Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

— Да, есть. И надеюсь, ваше величество, что вы благосклонно и милостиво примете мои просьбы.

Она пригладила тесный лиф платья. Атлас собирался в блестящие складки вокруг ее грудей, подчеркивая их сладостную прелесть. О прохладная шелковая синева! Какие наслаждения ты скрываешь?

— Вы просите о милости? О нет, ее надо заслужить! — усмехнулся я.

Никакой милости до тех пор, пока я не засну блаженным сном на промокшем от страсти ложе. Никакой милости, пока порочный дневной свет не озарит наш брачный чертог. В тот непристойный день! С его беззастенчивым любопытством и благоприличным освидетельствованием.

— Приходите ко мне в опочивальню сегодня вечером, — жарко прошептал я ей на ухо.

— Нет-нет!

Она вздрогнула и попыталась отстраниться.

Ладно. Ее добродетель намерена выдержать любые удары, и ключ к ее замку предоставит мне только свадебный обряд. Пусть так и будет. Целомудрие превращало ее в старую скрягу с шотландского севера, у которой не допросишься даже снега зимой. Ладно, доиграем до конца сказку о спящей красавице.

— Что ж, всю одинокую ночь придется стонать от мучений любви, — с глубоким вздохом заметил я.

— Не хотелось бы мне быть мужчиной, — улыбнулась она.

«Женщины тоже стонут от желания, — подумал я. — Скоро, скоро вы сами все узнаете».

Но не открыл ей своих тайных мыслей.

— Спокойной ночи, дорогая, — сказал я, невольно прощаясь с ней так же, как с Анной.

А что еще я мог пожелать невинной деве?

* * *

Кромвелю я дал определенные указания.

— Вы подготовили документ, который следует отправить на подпись принцессе Клевской?

— Да, ваше величество. Следуя вашим желаниям, я постарался расписать здесь все по пунктам.

Он извлек свиток.

— Если бы тут содержалась истинная причина, то список был бы еще короче.

Этот документ пояснял затруднения… но достаточно ли они важны для завершения нашей игры? Я отложил бумагу.

— Есть еще один вопрос, ваше величество, — радостно заявил Кромвель. — Вопрос, касаемый денег.

Он пристально следил за мной, словно ожидал увидеть, как я пущу слюнки. Неужели все дело в его прозаичной алчности? Такое простое объяснение?

— Распуская монастыри, мы забыли об одном ордене. Рыцарском ордене иоаннитов.

Ах да. Воинствующий монашеский орден защитников Христа. Их изначальная миссия: защита паломников и немощных на пути в Иерусалим. Иоанниты сражались с неверными и понастроили странноприимных домов на всех дорогах в святые места. Никто прежде не делал этого, и их знания и умения оказались востребованными. Неудивительно, что орден стал влиятельным, а потом и богатым. Нынче он имел владения и по всей Европе. У иоаннитов было множество привилегий, и они слыли настоящими рыцарями, впрочем, в чистейшем смысле этого слова. Их процветание основывалось на стойкости духа, честности и сострадании.

— …доход в десять тысяч фунтов, — триумфально закончил Крам.

— Но кто займет их место?

— Никто. — Он криво усмехнулся. — В наши дни они больше не нужны.

— Отпала потребность в благотворительности и защите?

— От кого защищать пути в Иерусалим? Возможно, талантам иоаннитов найдется иное применение.

— Но разве им не нужно формальное объединение?

— Изначально понятие рыцарства не подразумевало формального объединения. Все, что требовалось для совершения добрых дел, — храбрость и милосердие. А в наше время это под силу любому дальновидному человеку.

Я тяжело вздохнул. Мне не хотелось соглашаться — признавая его правоту, я словно обрекал на смерть часть своей души.

— Я оставлю вам мои тезисы для изучения, — наконец сказал Кромвель, решительно положив бумагу на стопку обычных, требующих моего рассмотрения документов — они касались арендной платы в Кенте и поставок испанских вин из Аликанте.

После его ухода я внимательно перечитал первый пергамент. В нем лаконично и разумно излагались причины правовой несостоятельности нашего с Анной брака. Подчеркивались также особые привилегии, которые получит бывшая супруга, став «любимой сестрой короля». У нее будет беспрецедентное преимущество над всеми дамами Англии, за исключением королевы (чье имя не указывалось) и моих дочерей. Ей будет предоставлен щедрый годовой пансион в пять тысяч фунтов и две королевские резиденции — Ричмонд и Блетчингли.

