Луна над Сохо - Бен Ааронович

Она взвыла, и я понял, что волосы ее застряли в зубцах эскалаторного полотна в месте его соединения с полом. Яростно забила ногами, перекатилась на бок и сделала невероятную стойку на голове, пытаясь освободиться. Я схватил дубинку, растянул ее и, размахнувшись, ударил со всей силы. Второго такого случая могло и не представиться.

Как вы понимаете, нас специально учат работать с дубинками. Их вовсе не вручают нам просто так, с напутствием «держите, ребята, и постарайтесь никого не убить». Нет, дубинкой можно легонько хлопнуть — это будет предупреждение — или намеренно долго замахиваться от плеча, чтобы у потенциального преступника было время уйти из-под удара. Еще есть подлый удар понизу, в бедро, его обычно не видно на записях камер видеонаблюдения. Но основной принцип в том, что сила удара всегда должна быть точно рассчитана и соответствовать ситуации.

Вот поэтому, улучив момент, пока Бледная Леди лежала вверх тормашками, я бросился вперед и ударил ее что было сил. Под дубинкой хрустнуло, и Бледная Леди взвыла так, что заглушила даже громыхающую музыку и треки игровых автоматов. А потом врезала мне по лицу.

Это был не лучший из ее ударов, и все же голова у меня запрокинулась, так что я не видел, куда наступаю, и чуть не споткнулся, когда соскакивал с эскалатора. Бледная Леди отпрянула, извернулась и стала отползать. Меня это никоим образом не устраивало, и я упал ей на спину. Упал тяжело, чтобы выбить воздух у нее из легких. Но она каким-то странным текучим движением изогнула спину и вмазала меня боком в монетный автомат. Локоть врезался в стекло, оно треснуло, и я понял, что у меня будет классическая травма из тех, когда рука сначала немеет, а потом адски болит. Я выпрямился — и тут же увидел кулак, летящий мне в лицо. Но Бледная Леди, видимо, начала уставать, потому что на этот раз я увернулся без труда, и кулак проломил стекло. Я, в свою очередь, изо всех сил ударил по нему дубинкой. Снова раздался хруст, из пореза на кисти брызнула кровь. С шипением втянув воздух сквозь зубы, Бледная Леди повернула голову и уставилась на меня.

— Сдавайся, — сказал я.

Ее лицо исказилось от боли, ярости и жалости к себе — такое сочетание часто можно увидеть на лицах хулиганов, которых застигли на месте учиненных беспорядков и принялись вразумлять. Ощерив зубы, чтобы показать, что сдаваться она не желает, Бледная Леди выдернула израненную руку из автомата. В лицо мне брызнула кровь. Опустив голову, я бросился вперед и двинул Бледную Леди плечом в грудь. Она принялась молотить меня по плечам, а я оттеснял ее от эскалатора к перилам лестницы. Если получится без потерь оставаться в пределах ее досягаемости, подумал я, то можно попробовать удержать ее до прибытия подкрепления.

В том случае, разумеется, если оно не опоздает.

Она уперлась спиной в перила. Мы замерли, дрожа от напряжения. Я попытался ухватить ее за ногу и повалить на пол, но она ударила меня в висок, да так, что я отлетел футов на десять. Помотав головой, я поднял взгляд как раз в тот момент, когда Бледная Леди бросилась ко мне — вся одежда в крови и безумие в глазах. Она могла бы попытаться скрыться — я не собирался больше ее преследовать. Но, очевидно, она понимала, что проиграла, и намеревалась заставить кого-то дорого за это заплатить. И этим кем-то должен был стать ваш покорный слуга.

Времени на предупреждения у меня не было. Мгновенно воспроизведя в голове нужную форму, я крикнул, и даже, наверное, слишком громко:

— «Импелло»!

Заклинание подняло Бледную Леди в воздух и с силой ударило спиной о перила лестницы. А потом я с ужасом увидел, как она перевалилась через перила и упала вниз.

ВСЕ ЭТИ ГЛУПОСТИ[51]

Центральный атриум «Трокадеро» имеет в высоту четыре этажа и еще открытый цокольный. Это пространство изрезано во все стороны эскалаторами: очевидно, проектировщики посчитали, что тотальная дезориентация и невозможность быстро найти туалет должны стать для посетителей неотъемлемой частью здешнего шопинга. Как мне сообщили позже, Бледная Леди, падая, ударилась спиной о перила одного из эскалаторов. Наверное, хотела приземлиться, но не рассчитала расстояние. От удара ее позвоночник сломался в двух местах, и тем не менее она была еще жива, когда рухнула вниз головой на пол цокольного этажа.

«Мгновенная смерть», — сказал доктор Валид.

