Пробуждение сердца - Пейдж Брэнтли

Когда стол был накрыт к ужину, из кухни появилась Алиса. Потом столовую заполнили люди Хью, все, кто остался в замке, а не устроился где-нибудь на ферме или в деревне. Среди них, конечно же, были Румолд, Донел, Мартин и Алиса. Служанка заняла место рядом с госпожой.

За ужином говорил один отец Антонио, не давая и рта раскрыть другим. Сначала он принялся в деталях описывать годы своей юности, прошедшей в воинственных городах-государствах его родины. Когда принесли еще вина, он заговорил о своей жизни в Авиньоне, о великолепии тамошнего папского дворца. Из того, что отец Антонио рассказывал и о чем умалчивал, ясно было, что в то время он шпионил для римских кардиналов.

Любую попытку Хью перевести разговор на дела Эвистоунского аббатства отец Антонио оставлял без внимания, тут же переходя к очередному воспоминанию. Время шло, а священник все говорил и говорил.

Мартин и Алиса, Румолд и остальные, собрав все свое терпение, слушали священника. По взглядам, которыми они обменивались, видно было, что им не терпится покинуть столовую. Хотя никто не жаждал этого так, как Хью, который горел одним желанием – остаться наедине с женой. Пытаясь в третий раз прервать бесконечный рассказ отца Антонио, он сказал:

– Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как беседа с вами, но вы, вероятно, устали, целый день проведя в седле.

– Нет-нет, ничуть не устал, – быстро ответил Антонио. – Вы представить не можете, как приятно разговаривать с умными людьми. В своих инспекционных поездках мне часто приходится довольствоваться компанией мужланов, бесхвостых обезьян, выдающих себя за духовных лиц. В наши дни большая часть духовенства тупа, как стадо баранов, – это причетники и сельские священники, которые плохо или совсем не знают латынь и даже не понимают смысла отправляемых ими обрядов.

Да, всему этому я сам был свидетелем, – продолжал отец Антоний. Его отвислые щеки тряслись от негодования. – Позвольте, я расскажу о скандальных результатах, которые дала проверка Эрефордского аббатства. – Опустив голову, он сделал паузу, чтобы перевести дух. – Из двухсот двенадцати клириков лишь сорок один не был замечен в распутстве или бесчестных поступках. Одни вели себя как настоящие купцы, другие продавали вино, используемое для причастия, подделывали завещания, совращали прихожанок прямо в храме. Нет ничего удивительного, что крестьяне считают, будто встретить духовное лицо – дурная примета. Я собственными ушами слышал, как один крестьянин говорил другому, что лучше повстречать жабу, нежели священника. О да, совершенно очевидно, что церковь перестают уважать. Люди с сожалением вспоминают прошлое, когда…

Антонио зудел, как надоедливая муха. Чадили масляные лампы. Хью двигал по столу пальцем пустой кубок. Терпение его было на исходе, нервы больше не выдерживали. Он взглянул на Санчу.

Та поджала розовые губы и незаметно для Антонио выразительно закатила глаза. Хмурые лица сидящих за столом выражали отчаянную тоску. Двое слуг, совсем еще мальчишки, уснули, забившись в угол; старая служанка клевала носом, сидя на табурете возле двери в кухню; молодая девушка, чьей обязанностью было разносить вино, стояла у стены, уронив голову на грудь.

Санча, уставшая сидеть, ерзала на скамье. Когда рука Хью нашла под столом ее руки, она с трудом улыбнулась, чуть оживившись, и подавила зевок. Невыносимая тоска этих часов, проведенных за столом, притупила владевшую ею недавно остроту желания, пьянящую радость ожидания, заставлявшую замирать сердце. Ее неодолимо тянуло в сон, и единственное, на что она была сейчас способна, – это с трудом удерживать падающие веки. Санча едва слушала теологические разглагольствования священника и его перечисление страстей святого Петра.

– Петр, опасаясь за свою жизнь, бежал из Рима, – драматическим тоном вещал отец Антонио. – В Писании сказано, что по дороге ему было видение Христа, направлявшегося в город. «Господи, куда Ты идешь?» – спросил Петр. «Я иду, чтобы снова быть распятым», – ответил Иисус. И Петр понял, что он вопрошал собственную смерть. Тогда он повернул обратно в Рим, предал себя в руки врагов веры, и те распяли его.

Хью с тоской подумал, что муки Петра не идут ни в какое сравнение с его собственными. К этому времени он уже видел в священнике личного врага, вознамерившегося не дать ему совершить плотский грех – насладиться юным и прекрасным телом жены.

Пытка продолжалась. Внезапно столовую потряс грохот, заставивший священника замолчать на полуслове и всех оглянуться, очнувшись от оцепенения. Старушка вскочила с табурета, мальчишки в углу подняли головы, осовело глазея вокруг, а девушка, дремавшая, прислонясь к стене, ползала на четвереньках возле упавшего массивного канделябра, безуспешно пытаясь поднять его. Это она, покачнувшись во сне, ненароком опрокинула его. Тяжелый стоячий подсвечник едва не задел священника. К счастью, свечи на нем не были зажжены, иначе пришлось бы тушить пожар.

– Это только моя вина, – извиняющимся тоном твердил отец Антонио, вставая, когда Мартин и Донел подошли, чтобы помочь девушке поднять тяжелый подсвечник. – Боюсь, я нагнал дремоту на бедное дитя своими разговорами. Говоря по правде, и я несколько утомился. Знаю, сколь вы жаждете продолжить нашу беседу. Конечно, жизнь в уединении на дальней границе однообразна и скучна. Но всегда есть завтра.

– Да, – хмуро согласился Хью, – отложим беседу на завтра.

На втором этаже стояла тьма; двери, выходящие в коридор, были уже закрыты.

– Я боялся, он не умолкнет до утра, – негромко проговорил Хью, ведя Санчу к гостиной. Свеча в его руке бросала пляшущие тени на свежеоштукатуренные стены.

– Это ты велел ей перевернуть канделябр? – с подозрением спросила Санча, убежденная, что так оно и было, и тихонько засмеялась, вспомнив, какое лицо было у священника.

– Если б я задумал такое, – отнекивался Хью, – то не стал ждать так долго, да и промашки не вышло бы.

Войдя за Санчей в спальню, Хью закрыл плечом дверь, поставил свечу и подошел к окну, чтобы распахнуть ставни.

Санча принялась раздеваться. Усталость прошедшего вечера отступила, сменившись дрожью ожидания и, надо признаться, страха.

Все известное ей о том, что происходит между мужчинами и женщинами, ограничивалось ненароком подслушанными разговорами слуг при дворе Ричарда. Их откровенные и грубые речи шокировали ее, и, веря в своей наивности, что все бывает именно так, как они рассказывали, Санча не могла не бояться предстоявшего. Первое кровотечение случилось лишь этим летом, и, напуганная помнившимися ей разговорами слуг, она все последующие недели часто задумывалась о пришедшей женственности. Санча оглянулась и увидела Хью, стоявшего у окна, потом посмотрела на свое платье, свернула его и положила на обитый железом сундук.