Я думала, я счастливая... - Марина Безрукова

Тамара даже не знает, что у нее единокровная сестра есть. И никто не знает. Саша дома, а Томочка не подозревает, что ее отец вытворял. Сколько сил было положено, чтоб семью сохранить! И ведь сохранила! Кто же мужиками разбрасывается, да еще такими, как Коля? Ни слова не сказал против, когда приспичило Тамаре уволиться, не попрекнул ни рублем ни разу.

Она вздохнула и уже спокойнее произнесла:

— Ну, смотри, живи, как знаешь. Только потом не плачься…А то с аферистами всякими теперь будешь возиться… Тьфу, — и, махнув рукой вышла из квартиры.

В прихожей остался тяжелый запах ее сладких духов и Тамара, которая стояла, опустив голову и обхватив себя руками, как будто замерзла. Визит матери явственно показал ей, что союзников у нее не осталось, и что бы она ни сделала, угодить всем уже не получится.

* * *

Когда Соня вышла из клиники, было уже темно и в аллее, ведущая к остановке, зловеще темнели деревья. Словно могучие великаны, они шевелили длинными пальцами веток и так и норовили сомкнуться плотнее и не выпустить из своего плена. Никого из посетителей уже не было, Соня задержалась здесь допоздна. Она быстро зашагала по блестящему асфальту в сторону автобуса. Добираться придется с пересадками, но это хорошо, будет время подумать.

Пока полупустой троллейбус гудел по освещенным улицам города, Соня с улыбкой вспоминала, как Тимур обеспокоенно расспрашивал ее о здоровье, пытался напоить горячим чаем и, перебирая ее тонкие пальчики в руке, заглядывал в самую душу темными участливыми глазами. Он восхищенно любовался ею и говорил о том, как ей к лицу беременность. Тимур сравнивал ее с мадонной и сожалел, что не может создать серию фотографий, посвященных ее светлому образу — будущей матери. Соня, как на исповеди, открыла ему все свои опасения и страхи, пожаловалась на тревогу и боязнь не справиться с состоянием Коли. Тимур кивал, утешал, целовал ее в голову и обещал, что силы найдутся. А если и нет, он всегда рядом и всегда готов помочь. Соня притихла. Тимур действовал на нее гипнотически. Он, наконец-то, вернулся, вынырнув из своего зазеркалья, пришел с той стороны, куда чуть не завело его угнетенное состояние и теперь от него веяло силой и уверенностью. Соне было хорошо и спокойно.

Дни сменяли друг друга, но Соня почти их не замечала. Настал день, которого она так ждала последние две недели — Коле разрешили поехать домой. Он вышел из больницы бледный, похудевший и измученный, с горой рекомендаций и запретов, но с полной уверенностью, что теперь восстановление пойдет быстрее. Со зрением картина пока оставалась неопределенной, но ухудшения не было, а перед выпиской Николай даже смог, напрягаясь и щурясь, прочесть еще одну строчку букв на таблице. Доктора предупреждали, процесс не быстрый, а для того, чтобы не сделать себе хуже, нельзя было читать и смотреть телевизор. И, конечно, пока никакой работы за компьютером и с бумагами. Больничный продлевали без вопросов, хотя рано или поздно появиться на работе придется. Но пока выплаты на карту приходили, да еще сердобольные коллеги насобирали приличную сумму в помощь. Но самое главное, он дома и рядом Сонечка. В первое время он даже просыпался по нескольку раз за ночь, чтобы убедиться, они снова вместе и Соня никуда не исчезнет.

К быту приспосабливался сложно. Его раздражало, что он стал неуклюж, а часто и беспомощен, особенно когда нужно было выполнить мелкую работу. Приходилось постоянно обращаться к Соне. Они оказались заложниками маленькой, беспорядочно захламленной квартирки. И поначалу Николай млел от круглосуточного присутствия Сони и ее милых, порой, неловких попыток оказать ему помощь. Как могла она его развлекала: читала вслух, выходила с ним на прогулку, экспериментировала с готовкой. Но Николаю почему-то становилось душно и тоскливо. Врачи предупреждали его о том, что эмоциональное состояние может пошатнуться, но Николай отмахивался: какие глупости, он же не Тимур-меланхолик. Он мужчина и знает, что такое ответственность, ему некогда вздыхать и лить слезы. Однако чем больше проходило времени на больничном, тем сильнее Николая охватывали паника и раздражение. По ночам он не мог уснуть, рисуя мрачные картины своей никчемности, а днем часто срывался из-за пустяков. Он не мог прочитать названия лекарств, а у Сони никак не получалось уяснить, в каком порядке их расставить и разложить, чтобы ему было удобнее. Прежде Николай никогда особенно и не вникал в такие детали. Если подхватывал простуду, то ложился на диван, а дальше оставалось только послушно открывать рот — у Тамары всё было четко и определенно: сколько, что и как часто. Поворчав на Соню, Николай ненадолго успокаивался, но потом вновь нервничал и злился — всё ему было не так. Соня старалась угодить, но получалось только хуже. При этом оба испытывали бесконечное чувство вины за то, что растеряли ощущение легкого, пузырящегося, как шампанское, счастья. В темноте Соня тихонько плакала, а Николай делал вид, что не знает об этом. Атмосфера бессилия грозила раздавить их обоих, как маленьких букашек, угодивших в ловушку.

Глава 33

В небольшой лужице галдели и толкались ошалевшие от солнца воробьи. Николай сидел на скамейке и чувствовал себя самой настоящей развалиной. Он выбрался в парк сразу после того, как Соня уехала в консультацию. Лениво шевельнулась мысль, что возможно и не в консультацию вовсе, или не только туда, но тут же затихла. Сидеть взаперти было невыносимо, и он вышел на улицу. До парка рукой подать, а там можно спрятаться в глубине и долго-долго гонять мысли по кругу. Соня осторожно предложила показаться доктору, который когда-то помог ей, а теперь помогает и Тимуру, но Николай наотрез отказался: еще не хватало прослыть психом. Как-нибудь справится сам. Это просто плохое настроение. Оно пройдет, как только он окончательно поправится и выйдет на работу. Каждый вечер перед сном Николай давал себе обещание проснуться полным энергии и сил и прекратить, наконец, хандрить и раздражаться по пустякам. Но открыв утром глаза, он с тоской понимал — ничего не выйдет, и сегодняшний день будет такой же мрачный, как вчера и как позавчера… Выть хочется. Иногда он заставлял себя принять контрастный душ, щурясь и вглядываясь в зеркало, не без порезов брился, щедро мазал лицо дорогим лосьоном и растягивал губы в улыбке. Но запала хватало ненадолго. К тому же, Соня сразу чувствовала его фальшь и не хотела подыгрывать. Да и правильно. К чему этот спектакль? Так и сидели, каждый занятый своим делом. Он