Последний из Двадцати (СИ) - Рок Алекс

— Хозяин хочет другого, — настырно ответила виранка, пытаясь занять соблазнительную позу. Рун опешил — на его памяти он видел не так много рабов, способных противиться воле хозяина. Рабов-виранцев тем более.

Ладно, сказал он самому себе, отчаянно ища в недрах сознания согласие, ладно. Если уж вокруг творится настоящий хаос — глупо пытаться его упорядочить. Лучше понять, как это использовать себе во благо. Глупец, подметил мастер Рубера, становиться частью безумия, мудрец же правит и властвует, возвеличиваясь над ним.

Жаль, подумалось Руну, что учитель фехтования решил тактично умолчать, каким же образом достичь этой цели.

Чародей набрал побольше воздуха в грудь и выдохнул.

— Ска, собери всех в… главной комнате, чтобы были стулья и стол. Притащи нашего разбойника. Проверь каждый засов — счастливица не посмеет ломиться в закрытые двери без приглашения. Но войдёт там, где открыто и неприкрыто. Ясно?

Он бросил взгляд на девичьи прелести виранки — рабыня спешила показать себя лицом. Прикрывать такие формы жалкими кусками тряпок, вдруг заговорила в недрах его сознания Гитра, не иначе как преступление. Парню же показалось, что та попросту завидовала — и молодости, и красоте, и объемам…

— И заставь её одеться, пока я не превратил её в жабу!

Ска ответила как всегда "дагосподином", склонила голову в церемониальном поклоне.

Парень вышел в чулан — стол, лавки, битая временем статуя Архи…

Нет уж, сказал он самому себе, здесь ему покоя точно не найти: если уж Ска и притащит всю ватагу, то только сюда.

За чуланом шла спальня — у парня всё вдруг поплыло перед глазами, когда он увидел стоящую в углу кровать. Ему показалось, что сделай он на шаг больше и обязательно увидит разодетую в мешок девчонку. А если отодвинет кровать, там обнаружится ход в подпол.

Ход и в самом деле обнаружился — стоило поддеть пальцами нужную доску, как она тут же с лёгкостью поддавалась. Его явно держали в порядке, а, возможно, и пользовались раз-другой. На спешно закрашенных досках виднелись царапины от ногтей.

В окна смотрели десятки лиц — послушные куклы ширили рот в счастливых, добродушных улыбках. Рун осознавал, что они сейчас чувствуют — истинное наслаждение быть полезными своей хозяйке. Вот только во всю эту прекрасную картину никоим образом не вписывались дети и виранка.

Дети среди одурманенных были — парню вспомнилось, как мальчишка молча предлагал увести его муладира в стойло. Чародей тогда отказался — знать бы теперь, где сейчас его непослушный вредный трофей.

Скот счастливице не нужен. Животинка, раздумывал здравый смысл, скорее всего уже отправилась к бледным.

Рабыня добавляла в общую копилку раздумий совершенно иные вопросы. Почему она разговаривает? Дар речи позволен только тем, кто вхож в высшую касту — чтобы говорить от лица всех, кто стоит под его началом. Молчаливые, они мало чем отличались от местных одурманенных. Только если местные селюки тонули в мареве собственного счастья, то черни виранцев была чужда самостоятельность.

Впрочем, поспешил заверить себя чародей, он не так уж и хорошо знает особенности их мироустройства и устройства как такового. Может, это "сломанная" рабыня, а потому-то и оказалась здесь? Тогда почему видит в нём того, кто ей нужен больше всего на свете? А уж её поведение и вовсе выходит за рамки разумного — там, под мясницким ножом разбойника она испытывала страх лишь по утрате жизненных ориентиров. Смерть для неё воистину стала бы избавлением. А сейчас она резко преобразилась…

Парень покачал головой — совершенно не о том он сейчас думает. Следовало расставить приоритеты — поговорить сначала с Виранкой, потом детьми и лишь затем выдрать паразита из Мика, или же сделать им очную ставку?

Последнее бы только усилило общую разрозненность. Если все разом примутся говорить на свой лад — то он сам станет звеном в общей цепи сумасшествия. Если он чего и хотел, то вряд ли этого.

Парень подошёл к окну — народ за стеклом оживился, будто обратившись в единую, живую массу. В каком-то нелепом стремлении они тянули к нему свои руки. Будто он болезный, лишённый счастья в этой жизни, а объятия смогут вернуть его в лоно их одной большой, общей семьи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Руну вспомнилось, как ещё совсем недавно его заставили переспать с румкой. На ум почему-то пришёл её отвратительный паучий облик, неестественно качающаяся из стороны в сторону голова. Его едва не вывернуло наизнанку, в горле застрял тошнотворный ком.

