Хмельницкий. Книга третья - Иван Ле

Богдан тоже волновался, вспоминая о разговорах с Радзиевским в корчме. Трагедию своего положения, опасность, нависшую над семьей, позорное изгнание из родного дома он воспринял как тяжелый крест, взваленный врагами на его плечи. Но нести ли это бремя — решит после встречи с королем. На разъезжавшие по улицам Варшавы кареты сенаторов не обращал внимания. Он был погружен в думы, как полководец окруженной врагами армии.

Король ждал приезда Хмельницкого. Когда ему доложили о прибытии Радзиевского с казачьим полковником, поспешно кивнул головой. Тут же поднялся с кресла, пошел навстречу, хотя дверь была еще закрыта и шагов не слышно было. «Разве он не в полковничьей форме? Или шпоры у воина заржавели в далеких походах?..» — подумал Владислав.

Но в этот момент дверь, как всегда во время приемов, резко открылась, зазвенели шпоры. Иероним Радзиевский вежливо пропустил Богдана Хмельницкого к королю, ожидая, когда тот пригласит и его.

Но приглашения не последовало. Возможно, озабоченный король забыл о Радзиевском. Ведь он принимал своего наказного гетмана, возглавлявшего его войска во Франции!

Дверь закрылась. Встреча короля со своим подчиненным фактически превратилась во встречу окруженного врагами полководца с одним из немногих преданных ему воинов.

— Не надо, прошу пана!.. — сказал король, когда Хмельницкий опустился на колено, чтобы приветствовать монарха. — Владислав Четвертый хотел бы принять вас не как слугу, а как союзника, соратника и друга, да будет вам известно, уважаемый пан полковник! Да, да, пан полковник!

— Но мне стало известно… — порывался Богдан.

— И мне известно. Королю должно быть все известно, уважаемый пан Хмельницкий! Могу лишь посочувствовать вашему горю. На Украине сейчас находится пан Осолинский. Будем надеяться, что он призовет к порядку дебоширов!.. Недавно на сейме шляхтичи разбирали десятки подобных дел. Напали на Ольбрихта Арцышевского, на заседателя суда Мартина Скжицкого, особенно отличается нападениями и разбоем князь Вишневецкий… Такова реальная действительность Польского государства. Дурную славу создает себе знатная шляхта Речи Посполитой. Сейм рассмотрит и позорное дело о нападении на усадьбу полковника Хмельницкого! Я, как король, своей властью потребую этого!

— Но это чинило не государство, ваше величество, а…

— А страна анархии шляхты и иезуитизма… Присядем, полковник, и поговорим об этом, как государственные мужи, а хотелось бы и… как друзья в этом мире.

Такой прием и тон короля поразили Хмельницкого. Ведь он шел к нему с жалобой и намерением потребовать сатисфакции. А приходится выслушивать жалобы самого короля. В словах короля звучала тревога за судьбу страны и страх за свою собственную жизнь.

— Король имеет право сказать: моя жизнь — это жизнь страны и ее народа! А могу ли сказать это я, Владислав Четвертый, королевствуя вот уже столько лет? Страна, ее народ из года в год скатываются, как по крутому горному склону, едва успевая удовлетворять алчные аппетиты шляхтичей. Не король, а шляхта управляет, подчиняя интересы страны интересам собственного, благополучия. Шляхта взяла на свое вооружение религию. Иезуиты завлекают в свои сети влиятельнейших магнатов, даже королевского брата, наследника престола, втянули!

— Что я слышу, ваше величество? Да королю же подчиняются государственные люди, сенаторы, наконец, армия, гетманы, полковники.

— Все это фикция, уважаемый пан полковник. Фикция в условиях господства распущенной знатной шляхты! В этой стране есть король, но в ней есть и зловещее либерум вето! Именно этим страшным правом и пользуется шляхта, лишая короля всякой возможности проводить законы в сейме, отказаться от ежегодной выплаты позорной дани султану… Королю Речи Посполитой не с кем разговаривать вот так, как с вами, пан Хмельницкий. Я сожалею, что своевременно, присваивая вам звание полковника, не назначил вас главнокомандующим вооруженных сил страны. Весьма сожалею…

— Это на десяток лет раньше, ваше величество, сделало бы меня банитованным. Даже существование на земле покорного слуги вашего величества давно бы стало таким же проблематичным, каким оно есть ныне. Ведь из-за благосклонности ко мне вашего величества моих детей, как щенков, выгнали из родного дома, меня самого по навету предателя осудили на смерть.

— Знаю. Но я еще король и имею хоть какую-то власть.

