Акимуды - Виктор Ерофеев

– Да, ну? – иронически вскинула руками Клара Карловна.

Шпион Ершов вдруг не выдержал и обратился ко всем:

– Вам не стыдно? Вы живете по тысяче лет и остались такими же неблагодарными подданными…

– Перестань, Ершов! – прикрикнул на него Акимуд. – Не кричи на моих академиков!

После ужина мы шли с Зябликом по ночной Москве.

– Ну, что ты скажешь? – спросила Зяблик.

– Мне понравилась их общая скромность. Никто не стал приводить исторические примеры. Типа: «Когда я жил в эпоху рококо, я наблюдал галантные манеры. Теперь их нет…»

– А я вдруг поняла, что Клара Карловна в самом деле консул смерти.

– Или… – продолжал я, не развивая мысль о Кларе Карловне. – Или: «Когда я встретился с Гарибальди…»

– Испорченная перспектива! – засмеялась Зяблик. – Раньше мерзость мира была видна меньше, она оседала на частных примерах. Казалось, где-то там лучше. В Москву! В Москву! А теперь все видно. Потому они и бунтуют. А когда ты к этому привык с рождения, жить хочется вечно. Человек, возможно, и дрянь, но жить хочется вечно!

116.0<ПИСЬМО № 4>

Папа, ты почему меня покинул?

Часть пятая

Навстречу войне

117.0<СТРАНА ДЬЯВОЛА>

Гром посреди ясного неба… Русская православная церковь объявила Акимуды страной Дьявола. Патриарх всея Руси собрал своих людей и сказал, а его высокий, статный пресссекретарь, грудь колесом, сам – стихотворец, любящий втайне от всех побаловаться табачком, записал за ним:

– Мы любим наших братьев-буддистов, хотя они – недальновидные язычники; мы любим иудеев, пусть у них нет счастья в загробной жизни, и потому они так печальны и жадны до жизни. Любим мы и наших братьев-мусульман, летящих, как стрелы, к смерти, с которыми у нас нет разногласий. Я даже могу понять протестантов… Но эти самозванцы, проклятые акимудщики – они пострашнее латинских миссионеров. Акимуды – это страна Дьявола.

Все радостно согласились с мнением Патриарха. Тогда он выступил по «Первому каналу» и сказал:

– Акимуды предаются церковной анафеме.

Посол застыл перед телевизором. Наутро он тайно встретился с главой православной церкви. Разговор шел с глазу на глаз.

– Ты кто? – спросил Патриарх Посла.

– Я – Посол, – ответил Посол Акимуд.

– Ты какое имеешь к нему отношение?

– Когда-то я написал и исполнил его роль, – объяснил Посол.

Патриарх посмотрел на него с недоверием:

– Докажи!

– Как?

– Сделай чудо!

– Еще не пришло время.

– А когда придет?

– Скоро.

Патриарх вздрогнул:

– Что ты хочешь сделать на земле?

– Хочу, чтобы у всех была одна и та же религия. Для этого и приехал в Россию. Я думаю о создании новой религии, с новыми символами.

– Зачем тебе новые символы? – Удивленным взглядом Патриарх смотрел на Посла. – Посмотри на православие. Разве его не достаточно? Сделай его мировой религией, и тогда ты будешь еще более велик.

Посол промолчал.

– Ну, пожалуйста! – сказал Патриарх.

– Православие запачкало себя связью с государством.

– Все запачкались, каждый в свое время.

– Ладно, я подумаю, – сказал миролюбиво Посол.

О чем они говорили за закрытыми дверями, прессе не сообщили, никто не знает, но Патриарх забыл о своем проклятии и через неделю похвалил Акимуды по второму каналу.

118.0<РАЗВОД>

Клара Карловна призналась в кровати Куроедову, что она любит бога во всех видах…

– Жареный, пареный… – плевал в потолок Куроедов. – Тебе хорошо со мной? Возьмешь меня на свои Акимуды? Это в какой части света?

– Мне с тобой зазнобно, – нежно кивнула Клара Карловна.

Она предрекла, что на земле скоро будет новый единый бог.

– Ну да, куриный бог, – играл ее локоном Куроедов, – с дырочкой посредине.

Консул смерти смерила его взгядом:

– При твоей фамилии тебе только и выбирать куриного бога!

119.0<ЗАЧЕМ НУЖНЫ ДЕТИ?>

«Нет, все-таки не зря проливалась кровь невинных младенцев», – подумал я, слушая признания влюбленного Куроедова.

