Том 3. Лорд Аффенхем и другие - Пэлем Вудхауз

— Заткнись!

— А ты думаешь, мне приятно показываться рядом с человеком, известным в криминальных кругах как Перси-бей-полисмена? Я держусь, но внутри у меня все клокочет.

Тяжелая дверь отворилась, обнаружив на пороге Кеггса, дворецкого. Это был человек почтенных лет, дородный и достойный, с почтительно-благожелательным лицом, которое засияло, когда он увидел вошедших. Появление их, по-видимому, переполнило чашу его счастья. Светлые, чуть навыкате глаза светились высшим благоволением. Полумраку холла и его массивной мебели он придавал недостающий дух уюта, который так мил сердцу вернувшегося домой скитальца. Весь его вид свидетельствовал, что долгожданный миг наступил, отныне и на века здесь воцарятся спокойствие и счастье. Нам больно, но мы вынуждены сообщить вам, что все свободное от службы время этот идеальный служака был так далек от почтительности, что называл лорда Бэлфера за глаза «Перси», и даже «наш Персик». Мало того: для старшей прислуги не было секретом, а для младшей служило предметом тайных пересудов то обстоятельство, что Кеггс — в душе социалист.

— Добрый вечер, ваша милость. Добрый вечер, сэр. Лорд Бэлфер только хрюкнул. Реджи был любезней:

— Как дела, Кеггс? Если вы намерены это сделать, то сейчас — самое время. — Он отступил на шаг и приглашающим жестом указал на жилетку лорда Бэлфера.

— Виноват, сэр?

— А! Хотите дождаться более интимного момента? Возможно, вы и правы.

Дворецкий снисходительно улыбнулся. Он не имел понятия, о чем говорит Реджи, но это его не заботило. Он давно уже пришел к заключению, что этот член семьи — не в себе, и гипотеза находила поддержку у личного лакея. Нельзя сказать, что Кеггс не любил Реджи, но в интеллектуальном смысле он считал его ничтожно малой величиной.

— Пришлите чего-нибудь выпить в библиотеку, Кеггс, — сказал лорд Бэлфер.

— Слушаю, ваша милость.

— Могучая идея, — сказал Реджи. — Загоню старушку в гараж и тут же вернусь.

Он вскарабкался в машину и включил зажигание. Лорд Бэлфер проследовал в библиотеку, тогда как Кеггс просочился сквозь обитую зеленым сукном дверь в дальнем конце холла, отделявшую помещения прислуги от остальной части замка.

Едва успел Реджи проехать сотню метров, как заметил свою мачеху и лорда Маршмортона, двигавшихся к нему навстречу от розового питомника. Он подъехал поближе, чтобы поздороваться.

— Привет, мамаша! Салют, дядечка! Домой, в стойло, а? Ну-ну.

Из-под аристократического фасада леди Каролины заметно проступало возбуждение.

— Реджи, где Перси?

— Кто, Буля? По-моему, пошел в библиотеку. Я его только что выплеснул из машины.

Леди Каролина повернулась к брату.

— Пойдем в библиотеку, Джон.

— Хорошо. Хорошо. Хорошо, — раздраженно сказал лорд Маршмортон. Что-то явно нарушало его душевное спокойствие.

Реджи поехал дальше. Убрав машину, он на обратном пути к дому повстречал Мод.

— Привет, старушка.

— А, это ты, Реджи! Привет. Я ждала тебя вчера вечером.

— Вчера вечером не вышло. Пришлось торчать в городе, выручать нашего Булю. Не мог бросить в час испытания. — Реджи радостно захихикал. — «Час испытания» — недурно, а? Понимаешь, так оно и было.

— Подожди, что случилось с Перси?

— Ты что же, ничего не слышала? А, ну да. Это еще не попало в утренние газеты. Ну, Перси ударил полицейского.

— Что??!

— Вмазал менту. Драма и трагедия. Врезал ему в диафрагму. Абсолютно. Место трагедии отмечено крестиком.

Мод перевела дыхание. Она чувствовала, что каким-то образом это чрезвычайное происшествие связано с ее эскападой. Но чувство юмора возобладало над тревогой. Глаза ее блеснули.

— Перси ударил полицейского?!

— Абсолютно. Человек-тигр. Угроза обществу. Никакого удержу. В силу неведомых причин великодушная кровь Бэлферов вскипает — и шмяк! Забрали его на Вайн-стрит. Как в поэме «И побрел старый Перси, бренча кандалами».[8] А нынче, ясным ранним утром, судья облегчил его на десять монет. Теперь ты видишь, старушка, что наш долг уставился нам прямо в рыло. Мы просто обязаны выдрессировать Булю и сдать в спортивный клуб. Ну, что это?! Классный средневес увядает без толку под сенью родного шалаша.

Мод помедлила минутку.

