностей – ожидания, ведущие к международному сотрудничеству и конструктивной службе, а не к подготовке войны ?Перспектива кажется утопичной, но вопрос иллюстрирует тот тип решения, который народы будут вынуждены принять, если когда-нибудь станут достаточно просвещенными, чтобы понять психологическую важность ожиданий для формирования установок молодежи.