В это время отворилась дверь и вошла королева Мария в сопровождении Иеронима Радзиевского. Ее высоко поднятая голова свидетельствовала о неуважении к своему мужу — королю Речи Посполитой. Придерживая подол своего длинного платья, она прошла мимо Владислава, даже не взглянув на него, подчеркивая этим пренебрежительное отношение к нему, о чем знали не только в столице.

— Прошу простить меня, ваше величество, за мое вмешательство, но я хотела опередить коронного гетмана пана Николая Потоцкого, который хотел сейчас войти к вам. Я считала своим долгом спасти вас в создавшемся положении или хотя бы предупредить. Королева в любое время имеет право зайти к своему мужу. Пан коронный гетман взволнован, озабочен неблагополучием в нашей стране…

Король Владислав бросил растерянный взгляд на Радзиевского, посмотрел на Хмельницкого, как бы умоляя дать ему какой-нибудь совет.

— Что я могу посоветовать вашему величеству? Пан коронный гетман согласно конституции… — начал было Радзиевский, подбирая слова, чтобы не разгневать ни короля, ни королеву.

— К черту вашу конституцию, знаю! У меня на приеме полковник, которого мы по милости ее величества посылали во Францию, чтобы… чтобы в его отсутствие обесчестить гнусной клеветой, обвинить в измене родине и тем временем поглумиться над семьей!.. Конституция!..

— Но коронный гетман настаивает, в его руках армия!

— Лучше бы с этой армией устраивал парады в честь шляхты… Пригласите сюда пана коронного гетмана! — приказал Владислав стоявшему в дверях маршалку, едва сдерживая себя.

7

Когда маршалок вернулся и с поклоном открыл дверь, король уже сидел в кресле. Усталость делала преждевременно состарившееся лицо озабоченного правителя серым и непроницаемым. Владислав достал платочек с золотистым гербом короны и вытер чело.

Вошел гетман Потоцкий, звякнув шпорами. На его сабле и поясе блестели золото и драгоценные камни. Пышные усы придавали лицу родовитого шляхтича особенную горделивость.

Потоцкий, пристально посмотрев на короля, королеву и Радзиевского, смерил Богдана грозным взглядом всесильного.

— Произошло что-то страшное в войске, пан коронный гетман? — торопил король, стараясь быть твердым, хотя голос его дрожал.

— Произошло, ваше величество… Произошло то, чего не должно быть в цивилизованной стране!.. — Потоцкий гневно посмотрел на Хмельницкого. — Произошла измена, позорная для чести Речи Посполитой! Об этом я уже имел честь докладывать вашему величеству и сейму!

— Что же именно? — Король поднялся с кресла.

— А то… Да что же меня, коронного гетмана государства, король принуждает говорить обо всем этом в присутствии изменника нашего государства?

— Имя? — глухо промолвил король.

— Полковник Хмельницкий!.. — далеко не тоном победителя произнес Потоцкий.

— Ложь! — воскликнул Хмельницкий. — Вы изменяете государству своей политикой попирания прав украинского народа! Вот это является настоящей изменой отечеству! Не мир и спокойствие страны нужны вам, а междоусобная война! — И Хмельницкий вызывающе шагнул навстречу Потоцкому.

Потоцкий не ожидал такой смелости от обвиненного в измене человека, такой достойной шляхтича независимости в отстаивании своей чести. И стоял, словно заколдованный. Позор! Коронному гетману на приеме у короля нечего возразить этому банитованному изменнику. Ведь ему следовало бы приказать маршалку позвать свою охрану, чтобы арестовать Хмельницкого и заковать в кандалы…

Успеют ли? Законы подобных поединков по-своему решают секунды. Казак вооружен. Хмельницкий значительно скорее выхватит саблю, чем подоспеет вооруженная охрана гетмана. А слава об этом казаке уже разнеслась по всей стране!

— Имеет ли право заподозренный в измене воин приходить на прием к королю вооруженным и так открыто апеллировать к его величеству, возводя оскорбительную клевету на всю королевскую Речь Посполитую? Пусть пан полковник устанавливает свое алиби перед сеймом, — спокойнее сказал Потоцкий.

— И установлю! Но только ли перед сеймом, на котором безраздельно господствуют сенаторы и его милость пан Потоцкий, а не наделенные государственным умом представители народа!

Потоцкий хотел было ответить Хмельницкому, но король, стоя у кресла, поднял руку:

— Пусть так бендзе![22] Дело чигиринского полковника, наказного атамана наших войск во Франции Богдана Хмельницкого еще раз вынесем на обсуждение сейма. И непременно в его присутствии!.. Пан коронный гетман позаботится о безопасности полковника и о беспристрастности при рассмотрении дела, касающегося его чести… Пан Потоцкий хочет еще о чем-то поговорить с королем?