Падение со стофутовой высоты со скоростью тридцать два фута в секунду, то есть две с половиной секунды полета, во время которого наблюдаешь, как пол несется навстречу, это, я бы сказал, отнюдь не мгновение.

Подкрепление прибыло через минуту. Они видели, как Бледная Леди упала. И были готовы сразу же оцепить первый этаж и опросить свидетелей. Я успел коротко отрапортовать о случившемся Стефанопулос, а потом Найтингейл сказал, что нам нужно немедленно в больницу. Помню только, что оказался в отделении интенсивной терапии Университетского госпиталя, где доктор Валид был чем-то занят, а посему отрядил какого-то молодого врача меня осматривать. Тот вел себя несколько нервно. Но потом доктор Валид заметил, что Найтингейл слегка побледнел и как-то нетвердо стоит на ногах, и заставил его лечь на койку в соседней палате. Молодой врач заметно успокоился и принялся оживленно болтать, промывая мои царапины и ссадины. Но о чем он говорил, я не помню. Потом он умчался готовить рентген, оставив меня с рыжей медсестрой-австралийкой, которую я помню еще по делу Панчинелло. Она подмигнула мне, стирая кровь с моего лица и замазывая заживляющим гелем царапину на щеке.

Я и не подозревал, что она там есть.

— Да пребудет с тобой благодать реки, — шепнула сестра, когда меня повезли в лабораторию делать снимок.

Там пару раз приложили к рентгеновской установке и прикатили назад в палату, где я провалялся еще час в бесформенном больничном халате. А может, и больше — кажется, я слегка задремал. Поскольку был субботний вечер, по коридору разносились многочисленные пьяные стоны и вопли, а также голоса моих собратьев-констеблей, которые просили «пострадавших» успокоиться и рассказать, что с ними случилось. Ко мне заглянул доктор Валид и сообщил, что Найтингейл останется в больнице до завтра. Я попросил стакан воды. Доктор потрогал мне лоб и вышел.

В соседней палате кто-то с характерным ливерпульским выговором твердил, что хочет домой. Доктор говорил ему, что сначала нужно вправить вывихнутую ногу. Ливерпулец повторял, что он совершенно здоров, а врач объяснял, что нужно подождать, пока не выветрится алкоголь, чтобы можно было сделать анестезию.

— Я хочу домой! — повторил ливерпулец.

— Мы поставим вас на ноги и отпустим домой, — сказал доктор.

— Да нет, — уныло протянул ливерпулец, — хочу обратно в Ливерпуль!

Свет люминесцентных ламп резал глаза так, что начала болеть голова.

Вернулся доктор Валид со стаканом воды и двумя таблетками ибупрофена. И сразу ушел, потому что не мог задерживаться — внизу его ждал свеженький труп. Через некоторое время ко мне снова пришел тот молодой врач.

— Можете отправляться домой, серьезных повреждений у вас нет, — объяснил он.

И я побрел в «Безумие» пешком, благо было недалеко.

Проснувшись утром, я не обнаружил в столовой завтрака. Спустился в кухню выяснить почему и увидел, что Молли сидит на стуле, повернувшись спиной к двери. Рядом с ней расположился Тоби, но он хотя бы обернулся, когда я вошел.

— Что-то случилось? — спросил я.

Молли не шелохнулась. Тоби заскулил.

— Пойду позавтракаю в городе. Где-нибудь в парке, например, — сказал я.

Молли, похоже, не возражала. Тоби спрыгнул на пол и устремился за мной.

— Какой ты меркантильный, — с укором сказал я.

Тоби согласно тявкнул. Наверное, решил, что колбаса — она и есть колбаса, независимо от того, где тебя ею угостят.

Особняк «Безумие» расположен на южной стороне Рассел-сквер, центр которой занимает парк с посыпанными гравием тропинками, большими деревьями (не знаю, как они называются) и фонтанами, как будто специально сконструированными так, чтобы дети и мелкие собаки могли промокнуть там насквозь. На северной же стороне парка находится кафе, где дают сносные сосиски, яичницу с беконом, картошку и кровяную колбасу. Было солнечно и довольно тепло, поэтому я сел за столик снаружи и стал чисто механически поглощать содержимое своей тарелки. Оно было совершенно безвкусное, поэтому я в конце концов поставил тарелку на плитки под столом и позволил Тоби очистить ее.

Потом отправился обратно в особняк и вошел через парадный вход, возле которого лежала пачка рекламных листовок. Как всегда, доставка пиццы и кебабов, да еще аляповатый листок, сообщавший о том, что некий провидец из Ганы готов предсказать будущее и его предсказания непременно принесут удачу. Я сунул все вместе в стеллаж, который Молли специально для этого держит в холле.