Расколотые небеса (СИ) - Пир Томас

Глава 17

Сизый туман окутал поляну. Затухающий костёр разрывал в клочья покрывало ночной черноты. Не слышны были хоралы пичуг, что весь день звенели в лесу дружным щебетом. Потонули в тиши норки мелких грызунов, где ещё недавно суетливо шуршали пушистые домоседы. Лишь редкие завывания хищников доносились из лесной чащи да уханья надутой совы. Пришло время охоты.

Тагас тоже сегодня был хищником. Снова вышел поохотиться на подлого зверя, чтобы принести предкам славную жертву. Не у столба. Нет. В кровавом бою напоить кровью духов. Только так поступит настоящий воин, только так будет править истинный дож-кхалир.

Ранним утром следопыты наткнулись на очередной лагерь северян. На скромной поляне, слегка расширенной топорами и окружённой кустарником, разместился большой отряд всадников. Керрийцы разложили припасы и расселись вокруг большого костра. Наблюдать за ними было сложно, лагерь надёжно скрывала лесная растительность, но этот отряд вёл себя довольно беспечно, потому кочевники отчётливо слышали басистые разговоры и грубый хохот врагов. Одеты северяне были в такие же стальные доспехи, как и предыдущий отряд, получивший своё прошлым днём. Это означало, что степняки обнаружили не наблюдателей, а ватагу головорезов, способных дать достойный отпор.

Вспоминая о последней схватке, Тагас кисло поморщился. Засада едва не окончилась новым позором. Слишком много братьев отправились к Тренги, такие потери могли привести кочевников к катастрофе. Ничего, будет халару наука. Северяне знатные воины, обученные, смелые и хорошо экипированные. Измученным голодом и нуждой степнякам нельзя давать врагам открытый бой, потому Тагас медлил с атакой. Он дождётся, пока сон сморит керрийцев, а потом покончит с ними бескровно.

Реку времени будто сковал зимний холод. Хирт за хиртом проплывали без дела, звёзды и луны стояли на месте, не спеша обойти небосклон. Да и проклятые северяне всё никак не ложились. Странные чувства захватили Тагаса. Отдалённая, неясная тревога терзала дух воина и не давала покоя. Так бывало всегда перед битвой, но в этот раз было что-то ещё. Халар даже думал всё бросить, убраться с поляны, к шейтаровой матери, и оставить помыслы о новом сражении, но, глядя на своих воинов, Тагас передумал и прогнал прочь подлые мысли, полные позора и слабости. Братья жаждали крови, желали смерти врагам.

— Халар, — прошептал на ухо дасул. — Северяне легли почивать, уже хирт не шевелятся.

— С чего ты взял? — хмыкнул Тагас. — Я вообще ничего не вижу, костёр слишком тускло горит. Да и вообще — темно очень.

— В том-то и дело, халар, — поднял глаза Валай. — Дрова у них закончиться не могли, и раз костёр затухает, то покормить пламя просто некому. И разговоров больше не слышно. Спят северяне.

— Кхм… — Задумался Тагас. — Нет, подождём ещё.

— Как прикажет халар.

Время всё уходило, а тревоги Тагаса только росли, всё больше бередили храброе сердце. Воины всё чаще косились, перешёптывались, беспокойно ерзали у кустов, а халар всё никак не решался на битву. Тянуть было больше нельзя. Время пришло — пора было драться, либо уходить ни с чем. Тагас выбрал схватку.

— Начинаем, — шепнул дасулу Тагас.

Валай кивнул, тут же отполз и растворился в чёрном тумане. Сердце Тагаса едва не рухнуло в пятки, он тяжело задышал, зажмурил глаза. «Да что же со мной происходит?» — думал воин, пытаясь взять себя в руки. Чего он так нервничает, чего испугался? Столько битв за плечами, столько состязаний и схваток. Да только предчувствие в голос вопило о смерти. Ещё несколько мгновений и Тагас бы решился убраться подальше от этого места и увёл бы людей, только времени у него больше не было.