– Акимуды и русские дети, – покачал головой Куроедов. – Эти весельчаки что-то темнят. В чем тайна интереса акимудского посольства, особенно научного советника, к русским детям? Меня это очень напрягает.

– Подключите Америку.

– Америка настороженно следит за развитием отношений между Россией и Акимудами. Уличенный в атеизме, Джон накатал депешу, которая привела Белый дом в замешательство: «Если Акимуды будут с ними, никто не поручится, что мы не потеряем наше стратегическое положение в мире». «Мы, конечно, друзья России, но всетаки не до такой степени!» – пробормотал президент США. Американский президент не хочет иметь дела с сильной Россией, – продолжал Куроедов. – Он играет на детской теме. Америка хочет доказать, что Акимуды воруют русских детей для «зарядки своих батарей» и Россия сама идет на это.

– А на самом деле?

– Россия нарывается на скандал. Ты знаешь масштабы детского секса в России? Они приехали сюда сосать детскую кровь!

– Это тебе Клара Карловна доложила? Да врет она! Они – не звери.

– Это их природа! С подачи американских спецслужб, которые стремятся к разрушению российско-акимудского союза, отношения между Россией и Акимудами резко ухудшаются.

– Вы все больны антиамериканизмом на всю вашу глупую голову! – завопил я. – Америка! Я сто раз был в Америке! Это самая миролюбивая страна в мире!

– Вот и Главный имеет к Америке странную слабину… – помрачнел Куроедов. – Впрочем, я тоже…

120.0<КАЗИНО>

Куроедов пригласил Клару Карловну в подпольное подмосковское казино. Карлица на выходе по недоразумению была принята полицией за малолетнюю проститутку. Патруль, скрутив ей руки, вывел ее из здания. Клара Карловна жалобно захихикала.

Куроедов твердо сказал ментам:

– Отставить!

Садясь в машину к Куроедову, Клара Карловна сказала ему с восхищением:

– У вас вся страна похожа на подпольное казино!

121.0—122.0<ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО>

Но примирение Посла с РПЦ не остановило разгневанного Главного. Поднялась газетная ругань. Телевидение окончательно сошло с ума. Началась переплавка мозгов. Куроедов превратился в законченного националиста. Даже Лядов стал склоняться к отрицанию общих ценностей. Раскол. Многие либералы перекрасились. В посольстве Акимуд тоже началось смятение.

Советник по культуре Верный Иван вступился за Россию.

– Мы – наемники и диверсанты, – сказал он Послу.

И тогда наша интеллигенция решила выразить свое отношение к Акимудам. Она написала письмо Главному.

Она долго собирала подписи.

Мелкая интеллигенция хотела подписать, но ее не брали. Крупные имена не хотели участвовать в коллективном заявлении, потому что считали это недостойным своего имени.

Было несколько интеллигентов, которые были готовы подписать все из честности – но всем их честность уже приелась, и на их подписи никто не обращал внимания. Эти честные были нужны для того, чтобы сказать внешнему миру, что у нас все в порядке с честными, и они, не зная тонкостей бытия, верно служили своей стране в качестве честных.

Были такие, которые обязательно требовали переделать письмо, считая его недостаточно лояльным или же чересчур лояльным. В результате они были тормозом, но некоторые из них все-таки подписывали. Были и такие, которые любили правительство и не хотели ничего подписать. Были трусы, которые верили, что за письмо правительство оторвет им голову, устроит провокацию и сошлет в Сибирь. При этом они указывали на тех, кто уже там сидит. В этой трусости была своя логика, потому что если у нас начнут в тебе копаться, то обязательно что-то обнаружат. Или ты не платишь налогов со дня своего рождения, или ты посещаешь по ночам порносайты с кровью и говном, или ты что-то успел уже попросить у правительства, и ты ждешь его ответа, и подписывать письмо нельзя.

В советские времена за открытые письма наказывали, но их все-таки писали. В наши времена эти письма уходят в песок. С ними научились бороться: на них не обращают внимания. В советские времена слово было монополией государства, и потому выход слова из-под контроля в открытом письме становился немыслимым скандалом, привлекал внимание мировой общественности и тем самым прикрывал подписантов. В наши времена государство не претендует на монополию слова, но оно научилось – в гибкой форме – заставлять его работать на себя или девальвировать его, когда надо, до уровня ничего не значащего факта.

Главный прочитал никому не нужное письмо и вызвал министра культуры. Когда тот явился к нему в кабинет, Главный сидел и писал за столом. Не глядя на министра с овальным телом, Главный сказал: