Лавка древностей. Часть 2 - Чарльз Диккенс

— Такъ, стало быть, я сейчасъ же должна или принять ваше предложеніе, или отвергнуть его? спросила она.

— Да, отвѣчалъ Визерденъ.

Прелестная дама уже открыла ротъ, собираясь что-то сказать, но въ эту минуту живо распахнулась дверь и показалась голова Самсона Брасса.

— Извините, пожалуйста; погодите минуточку, заторопился онъ, входя въ комнату.

Не обращая никакого вниманія на всеобщее изумленіе, онъ заперъ за собою дверь, униженно поцѣловалъ кончики грязнѣйшей перчатки и отвѣсилъ поклонъ, изгибаясь чуть не до земли.

— Сарра, помолчи немного, дай мнѣ сказать хоть словечко.

— Господа, обратился онъ къ присутствующимъ. — Вы, пожалуй, не повѣрили бы, если бы я попытался выразить передъ вами то удовольствіе, которое я испытываю при видѣ такого полнѣйшаго единомыслія и единодушія между такими почтенными джентльменами; какъ вы. Но, хотя я и несчастный человѣкъ и преступникъ, если только подобныя выраженія умѣстны въ такомъ избранномъ обществѣ, у меня тоже есть чувства. Чувства присущи всѣмъ людямъ, сказа. тгь какой-то поэтъ. Если бы свинья высказала эту великую истину, то и она, благодаря ей, заслужила бы вѣнецъ безсмертія.

— Если ты еще не совсѣмъ потерялъ разсудокъ, перестань молоть вздоръ, рѣзко остановила его сестра.

— Благодарю тебя, милая Сарра. Я знаю, что мнѣ нужно, душа моя, и поэтому беру на себя смѣлость говорить-то, что мнѣ нужно. Мистеръ Визерденъ, у васъ изъ кармана платокь падаетъ. Позвольте мнѣ, сударь.

Брассъ подошелъ было къ нотаріусу, желая прислужиться, но тотъ съ отвращеніемъ отодвинулся отъ него: не говоря уже о природной прелести, которой отличалась физіономія стряпчаго, лицо его было все рсцарапано, одинъ глазъ закрытъ зеленой повязкой, шляпа совершенно измята, исковеркана. Онъ остановился на полпути и оглянулъ всѣхъ, жалостливо улыбаясь.

— Онъ отворачивается отъ меня, промолвилъ онъ, — какъ будто я собираюсь возложить раскаленные уголья на его голову. Но что-жъ дѣлать! Когда домъ рушится, всѣ крысы изъ него бѣгутъ, — если только мнѣ позволено употребить такое выраженіе, говоря о господинѣ, котораго я безконечно люблю и уважаю. Что касается, господа, разговора, который вы только что изволили вести съ моей сестрой, — я видѣлъ, какъ она шла сюда, удивился, для чего это ей понадобилось и… смѣю ли признаться?.. я отъ природы нѣсколько подозрительнаго характера, послѣдовавъ за ней, все подслушалъ у двери.

— Если ты еще не совсѣмъ сошелъ съ ума, такъ замолчи, не говори больше ни слова, опять обрѣзала его сестра.

— Отъ всей души благодарю тебя, милая Сарра, возразилъ Брассъ все съ той же изысканной вѣжливостью, — но тѣмъ не менѣе я буду продолжать: м-ръ Визерденъ, такъ какъ мы съ вами принадлежимъ къ одной профессіи — я уже не говорю о моемъ жилъцѣ, пользовавшемся, такъ сказать, гостепріимствомъ подъ моимъ кровомъ, — вы бы, кажется, могли сначала обратиться ко мнѣ съ вашимъ предложеніемъ. Позвольте мнѣ, милостивый государь, воскликнулъ онъ, замѣтивъ, что нотаріусъ готовится перебить его, — позвольте мнѣ высказатьсядо конца. Если вы сдѣлаете мнѣ одолженіе, вигляните сюда, — Брассъ приподнялъ зеленую повязку и открылъ страшно отекшій глазъ, — и на мое лицо, вы, конечно, удивитесь и спросите, откуда всѣ эти ссадины и царапины и почему шляпа моя скомкана. Я вамъ отвѣчу, господа, и онъ свирѣпо ударилъ кулакомъ по шляпѣ, - что все это дѣло рукъ Квильпа.