А может, вдруг спросил он самого себя, просто поговорить с счастливецей? Через Мика.

Сарказм хмыкнул, страшно желая знать, что же такого должна была ему поведать бестия? Как он себе представляет их разговор? Отпусти всех, пожалуйста, и убирайся восвояси? Рун прикусил губу — требовать подобное сродни желанию вытащить из голодного рта надкусанный бутерброд.

Он покачал головой, но поставил себе пунктик, что вытаскивать из разбойника паразита лучше не спешить.

Не дожидаясь, когда за ним вернётся Ска, он сам зашагал в чулан.

Детей звали Лий и Бек — стандартные, понятные короткие имена. С виранкой было сложнее. Юный чародей на мгновение закрыл лицо рукой — выговорить её имя было чуду подобно. Парень сомневался, что сможет, даже если заколдует собственный язык.

Вигк-то оказался не таким уж и непроизносимым…

Иолькьяматчитль.

Рун решил, что будет звать её Читль, о чём сразу же и заявил. Едва она его увидела, вскочила, но парень был наготове. Те тряпки, что служили ей одеждой, стали её узилищем и будто прилипли к лавке. Крепко и надёжно, не давая свободы, завязались узлом рукава. Прежде чем рабыня успела сказать очередную глупость, Рун удалил с её лица рот. Вернёт сразу же, как только станет нужно. Читль, в отместку, страшно надула щёки.

У мальчишек горели уши. Лий ни на что не обращал внимания и грыз невесть откуда взявшийся сухарь — даже представление с виранкой не отвлекло его от столь увлекательного занятия. Бек, тощий и вытянутый, дрожал — то ли от ужаса, то ли от холода. Грудастой рабыни он сторонился, будто огня — как будто после случившегося она стала для него прокажённой…

Мик походил на жертву паучицы — парень даже задался вопросом, не перестаралась ли Ска. Механическая кукла замотала разбойника в тряпицу рваной простыни. Руки ему стягивало чьё-то платье. С ног обвивалась змея толстой, прочной верёвки — такой разве что скотину держать на привязи.

Глава девятая, часть вторая

Парень выдохнул, вдруг ощутив себя в дерьме по самые уши. На плечи спешила лечь самая обычная лень — может, вдруг спросил себя чародей, поддаться ей и пустить всё на самотёк?

Момент слабости был скоротечен.

— У него рот закрыт. Кусается? — парень указал на разбойника. Автоматон поспешила объяснится.

— Он повторяет одно и то же, господин. Это будет мешать вам сосредоточиться, господин.

Парень согласно кивнул, пусть всё остаётся как есть. Дать ему слово он всегда успеет. Когда он спросил детей о случившемся, тут же пожалел. До этого их сдерживала плотина напряжённости, а теперь их будто прорвало. Не жалея слёз и не щадя ушей Руна, Лий и Бек, перебивая друг друга, рассказывали странное.

В какой-то миг юному чародею показалось, что над ним просто издеваются. Лий заикался, Бек шмыгал носом, на пару они были ещё теми рассказчиками.

— Магов-то того! Натянули, что портки на грязну ногу! Мы как узнали, так праздновать! — Бек утёр нос рукавом. Лий вторил ему, согласно кивая.

— Тят-тятька го-грил, что т-теперич-ча за-за-зажив-вём!

Рун прикусил нижнюю губу — у него вдруг запылали щёки. То ли от стыда, то ли от злости. Ему чудилось, что Ска сейчас пялится ему в затылок. Ему вспомнилось, как спеша в Шпиль, домой, он обратил двоих мальчишек в настенные рисунки — и тоже за радость над горем чародеев. Сейчас же ему хотелось скрипеть зубами от вдруг накатившей злости.

— Стальной болван прибегал — у! Большой, как самовар! Дудки из него всякие торчат, при ходьбе скрипел, что старый пень. Что ни шаг, то дыму как с пожарища! Новая хера, кричал! Типа, вот-вот нам всем на тыловины-то и агась, наступит! — Бек размахивал руками, словно в тщетных надеждах взлететь. Не смешно дул щёки, пучил глаза. Старый Мяхар в голове Руна сравнил мальчишку с рыбой.