— Ты, конечно, не знаешь, — спросила небрежно она, — почему он это сделал. Он тебе ничего не объяснил?

— Не сказал ни единого слова. По сравнению с ним устрицы трепливы, могилы болтливы. Абсолютно. Я знаю одно: он дал полицейскому в пояс. Что привело к этому, превыше моего разумения. Хочешь рвануть в библиотеку, поглазеть на вскрытие?

— Вскрытие?

— Понимаешь, я только что видел мамашу и лорда, они шли в библиотеку. Мне показалось, что по дороге домой мамаша прихватила вечернюю газету. Когда она приехала?

— Совсем недавно.

— Значит, так оно и есть. Скорее всего, купила газету, чтобы почитать в поезде. Господи, неужели она подхватила эту, со стихами? Какой-то субъект так увлекся красотой инцидента, что описал его в поэме. По-моему, стоит заглянуть туда и посмотреть, что там творится.

Мод снова помедлила. Она была смелой девушкой, да и чутье говорило ей, что лучшая защита — нападение. Блеф, вот что ей нужно. Широко раскрытые глаза, неподдельное, невинное удивление… В конце концов, Перси не может быть уверен, что видел ее на Пиккадилли.

— Ладно.

— Кстати, старушка, — осведомился Реджи, — забыл спросить, как твое дельце, выгорело?

— Не очень. Все равно, спасибо, что отвез меня в город.

— Знаешь, — нервно сказал Реджи, — лучше не слишком распространяться на этот предмет. Не вздумай сказать мамаше, что я тебя прокатил.

— Не беспокойся, — сказала Мод. — Я и не собираюсь. Между тем лорд Бэлфер, для поправки самочувствия, прибегнул к виски с содовой. Что-то такое было в библиотеке с ее темными полутонами, тихой, словно покинутый город. Мир с его жестокими приключениями и высокими полицейскими сюда не проникал. Успокаивали ряды книг, которые никто никогда не читал, и бесчисленные таблички для записей, на которых никто ничего не записывал. С широкой каминной доски смотрел, почти сочувственно, бюст какого-то древнего старца. Словом, нечто, отдаленно напоминающее покой, начало было проникать в израненную душу, когда его изгнал, оттуда внезапный стук двери, впустившей брата и сестру. Один взгляд наледи Каролину сказал Перси, что ей все известно.

Он поднялся, приготовляясь к обороне.

— Позволь объяснить…

Подавляемые эмоции сотрясали хозяйку замка. Эта властная дама не потеряла контроля над собой, но ее аристократическое спокойствие редко подвергалось таким суровым испытаниям. Как правильно догадался Реджи, она прочла в поезде ту статью и мир ее обрушился. Цезарь, пронзенный кинжалом Брута, вряд ли испытал худшее потрясение. Другие члены семейства нередко давали ей повод для разочарования. Она уже приучила себя к тому, что брат ходит по саду в вельветовых брюках и вообще ведет себя не так, как подобает графу Маршмортонскому. Она смирилась с пороками Мод, позволившими ей влюбиться в нищего, которого ей никто не представил. Даже Реджи порой проявлял демократические черты, которые она решительно не одобряла. Но в своем племяннике Перси она была совершенно уверена. Он был нерушимой скалой. Уж он-то, по крайней мере, думала она, никогда не сделает ничего такого, что уронило бы семейный престиж. И вот, если можно так выразиться, «Перед дружиной на коне Гаральд, боец седой…».[9] Иными словами, Перси оказался хуже их всех. Как бы неблагоразумны ни бывали другие, по их вине семейство не попадало на юмористические страницы вечерних газет. Лорд Маршмортон может носить вельветовые брюки, отворачиваться от соседей на приеме и удаляться с книгой в постель, когда долг велит ему быть хозяином на балу; Мод может отдать свое сердце субъекту, о котором никто не слышал; Реджи может появляться в фешенебельных ресторанах с профессиональными боксерами; но уж, во всяком случае, поэты вечерних газет никогда не писали глумливых стихов об их подвигах. Этот последний позор дождался безвинного прежде Перси, который был исключительно щепетилен по части положения в обществе и фамильного имени. И что же? Если верить прессе, он растрачивает драгоценное время юности, носясь по Лондону, как разъяренный готтентот и нападая на полицейских. Чувства леди Каролины мы сравним с переживаниями епископа, который вдруг обнаружил, что один из любимых его священников поклоняется Мумбо-Юмбо.

— Объяснить? — вскричала она. — Что тут можно объяснить? Ты, мой племянник, наследник титула, ведешь себя, как простой хулиган! Твое имя — в газетах!..

— Если бы вы знали все обстоятельства…

— Обстоятельства? Они в газете. Черным по белому.

— Да еще в стихах, — добавил лорд Маршмортон и невольно прыснул. Он вообще легко смеялся. — Ты прочитай. Там есть шикарные строчки…