Присутствующіе молча переглянулись другъ съ другомъ.

— Я вамъ отвѣчу, господа, что все это дѣло рукъ Квильпа, повторилъ Брассъ, глядя въ сторону сестры, словно онъ къ ней обращался съ своей рѣчью.

Онъ говорилъ со злостью, брюзжалъ, что весьма противорѣчило его обычному мягкому, вкрадчивому тону.

— Того самаго Квильпа, который заманилъ меня въ свою адскую берлогу, заставилъ пить настоящій огонь и наслаждался моими мученіями: смѣялся, когда я палилъ себѣ глотку и, пробираясь по двору въ темнотѣ, спотыкался на каждомъ шагу и калѣчилъ себя; того самаго Квильпа, который никогда не обращался со мной иначе, какъ съ собакой. Въ послѣднее время я еще больше прежняго возненавидѣлъ его! онъ самъ затѣялъ это дѣло, первый подалъ мысль, а теперь отказывается отъ всякаго участія въ немъ, притворяется, будто въ первый разъ о немъ слышитъ. Я не довѣряю ему ни на каплю. Когда на него находитъ бѣшенство, онъ становится настоящимъ звѣремъ: онъ способенъ убить меня, забывая о своей собственной опасности, лишь бы вдоволь насладиться моими терзаніями. А какъ вы думаете, господа, къ чему клонится моя рѣчь? вдругъ спросилъ Брассъ.

Онъ схватился за шляпу и, спустивъ на глазъ зеленоватую повязку, въ припадкѣ раболѣпства, нагнулся буквально до земли.

— Вы не догадываетесь?

Никто не произнесъ ни слова. Съ минуту Брассъ стоялъ молча, ухмыляясь, точно отпустилъ нивѣсть какую милую шутку.

— А вотъ къ чему, господа, продолжалъ онъ немного погодя. — Если истина всплыла наружу, въ чемъ, впрочемъ, и сомнѣваться нельзя — истина великое дѣло, господа, хотя мы и не всегда рады ей, какъ не радуемся великимъ явленіямъ природы, напримѣръ, грозѣ, когда она разражается надъ нашей головой, — если, говорю я, она вполнѣ выяснилась въ этомъ дѣлѣ, такъ ужъ лучше я его упеку, чѣмъ онъ меня; если одинъ изъ насъ долженъ побить другого, пусть лучше на моей сторонѣ будета побѣда. Милая Сарра, дѣло врядъ ли дойдетъ до тебя, это я о себѣ хлопочу.

Тутъ м-ръ Брассъ поспѣшилъ разсказать всю исторію. Онъ не жалѣлъ красокъ, расписывая своего главнаго кліента, себя же выставилъ святымъ, хотя, разумѣется, и подверженнымъ человѣческимъ слабостямъ, и закончилъ рѣчь слѣдующей тирадой:

— Господа, я не люблю дѣлать дѣло наполовину. Я готовъ на все, по пословицѣ; попался на гропгь, плати алтынъ. Дѣлайте со мной что хотите, везите куда хотите. Если желаете имѣть отъ меня письменныя показанія, я сейчасъ же, тутъ, при васъ, настрочу ихъ. Я увѣренъ, что вы пощадите меня, потому что вы люди благородвые и великодушные. Вѣдь я по необходимости вошелъ въ сдѣлку съ Квильпомъ — если нужда не знаетъ законовъ, то люди закона очень часто знаютъ нужду — по необходимости же теперь все выдаю вамъ, а также и потому еще, что у меня давно уже накипѣло на сердцѣ. Господа, прошу васъ, накажите Квильпа со всей строгостью закона, затопчите его ногами, смелите въ порошокъ. Все это онъ долгое время продѣлывалъ со мной.

Тутъ Самсонъ прервалъ потокъ своего негодованія и снова такъ униженно поцѣловалъ перчатку, какъ это дѣлаютъ только трусы и приживальщики.