Она, в свою очередь, просто подпишет соглашение, признав все его пункты. Затем Анна отправит письмо своему брату, предвосхищая любые сомнения, которые могут возникнуть у него в связи с «ущемлением ее чести». Ей следует заверить его в том, что ее достоинство не пострадало и они с королем Англии пришли к обоюдному согласию.

Соглашение сопровождала лаконичная ремарка Кромвеля: «Вашему королевскому величеству, безусловно, необходимо лично побеседовать по данному делу с членами суда и иностранными послами, а именно сообщить им следующее: „Вследствие внутреннего духовного убеждения в неугодности нашего союза Господу брак между мной и принцессой Клевской так и не завершился консумацией. Святой Дух, Дух истины и мудрости, во всей очевидности, ниспослал нам сие знание, и мы подчинились“».

Как точно, туманно и возвышенно. Но что, если возникнут вопросы? Должен ли король открыть свои сокровенные тайны перед народом? Что могут потребовать мои подданные и какие требования я обязан удовлетворить?

Нет, нельзя подписывать такое соглашение. Завтра утром надо будет еще раз обсудить все тонкости с Кромвелем.

XXVII

В ту ночь я не смог уснуть. Бродя по кабинету (чтобы не будить спокойно посапывающего в опочивальне Калпепера), я поглядывал в окно на освещенные покои Кромвеля. Ходили слухи, что он никогда не спит, и теперь я убедился в их справедливости. Я вышел во двор и направился к его апартаментам. Большие астрономические часы надвратной башни пробили трижды, когда я толчком распахнул входную дверь и очутился в первой приемной. Здесь было темно, но в дальнем помещении мерцал свет. Я двинулся туда, словно бабочка, летящая на огонь.

Из кабинета донесся шум, похоже, Кромвель услышал мои шаги.

— Кто там? — спросил он дрожащим, изменившимся почти до неузнаваемости голосом.

— Король.

Из-за двери донеслись спешные шаги, и на пороге появился облаченный в шелковый ночной халат Кромвель. Он уставился на меня безумным взором.

— Я увидел, что вы бодрствуете, — проворчал я, — и прикинул, что ночью нас некому подслушивать. Хотел поговорить насчет того «заявления», которое я, по вашему мнению, должен сделать.

— Конечно. — Его взгляд заметался по сторонам. — Да-да.

Он отступил, приглашая меня войти.

На письменном столе горели две свечи. Он представлял собой странное сооружение, поскольку столешницей служила изъятая из закрытого монастыря массивная дверь, положенная вместо тумб на две резные капители. Очевидно, Крам испытывал особую радость, попирая локтями прах поверженных врагов во время своих ночных бдений.

— Откуда вы привезли эти обломки? — поинтересовался я, чтобы просто выиграть время.

Мне хотелось слегка осмотреться в кабинете Крама и выяснить, что его окружает. Я желал наконец понять, что же представляет собой Томас Кромвель.

— Из обители Святой Марии, ваша милость. Первого распущенного нами монастыря.

Он с любовью взглянул на трофеи.

— Памятные ценности, — кивнув, заметил я.

В дальнем углу высилась стопка книг. Какого рода наукам они посвящены? Жаль, что ереси не нужен зримый реквизит католицизма. Никаких статуй, четок или Преждеосвященных Святых Даров. Один лишь злой умысел в душе.

— Да. — Он уже овладел собой и приготовился к любым вопросам. — Что так обеспокоило вашу милость?

— Соглашение, касаемое принцессы Клевской. Не пойму пока, почему мне не хочется его подписывать.

— Какие пункты задели ваши чувства? Я могу внести исправления…

— Сам не пойму, какие именно… Но что-то в нем меня беспокоит.

На самом деле совесть мою беспокоило решение развестись со славной женщиной, чья вина лишь в том, что она не возбуждает меня.

— Не лучше ли вовсе отказаться от этой затеи! — оживленно предложил он. — Возможно, уколы совести подскажут вам иной путь, более справедливый!

Кромвеля воодушевляла малейшая надежда на сохранение состряпанного им брака. Но шансов у него не было.

— Нет, развод — единственный выход. Нашему королевству необходимы настоящая королева и новые наследники, если будет на то воля Всевышнего. Тогда легче будет жить и Эдуарду, не придется одному нести бремя преемника королевской власти.

Кромвель, как и следовало, согласно кивнул; хотя, вероятно, задумался о том, не восстановит ли очередная королева на троне те связи, которые он стремился разорвать.