День гнева - Чингиз Абдуллаев

— Теперь уже все знаю, — заявил Корниенко.

Она поднялась.

— Все, — сказала Лена, — не желаю больше выслушивать ваши оскорбления. Можете отстранить меня от работы, арестовать, если есть основания. Но слушать вас я не обязана. Разрешите идти? — обратилась она к Рудневу.

Тот кивнул, и, хлопнув дверью, она вышла.

— Хамка, — сказал Корниенко, — держат же таких на работе!

— Думаю, вы не правы, — мрачно возразил Руднев. — Она, конечно, не сахар, но обвинять ее в связях с полковником Слепневым нельзя. Они вчера вместе с этим экспертом спасли столько людей! Предотвратили такую трагедию! С риском для собственной жизни обезвредили взрывное устройство. Если бы не они, мы бы с вами сейчас здесь не сидели!

— Мы обязаны все проверять, — сухо заметил Корниенко, — это наша прямая обязанность.

— Но она не чужая, — возразил Руднев.

— Полковник Слепнев тоже не был чужим, проработал у нас двадцать лет, — отчеканил Корниенко.

— Вы хотите отстранить ее от работы в группе?

— Да. И буду на этом настаивать. А генерал пусть решает. Но рапорт Потапову я подаю немедленно. Экспериментировать нельзя, Слепнев слишком опасен. Вспомните, как из тюрьмы бежал опасный рецидивист, сумевший увлечь следователя-женщину?

— Суслову увлечь невозможно, — усмехнулся Руднев, — она слишком рациональна.

— Меня мало интересует ее психический настрой. Я говорю только о фактах.

В этот момент дверь распахнулась и в комнату вошел Дронго. Корниенко с неприязнью взглянул на него.

— Мы еще не закончили. Выйдите, пожалуйста.

— Не выйду, — заявил Дронго, усаживаясь у двери.

— Не понял, — заметил Корниенко, снимая и протирая очки, — вам что-нибудь нужно?

— Мне говорили, что вы опытный следователь, — сказал Дронго, — человек принципиальный и честный.

— Если вы пришли для того, чтобы мне это сказать… — начал Корниенко.

— Подождите, — перебил его Дронго, — честность и принципиальность, возведенные в ранг гордыни, наносят не меньший вред, чем другие негативные качества. Неужели вы не понимаете, как оскорбили женщину?

— Она уже успела вам пожаловаться? — скривил губы Корниенко и посмотрел на Руднева. — Я же говорил, что женщина может сорваться в любой момент. Она уже наболтала о нашем разговоре.

— Ничего она не успела, — отрезал Дронго, — она стоит в приемной и курит. Нужно видеть ее глаза, чтобы понять, в каком она состоянии. Вы приехали сюда полчаса назад, ворвались в кабинет, приказали срочно отозвать Суслову, кричали, что будет поздно. Нетрудно догадаться, что вы нашли на нее некий компромат. Затем попросили всех удалиться, из чего я понял, что речь пойдет о «ликвидаторе», которого мы ищем. Значит, вы обвинили ее либо в халатности, либо в пособничестве Слепневу, а может, и в том и в другом. Но вы совершаете ошибку. Елена Суслова не только хороший офицер. Она прошла все круги ада. И сейчас не просто обижена, а оскорблена…

— Хватит, — поднялся Корниенко, — нечего читать мне нотации.

— Вы оскорбили женщину своим недоверием. Офицера, своего товарища, — продолжал Дронго, — на вашем месте я пошел бы и извинился. Это был бы единственный поступок, за который вам никогда не пришлось бы стыдиться.

— Выйдите! — сорвался на крик Корниенко, весь покрывшись красными пятнами. — Вы злоупотребляете нашим терпением.

— И последнее, — сказал Дронго, прежде чем выйти. — Насколько мне известно, Слепнев и компания сделают все, чтобы убрать Полетаева и не дать ему завтра выступить в Думе. Так вот. Если вы посмеете отстранить Суслову от работы в группе, я не буду с вами сотрудничать. И сообщу о случившемся генералу Потапову. Что бы сегодня ни произошло, ответите за это лично вы!

— Шантажируете меня? — сказал Корниенко, с ненавистью глядя на эксперта.

— Это не шантаж. Вы привыкли распоряжаться человеческими жизнями, полковник. Вчера вы прямо-таки проявили чудеса героизма. Сколько людей потеряла ваша спецгруппа? И все потому, что вам надо было скорее отчитаться о захвате Слепнева. В погоне за результатом вы не думаете о живых людях. Причиняете им боль. Что вы знаете о Сусловой? Известно ли вам, что несколько лет назад она попала в руки бандитов? Знали бы вы, что они с ней делали.

