Пункт назначения 1978 - Виктор Громов

можно детям без родителей в такое опасное место!»

Удивительно, но здесь это не казалось ни странным, ни преступным. Такое было сплошь да рядом. Первоклассники сами ездили в школу на автобусе. И это не пугало и не возмущало никого.

По обе стороны от кассы красовались огромные афиши. Сразу стало ясно, что мотоциклов в шаре будет не один, а целых три. И на одном из них выступит девушка, судя по плакату совсем молоденькая и очень симпатичная.

Рупор над входом надрывался веселой музыкой. На улице начинало темнеть. Зажглись фонари. С желающими было не густо. Свободных мест оставалось много. Билетов сколько душе угодно. Я так и не понял почему – то ли все отправились смотреть кино, то ли отложили поход на представление на завтра. Очереди не было вовсе.

Возле самой кассы Ирка вдруг сказала:

– А она красивая, эта Вика. Ты правда не жалеешь, что не пошел с ней, а остался со мной?

Этот вопрос стал для меня полной неожиданностью. От девятилетней девчонки я его не ожидал.

– Нет, – ответил я, – не жалею. И не пожалею никогда.

Ирка осталась довольна услышанным.

– Это хорошо, – сказала она.

Мы подошли к окошку и без проблем получили два билета. Ирке дали детский, мне – взрослый. Спорить с этим никто не стал. Я даже примерно не представлял, до какого возраста положен детский билет, а переспрашивать не захотел.

Было без пятнадцати восемь. Возле входа потихоньку собирался народ. Мы остановились там же, я снова сгреб Иркину ладошку. Отчего-то стало страшно. Мне все время казалось, что я упущу ее, отвернусь, отвлекусь, потеряю и больше никогда не увижу. Это было похоже на паранойю, чем жутко меня злило.

Ирке же было любопытно. Она все время рвалась куда-то сбегать, что-то посмотреть. Одна, сама, как взрослая. В какой-то момент я не выдержал и попросил:

– Ир, давай договоримся, не убегай от меня. Если что-то захочешь увидеть, лучше скажи мне, я схожу с тобой.

Она возмутилась:

– Вот еще, я не маленькая! Я и сама могу!

И вырвала свою ладонь. Я взял ее за плечи, крепко, наверняка, повернул к себе, постарался говорить, как можно убедительнее:

– Ира, не злись. Постарайся понять, я отвечаю за тебя перед родителями. Ты удерешь, а у меня потом будут неприятности. Меня будут ругать. Неужели, ты этого хочешь? Неужели так должны поступать настоящие сестры?

Глазки у нее стали строгими, она задумалась и спросила:

– А тогда я стану как Вика? Стану этой… – Она попыталась выговорить: – Эгно…

Я не сдержался и улыбнулся. А потом подсказал:

– Эгоисткой.

– Стану? – Снова спросила она.

– Выходит так… Станешь.

Ирка понурилась.

– Я не хочу быть, как Вика. Я не хочу, чтобы тебя ругали. – Она высвободила плечи и снова вернула мне свою ладошку. – Я поняла.

* * *

Двери открыли без пяти восемь. Внутри царил полумрак. Сидячих мест не было. Публика заходила и выстраивалась по периметру, вокруг невысокого, по пояс ограждения. Взрослые ставили детей вперед. Никто не спорил, не шумел не толкался. Места хватало всем.

За ограждением, в самом центре на высокой металлической конструкции возвышался большой сетчатый шар. Помнится, я где-то читал, что шар этот чаще всего делали высотой семь метров. Я прикинул на глазок – примерно так, но голову на отсечение бы не дал.

С другой стороны купола, напротив входа для публики, от шара к самому пологу был установлен… Я не сразу смог подобрать название для этой конструкции. Больше всего она походила на металлический корабельный трап. Что ж, пусть так и будет. На точность я не претендовал. Ирка его тоже заметила и тут же зашептала:

– Олежка, что это?

– Трап, – сказал я, – здесь мотоциклы будут заезжать в шар. Там есть дверка.

– Хочу посмотреть.

Она потащила меня за руку вперед и остановилась почти у самого съезда. Я был не против. Мне тоже стало интересно. Скоро свет в зале погас. Под сводом шатра вспыхнули прожекторы. Только я смотрел совсем в другую сторону. В куполе возле трапа откинули полог. В шаре открыли одну секцию, освобождая проход внутрь.

Заиграла музыка. Совсем другая – торжественная, напряженная. Громко били барабаны. Потом ударили литавры. Под этот звук на помост с рыком влетел первый мотоцикл, проехал внутрь шара и там остановился. Следом появился второй. Последней была девушка. Шлем у нее висел на руле, поэтому я смог разглядеть ее лицо.

Что сказать? Как в известной присказке – молодая была совсем не молода. Даже яркий театральный грим не мог скрыть истинный возраст циркачки. Ей было хорошо за тридцать. Даже ближе к сорока. Тем большее уважение вызывала ее смелость.

Когда все трое оказались в шаре, открытую секцию вернули на место. Из музыки исчезли духовые, остались одни барабаны. Под их мерную дробь мотоциклы сорвались с места и устроили настоящую фантасмагорию.

Ирка совершенно трогательно прижалась ко мне. Я обнял ее за плечи. Ей было интересно и страшно одновременно. Когда циркачи проезжали по стенке шара прямо напротив наших лиц или вылетали на потолок она вздрагивала и повторяла: «Ой, мамочки!»

Я замирал вместе с ней. Зрелище того стоило. Стало жаль, что я не увидел его раньше.

Время пролетело незаметно. Шоу длилось сорок минут. Мне показалось, что прошло не больше десяти. Когда спортсмены остановились внизу, покинули своих железных коней и сняли шлемы, публика разразилась аплодисментами. Ирка завела свое любимое ура. Я ее по-братски поддержал.

Потом мотоциклы снова выезжали мимо нас за шатер. И я увидел, как по лицу женщины, по щеке, по гриму стекает струйка пота. Что лоб ее блестит от испарины. Что грудь ее тяжело вздымается. Сразу подумалось: «Сколько сил, сколько нервов, какой концентрации требует это коротенькое выступление?» Я бы точно так никогда не смог.

* * *

На улице, когда шатер остался за спиной, Ирка вдруг прошептала:

– Олег, я в туалет хочу.

Я пошутил:

– Похоже, Ир, чай был лишним?