Кусты задрожали, поднялись и задвигались в такт с поступью карателей Великой Степи. Хлопнула тетива о наручи. Рой стрел прожужжал над землёй, искусал часовых и опрокинул мертвецами на землю. Тагас выбрался из укрытия, достал меч, перемахнул через стену кустов и в числе первых ступил на поляну. Клинок поймал ветер, пропел мелодию смерти и опустился на голову северянина, что сидел у костра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И тут Тагас замер, будто молнией оглушённый. Кровь стыла в жилах. Ужас проник в его чрево и растекался по венам, поднимая дыбом каждый волосок на выносливом теле и окрашивая косу серебром седины. Следом за халаром на поляну ворвались его воины, готовые сеять смерть, ещё не ведающие об уготованном им испытании, ещё мнящие себя победителями.

Теперь Тагас понимал, почему его сердце била тревога. Вместо плоти врага клинок рассёк надвое чучело, одетое в лёгкие латы. Поверженная кукла развалилась надвое. Из рваной дыры просыпалось сено. Потянуло сухой травой и подопревшими мокрыми листьями.

Этой ночью халар не был охотником. Он снова был дичью, так бездарно угодившей в силки…

* * *

За год пребывания в Угрюмой крепости Бернис Моурт стал другим человеком. Если он что и понял о жизни — так цену мнимой чести и глупости. Граф давно не был глупцом, что вечно попадает в ловушки. Теперь он их расставлял.

Бернис сразу смекнул, что Старг угодил в западню. Говоря через волшебный артефакт пришельцев, граф пытался осадить юного сотника, уберечь его от засады, да только отряд его был слишком далеко и рация не справилась с расстоянием. Спасти соратников воин не смог, но вот отомстить дикарям, да вконец покончить с угрозой Бернис был в силах.

В этом деле ему помогло знание леса. Внимательно изучив карты, граф попросту просчитал степняков. Это было несложно: орда потеряла всех скакунов, за день пеший воин пройти по лесу много не сможет, а привычный к степным просторам — так и подавно. Халирцы седмицу кружили на месте, даже не думая уйти дальше в лес, ведь добычи здесь было в достатке. Граф выбрал укромную поляну, что при любых раскладах стояла на пути дикарей, и стал готовить засаду.

Для битвы Бернис собрал все патрули в единый кулак, чтобы разом разбить выживших степняков. Почти все воины спрятались в укромной ложбинке, поросшей густой зелёной травой и испещрённой плющом и лишь несколько десятков самых крепких стражников громко и беззаботно отдыхали в подстроенном лагере, исполняя роль приманки, пока кочевники не пришли на их зов.

Томить врагов ожиданием халирцы не стали. Следующим утром наблюдатели донесли, что заметили двух вражеских следопытов. Ордынцы припали к земле, рассмотрели лагерь, а потом тихо скрылись в лесу. Ещё через три крама они вернулись и привели отряд воинов.

Навскидку, дикарей было около половины сотни, хотя Бернис за то бы не поручился. С наступлением темноты северяне покинули лагерь, а подкрепление выбралось из лощины и окружило стоянку по широкой дуге. Дикари не узнали, что попали в кольцо, так и сидели вокруг поляны, ожидая подходящего часа.

Бернис долго нудился, удивляясь осторожности степняков. Время давно за полночь перевалило, а халирцы всё медлили, всё не решались на битву. Граф боялся, что кочевники почуют неладное и сбегут. В темноте облавы не выйдет, степняки снова разбегутся по лесу, да ищи их потом, выдавливай из густой чащи, будто блох на собаке.

Но всё обошлось. Когда сердце молодого графа снова заходилось тревогой, дикари показались в ловушке. Весь отряд кочевников выскочил из кустов и набросился на чучела, имитирующие воинов на поляне.

— Время пришло, сир, — возбуждённо сказал Пули, поглаживая рукоятку бородатого топора.

Бернис хищно оскалился, кивнул старому наставнику и поднёс к губам рацию:

— Начинаем.

В следующий миг чернота леса вокруг стоянки осветилась сотней факелов. Их пламя перекинулось на десятки костров, а к центру поляны потянулись огненные ручейки. Ещё вчера днём просеку изрыли неглубокими канавками, которые заложили промасленными хворостом и соломой. Пылающие борозды сошлись в центре лагеря — на большом кострище, что вспыхнуло живым высоким огнём, освещая половину леса. Кочевники оказались видны, как на ладони, в то время как стражники Берниса оставались в темноте мрачного леса.