Шеллшок - Ричард Пратер

Он помолчал, сосредоточенно глядя в пол, энергично работая своими подвижными бровями.

— О'кей, Энди, или, может быть, вернемся к Фостеру? Только предупреждаю, что после этого мы больше не останемся с тобой на дружеской ноге. Сейчас я тебе обрисую два возможных варианта того, что с тобой может произойти в ближайшие минуты. Первый путь выхода из дерьма, в котором ты завяз по самые брови, прост и легок. Он не требует никакого болезненного терапевтического, тем более хирургического вмешательства. По первому варианту ты рассказываешь мне все, о чем бы я хотел узнать, и спокойно отправляешься… к дантисту лечить свой кариес. Второй путь чреват неприятными для тебя последствиями. Если ты вздумаешь молчать или попытаешься меня надуть, говоря заведомую ложь, я буду вынужден сделать тебе больно. Каким образом, ты, наверное, догадываешься: я навсегда избавлю тебя от зубной и прочей боли, просто пристрелив тебя. А ты имел случай убедиться в том, что я, не колеблясь, прибегаю к насилию, если к этому принуждают обстоятельства. Так что, выбирай. Даю тебе три секунды.

Конечно, ему было невдомек, что, говоря о насилии в подобных обстоятельствах, я просто блефую. Я не имел никакого права вымогать у парня информацию, тем более ломать ему руки и ноги, чтобы заставить говорить. Да и пушку я мог применять исключительно в целях самозащиты, иначе бы потом меня затаскали по судам. Но в данный момент я рассчитывал на то, что Фостер просто не в состоянии мыслить рационально. И, как я уже признался, в отношениях с этим парнем я возомнил себя Павловым, которому достаточно сказать «оп-ля», и дело в шляпе.

Фостер послушно кивнул головой.

— Об этом ты мог бы мне и не напоминать, — рассудительно проговорил он. — Я не подвергаю сомнению твои способности. Хорошо еще, что белоснежка тогда заорала, а не то бы ты, наверное, снес мне полбашки. Ты знаешь, что Джей оклемался только сегодня утром? Ох и напугался же я, волоча эту жердину до лифта, а потом до машины. Да, я вполне допускаю, что ты способен меня четвертовать, или еще что.

— Значит, я тебя убедил, парень?

— Еще бы.

— О'кей, Энди, начнем с Токера.

— Хорошо, что ты снова называешь меня Энди. Это обнадеживает. Так говоришь, все по-честному? — он потер подбородок и осторожно ощупал вспухшую щеку. — Если я выложу тебе все, ты отпустишь меня отсюда целым и невредимым? И я смогу уехать на все четыре стороны?

— Не совсем так. Машина мне понадобится самому. Я позволю тебе уйти, но только на своих двоих.

— Ну вот! Теперь решил еще и спереть мою машину…

— Не спереть, дурья башка, а позаимствовать… на время.

— Да, так и мы говорили, когда тибрили тачки в молодости.

— Твою черную мать, Фостер…

— О'кей, о'кей! Не заводись! Ты прав. Я взял записку и пистолет, но… — он запнулся, — как ты догадался, что Токер у контрил сам себя? И что перед этим оставил записку? Ты что, провидец, что ли?

— Нет, это было ясно и без телепатии. Несмотря на отсутствие записки и пистолета, все выглядело так, как будто Токер сам выстрелил себе в голову и свалился со стула, отброшенный силой выстрела с близкого расстояния, который снес ему полчерепа. Во всяком случае, этот выстрел был произведен в тот момент, когда он сидел за письменным столом. Левая его сторона была забрызгана капельками крови, а посередине — чистый квадрат, на том месте, где, предположительно, лежал его блокнот, когда он в нем что-то писал. Что до самого блокнота, то оставшиеся в нем листы были чисты, как душа младенца. На них не пропечатались даже строчки, написанные на предыдущих страницах, что натолкнуло меня на мысль о том, что они были просто вырваны. Значит, кто-то, вряд ли сам Токер, вырвал предыдущую страницу вместе с несколькими последующими. Очень предусмотрительно с твоей стороны.

— Нет, но ты обрисовал все именно так, как оно и было. Это его дурацкое послание было написано на трех первых листках. Но, послушай, у него же были две дырки между лопатками. Уж я-то знаю, потому что сам проделал ему их. А перед этим он всадил себе пулю вот сюда, — Энди ткнул себя пальцем за ухом, — а не в лоб или в висок. Как тебе пришло в голову, что он застрелился, держа пистолет сзади, за головой? А потом еще и дважды выстрелил себе в спину?

