Реальность сердца - Татьяна Апраксина

Два дня, прошедшие после Ассамблеи, показались Флэлю Кертору двумя годами. Во время недолгого заседания, уже ставшего легендарным, ибо те, кто не присутствовал, рассказывали о происходившем, а те, кто не расслышал — о том, кто и что сказал, он тихо сидел на своем месте, чувствуя, что новоиспеченный герцог Скоринг то и дело находит его взглядом среди прочих керторцев. Кертор молчал, созерцая все, что происходило вокруг трибуны, но когда принц объявил Ассамблею закрытой, оказалось, что ненаследный племянник барона Кертора позарез нужен всем сородичам. Ни дядя, ни двоюродный братец Филип носа в столицу не показывали, хотя Флэль каждую седмицу отправлял им письма с весьма подробными рассказами о происходящем. Взамен же он получал от дяди-барона коротенькие послания с советами ни во что не вмешиваться, но и репутации Старшего Рода не ронять. Теперь долг члена Старшего Рода взял Флэля за шкирку и чувствительно встряхнул. Господа владетели, коих Противостоящий занес летом в столицу, неожиданно вспомнили, что хоть старый барон и далеко, но поблизости есть его племянник, ну и что, что сын младшего брата, а, значит, не наследник и бароном едва ли станет, но ведь Кертор же! Большинство владетелей нисколько не интересовались соображениями, по которым Флэль якобы принял сторону герцога Скоринга. Хуже того: Кертор не мог изложить полусотне вассалов своего дяди соображения, по которым он эту сторону принял, не мог и придумать, как себя вести. У него были все основания предполагать, что Скоринг предательства не простит, и не пройдет пары дней, как труп Флэля выловят из Сойи. Еще он прекрасно понимал, что от Керторы до Скоры — тысяча миль, и, если уж страна развалится на отдельные баронства и герцогства, а к тому, кажется, все и идет, то союзников стоит искать где-то поближе: в Агайрэ, в Мере, но никак не в Скоре, отделенной от Керторы многими границами. Керторские владетели понимали это еще лучше. От Флэля постоянно чего-то хотели: пригласить к себе в гости агайрцев, переговорить с маршалом Агро, собравшим вокруг себя мерцев… Флэль понимал, что должен сделать. Он смотрел в окно. Теплый вечерний ветерок колыхал полупрозрачные занавеси. На Собру уже опустилась ночь, но ни тишины, ни успокоения она не принесла. Второй день город бурлил, словно котел супа. Как и свойственно котлу супа, на поверхность всплывали то мослы самых чудовищных слухов, — о том, что принц Элграс убит в Брулене, о том, что взрыв дворца — дело рук герцога Гоэллона, о том, что Реми Алларэ сумел обмануть клятву на священной Книге, — то мелкая петрушка сплетен и домыслов, а больше всего в этом супе было самонадеянных планов, безрассудства и жажды бурной деятельности.

С третьего этажа открывался неплохой вид на Правобережье. Заметно было, что в большинстве домов горят окна, а по улицам перемещаются люди с факелами; кое-где слышались голоса городских стражников, препятствующих сборищам на улицах перерасти в погромы; порой бряцало оружие, а несколько владетелей уже доссорились до дуэлей и отправились в Шеннору. Керторцы, подчинившись категорическому требованию Флэля, в безобразиях не участвовали; по крайней мере, он надеялся, что ему не врут в лицо, говоря о том, что все поняли и готовы подчиниться запрету.

Полсотни керторских владетелей — в Собре, и еще полторы сотни — дома, в южном баронстве, которое многие годы стояло в стороне от всех перипетий политической жизни центра страны. В Керторе растили виноград, разводили лошадей, танцевали и пили вино, исправно платили налоги и не любили интриг, которые всегда сплетались вокруг трона. Самые непоседливые служили в армии, но редко кто выбирал для себя карьеру чиновника. Кертору считали провинциальной, ленивой и ни во что не вмешивающейся; раньше и Флэль так же думал о своих земляках, но сейчас оказалось, что южане очень даже готовы примкнуть к одной из двух партий, на которые раскололись владетели, оказавшиеся в столице. Две сотни вассалов рода Кертор, и отвечать за них — перед дядей, перед отцом и перед Сотворившими — Флэлю, которому через девятину исполнится двадцать четыре, и которого никто никогда не учил, в чем состоит долг сеньора. Эти уроки доставались Филипу. Послезавтра — коронация, и до нее Флэль обязан ответить на вопрос «что мы будем делать?», который задавали ему уже сотню раз. Он знал, что должен совершить, и знал, чем за это заплатит. Нужно было только решиться. Сорвать с рук липкую паутину, которой оплел его новый герцог Скоринг, встать, потребовать охрану и коня. Кертор прекрасно помнил момент, в который это понял. На следующий день после гибели короля, когда, явившись, по уже ставшей обычаем манере, с утра во дворец к господину коменданту, увидел две преинтереснейшие вещи. Господин Скоринг перед зеркалом примерял траурный темно-синий костюм; рядом с ним стоял невысокий щуплый человечек, одетый едва ли не по моде времен Мышиного Короля, в добротное, но кое-где латаное и безнадежно лишенное элегантности платье. На первый взгляд он показался Кертору кем-то из мелких небогатых владетелей Скоры. Потом человечек поднял взгляд, — глаза у него оказались смоляными и влажными, — и Флэль почувствовал, что проваливается в бездну. Там горел огонь, там бурлили кипящие котлы, и не было ни малейшей надежды на освобождение. Всего-то краткий миг, — потом скориец отвернулся, — но этого было достаточно, чтобы вспотеть и по холодным каплям, покатившимся по хребту, догадаться: такого страха Кертор не испытывал еще ни разу в жизни.

— Господин Скоринг, вы потеряли кого-то из членов семьи? — спросил Флэль.

— Отца.

— Приношу вам свои сердечные соболезнования, — промямлил, кланяясь, керторец.

— Благодарю вас, Кертор, — небрежно улыбнулся вовсе не огорченный потерей Скоринг — герцог Скоринг. — Вчера был печальный для нас всех день. Мы потеряли короля, членов королевского совета, едва не лишились принца. К счастью, мне удалось спасти его прежде, чем началась давка.

— Ваша преданность короне потрясает. Вы пожертвовали родным отцом ради наследника престола…

— Увы, иногда приходится делать тяжкий выбор, — Скоринг распустил алую шейную косынку и завязал ее вновь. — Я рад, что вы это понимаете. К счастью для Собраны, я из тех, кто ставит государственные интересы выше личных. Флэль давно уже выучился понимать намеки господина коменданта. Человечек в старомодном платье пристально за ним следил, и Кертору оставалось только изобразить на лице скорбно-восторженную мину, преисполненную уважения к тяжкому выбору герцога Скоринга, в одночасье убравшего с дороги всех, кто ему мешал — от короля Собраны до родного отца. Неизвестный скориец, кажется, вовсе не обманулся этой гримасой. Тонкие губы исказились в смутной, неопределенной улыбке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});