— И это, это мой братъ! наконецъ вымолвила миссъ Брассъ, подымая голову, которую до тѣхъ поръ подпирала рукой, и съ горькой усмѣшкой оглядывая его съ головы до ногъ. — Это мой братъ, для котораго я такъ много трудилась, котораго я все-таки считала мужчиной.

— Сарра, душа моя, не мѣшай этимъ господамъ. Ты ошиблась въ разсчетѣ и поэтому не знаешь, что говоришь, и еще больше выдаешь себя, сказалъ Брассъ, слегка потирая руки.

— Я насквозь тебя вижу. Ты боялся, чтобы я не предупредила тебя. Этакой жалкій трусъ! Неужели же онъ думалъ, что я выдамъ себя? Да пусть бы они хоть двадцать лѣтъ кряду уговаривали меня, я отвѣчала бы презрѣніемъ на всѣ ихъ разсказы и не поддалась бы ни за что въ мірѣ.

— Хи, хи, хихикалъ Брассъ. — Онъ такъ низко палъ, раболѣпствуя передъ этими господами, что, точно, можно было подумать, онъ съ сестрой помѣнялся ролями и передалъ ей ничтожную частичку мужества, которая предполагается въ каждомъ мужчинѣ. — Хи, хи, это тебѣ такъ кажется, Сарра, а пришлось бы рѣшать, повѣрь, дружище, и ты не устояла бы. Ты, конечно, не забыла правила, которое проповѣдывала старая лисица — я говорю о нашемъ почтенномъ родителѣ, господа — «относись съ подозрѣніемъ къ каждому человѣку». Этимъ правиломъ слѣдуетъ руководствоваться всю жизнь. Если тогда, какъ я отворилъ дверь, ты еще не рѣшалась признаться во всемъ, чтобы избѣгнуть суда, то ужъ въ настоящую-то минуту дѣло навѣрно было бы покончено. Поэтому я и поспѣшилъ взять на себя весь трудъ и срамъ. Господа — яко бы взволнованнымъ голосомъ обратился онъ къ присутствующимъ — пусть весь срамъ — если только здѣсь можетъ быть о немъ рѣчь — падетъ на меня: женщину слѣдуетъ щадить въ подобныхъ случаяхъ.

Не смотря на все наше уваженіе къ мудрости самого Брасса и главнымъ образомъ къ авторитету его великаго предка, проповѣдывавшаго такое возвышенное правило, которому потомокъ его, по собственному признанію, неуклонно слѣдовалъ въ жизни, мы осмѣливаемся высказать нѣкоторое сомнѣніе насчетъ цѣлесообразности этого принципа въ его примѣненіи къ житейсюшъ дѣламъ. Наше сомнѣніе является чѣмъ-то чудовшцнымъ по своей смѣлости, если принять въ соображеніе, что вышеупомянутый принципъ всегда служилъ и до сего дня служить путеводной звѣздой, компасомъ для великаго множества людей, такъ называемыхъ знатоковъ свѣта, людей-дѣльцовъ, хитрыхъ каналій, прошедшихъ сквозь огонь и воду, и все-таки мы остаемся при нашемъ сомнѣніи и даже постараемся подтвердить его примѣромъ, находящимся тутъ же, подъ рукой, а именно: если бы Брассъ не былъ такъ подозрителенъ, не бѣжалъ бы за сестрой по пятамъ и не подслушивалъ бы у дверей, а предоставилъ бы ей самой выпутаться изъ бѣды, какъ она знаетъ, или, подслушавъ, не бросился бы, вслѣдствіе все той же зависти и подозрительности, впередъ, чтобы предупредить ея показанія, очень можетъ быть, что она умнѣе повела бы дѣло и въ концѣ концовъ для него же было бы лучше. Такъ-то всегда бываетъ и съ знатоками свѣта, которые отъ колыбели и до могилы ходятъ закованные въ броню. Эта броня, яко бы защищающая ихъ отъ бѣдъ, отстраняетъ отъ нихъ и все доброе, не говоря уже о томъ, какъ неудобно и въ сущности нелѣпо носить постоянно тяжелую кольчугу и вѣчно быть насторожѣ, не выпуская изъ рукъ микроскопа.