— Энди, — укоризненно протянул я, но, видя его искреннее недоумение, пояснил: — На его рубашке практически не было крови. Только две аккуратные дырочки в розовых полукружьях. Значит, в него стреляли уже после того, как у него остановилось сердце и прекратилось кровообращение. Я уже говорил тебе, что был произведен выстрел в голову в тот момент, когда он сидел за столом, но ни в коем случае не в спину, иначе должна была быть продырявлена спинка стула. Что касается твоего первого вопроса, то порой со страха самоубийца может выстрелить себе куда попало, даже в задницу. Решиться на самоубийство не так-то просто. Используя пистолет, они пугаются в последний момент и мякнут.

— Мажут? Но как можно промазать с такого близкого расстояния?

— А ты попробуй и узнаешь. Слушай, Энди, если ты просто тянешь время, задавая свои дурацкие вопросы, то у меня есть другие способы заставить тебя говорить.

— Нет! Не надо! Просто… просто мне интересно. Я хочу оправдаться в собственных глазах. Мне казалось, что я здорово все запутал. Черт! Альда полчаса втолковывал мне, что я должен сделать, и мне казалось, я исполнил все в лучшем виде.

— Альда Чимаррон?

— Да. А ты знаешь других Чимарронов? Но послушай все же, как ты додумался, что он выстрелил себе чуть ли не в затылок?

— Энди, меня тошнит от твоей любознательности, ну да ладно. Обещаю ее удовлетворить, но только после того, как ты ответишь на мои вопросы. Идет?

— Идет, буду рад помочь.

— Приставь указательный палец к своей пустой башке еще раз, ну так, как ты мне уже показывал.

— Вот так? Как будто это пистолет?

Он приставил палец к своему виску.

— Прекрасно. Сейчас, как только я скажу тебе «пли!», ты вышибешь себе мозги и…

Фостер испуганно отдернул руку и обалдело посмотрел на свой указательный палец.

— В-вот этой штукой?

— Не бойся, Энди, я всего лишь хочу тебе наглядно продемонстрировать… физическую реакцию организма при подаче центральной нервной системой команд на самоуничтожение.

— Ты точно связан с обрядами ву-ду.

— Черт тебя подери, Энди! Причем здесь ву-ду? Это же чистая физиология и…

— Так ты на самом деле не заставишь меня вышибить себе мозги… из пальца?

— Ну, конечно же, нет! Не будь идиотом. Так ты сделаешь, что я тебе говорю, или нет?

— Конечно, что бы ты ни приказал.

— Хорошо, приставь воображаемый револьвер к виску.

Он еще раз недоверчиво посмотрел на свою руку, повертел пальцем, соорудил из них «револьвер» и приставил указательный палец к виску. При этом на его лице отразилась гамма самых разноречивых чувств — от отвращения и страха до восторженного любопытства.

— А теперь, — понизил я голос до зловещего гипнотического шепота, — ты вот-вот откинешься. Прощай, паскудный жестокий мир… Твой пистолет заряжен… курок взведен… Ты чувствуешь холодное дыхание смерти, исходящее от приставленного к голове дула. Стоит нажать курок — и ба-бах! И тут ты с ужасом осознаешь в последний момент, что тебе будет больно. Тебе будет ужасно больно. Возможно, только какую-то долю секунды, но она покажется тебе бесконечной, пока ты будешь умирать, вот трещат кости черепа, вот вытекает наружу мозг вместе с остатками сознания… Но ты хочешь это сделать. Ты обязан это сделать. В любой момент! В любую секунду! О, как тебе будет больно эту долю секунды! Как ты будешь страдать, расставаясь с жизнью! Пли!

У этого парня и в самом деле были молниеносные рефлексы. Он мгновенно отдернул руку, отбросив воображаемый револьвер в сторону, обе его ноги дернулись вверх, подбросив кухонный стол в воздух на полметра, не меньше.

— Энди, ну вот ты все испоганил.

— Испоганил?

Он схватился обеими руками за голову и принялся ощупывать ее, лелеять и баюкать. Мне показалось, он хочет воткнуть в нее пару пальцев.

— Н… да, — буркнул я. — Я просто хотел, чтобы ты сам убедился.

— Как? В чем?

— Я хотел показать тебе, где находились твоя голова и твой пистолет в момент выстрела.

— А я и не стрелял, когда ты заорал «пли!» Ну, у тебя и глотка, скажу я тебе. Вчера я чуть было…

— Знаю, от тебя до сих пор пованивает. Так вот что я заметил. Чем ближе был момент «выстрела», тем сильнее ты отворачивал морду от «револьвера». Сечешь? Мне показалось, что она повернулась у тебя вокруг оси, и ты хочешь выглянуть за дверь, не вставая с табурета. Во всяком случае, в последний момент твой палец смотрел тебе точно в затылок.

— Давай больше не будем производить никаких экспериментов, Шелл? Я и так тебе все выложу, как на духу.

— Вот теперь ты говоришь дело, бесстрашный ты мой.