Не дослушав, Корниенко взял папку и, кивнув Рудневу, вышел из кабинета, осторожно прикрыв дверь. От сказанного Дронго ему стало не по себе. Он дошел до приемной, остановился у двери, взялся за ручку.

— Хотите войти? — спросил один из сотрудников ФСБ.

— Нет, — ответил Корниенко, — нет, не хочу.

Он повернулся и, чуть сгорбившись, пошел к выходу. У дверей оглянулся и посмотрел на стоявших в коридоре офицеров ФСБ. После его ухода Руднев и Дронго долго молчали. Затем полковник подошел к Дронго, сел рядом.

— Я тяжело пережил гибель племянника, — признался он, — ну в общем, спасибо. Без Лены сейчас никак нельзя. Не знаю, что бы я делал, если бы ее отстранили. Спасибо вам.

Он крепко, по-мужски, пожал руку Дронго.

— Я вот что думаю, — сказал Дронго, — убийцы наверняка попытаются убрать Полетаева еще сегодня, накануне его выступления в Думе.

— Не сомневаюсь, — согласился Руднев, — но от этого не легче.

— Им известны все его продвижения по городу, время и место его встреч.

— Да, но мы никак не можем обнаружить источник информации.

— Полагаю, он где-то рядом с Полетаевым. В покушении на него задействованы профессионалы высокого класса.

— Мы в этом никогда не сомневались.

— Вот именно, — улыбнулся Дронго, — но профессионалы не станут полагаться только на один источник информации. Они наверняка знают, что Полетаев находится под охраной вашей спецгруппы. И понимают, что вы можете изменить свой план действий. Как поступают в этом случае настоящие профессионалы?

Руднев ошеломленно взглянул на Дронго.

— Вы хотите сказать…

— Конечно. Что бы вы сделали на их месте?

— Организовал бы круглосуточное наблюдение, — Руднев вскочил со стула, — черт возьми, это же элементарно!

— Дело в том, что нас загипнотизировала сама личность «ликвидатора», — продолжал Дронго, — нам кажется, что он появится только в решающий момент, неожиданно. Такой вариант вполне возможен, но в операции задействован не один Слепнев. Подсунул же вам кто-то трупы в гараже.

— Откуда вы знаете про гараж?

— Мне Суслова рассказала. Таким образом, кто-то подставил трупы, а кто-то ведет непрерывное наблюдение за Полетаевым.

— Я вызову сотрудников из команды наблюдателей, — бросился к телефону Руднев.

— Нет, — возразил Дронго, — их могут засечь. Кроме того, среди тех, кто ведет наблюдение за нами, могут оказаться и ваши бывшие коллеги.

— Что вы предлагаете?

— Покататься по городу, — ответил Дронго, — пусть машины, сопровождающие Полетаева в министерство, выедут на трассу. В четырнадцать заседание правительства. У нас есть еще полтора часа. И необходимо взять под контроль все городские телефоны в кабинете и приемной министра, чтобы никто не мог узнать о его местонахождении. А потом устроить «автомобильный забег» по городу, проверяя, нет ли «хвостов».

— Придется согласовать это с Полетаевым, — кивнул Руднев, — предложение стоящее. Но у министра идет совещание.

— Самое время ему позвонить, — заметил Дронго, — речь идет в первую очередь о его жизни. Но лучше поговорить с ним лично. Не по телефону.

— Попробуем. — Руднев вышел из комнаты.

Дронго тоже поднялся, но тут появилась Суслова.

— Я не нуждаюсь в адвокатах, — гневно сказала она, глядя ему в глаза.

— Никогда им не был, — ответил он, — хотя сама по себе профессия прекрасная.

— Перестань паясничать. Только что Руднев сказал, что у меня «великолепный защитник». Что ты им здесь наговорил? Где Корниенко?

— Ему стало стыдно, и он уехал.

— Ты можешь не балагурить? Что произошло?

— Ничего. Я только объяснил Корниенко, как нужно относиться к такому человеку, как ты. Вот, собственно, и все.

— Господи! — Она села на стул, неожиданно улыбнулась. — Я должна была догадаться, что ты вмешаешься. Ты же видел, в каком состоянии я шла к приемной. Совсем забыла, что у нас есть собственный Тиль Уленшпигель. Борец за правду.

— Вот именно. «Пепел Клааса стучит в моем сердце».

— Перестань насмешничать. Удивляюсь, что Корниенко стал тебя слушать.

— А я тебе удивляюсь. Неужели ты приревновала меня к этой девочке?

— Она не девочка, Дронго, — грустно произнесла Суслова, — а молодая красивая женщина. И я ей немного завидую. Будь я в ее возрасте, нет, будь я хотя бы на десять лет моложе, чем сейчас, плюнула бы на все, бросила работу и посвятила бы остаток жизни тебе.

Дронго смутился. Он не знал, что ответить. Не находил слов. Потом наконец как-то неуверенно произнес: