Чаша любви - Татьяна Ковалева

Я киваю. Я очень хочу, чтобы Саша согласился. Но у меня от страха, что так и будет, замирает сердце. Ведь я, кажется, предлагаю весьма рискованное предприятие: чужая страна, изнуряюще жаркий климат, очень дикие джунгли, — я же вижу, какие они за окном, и догадываюсь, что в них творится, — а у нас (у меня, в частности — у неженки и домоседки) никакой специальной подготовки, ни даже снаряжения. Туфельки одни да городская юбочка. И бредовые фантазии на грани каприза. Но очень уж хочется посмотреть! Ведь больше не представится такой случай.

— Хорошо! — Саша спокойно вытирает губы салфеткой, бросает ее в пустую тарелку (а у меня при этом сердце екает). — Мы так и поступим. Идем! Но только, чур, не жалеть потом и не хныкать — раз ты тоже нормальный человек. И, пожалуйста, не забывай в будущем, что это была твоя идея.

Саша сейчас очень решителен.

А я уже всерьез жалею, что затеяла все это. Но на попятную не пойдешь — надо ведь как-то сохранить лицо. Потянул же за язык лукавый! Злюсь на себя.

Мы возвращаемся в купе, собираем вещи, которых совсем не много. И садимся в ожидании.

Саша спокоен и уравновешен, как всегда. А мне становится очень тревожно. Я вдруг вспоминаю старые индийские фильмы про тигров-людоедов. Фантазия услужливо представляет мне несколько видений — одно страшнее и кровавее другого. И через пять минут я уж не сомневаюсь, что тигры здесь поджидают меня, глупую, за каждым кустом.

«А у нас нет даже завалящего малюсенького браунинга. Разве можно быть такими легкомысленными?» — корю я себя и почему-то Сашу.

Поезд начинает сбавлять ход.

— Райчур, — объявляет в коридоре проводник.

Саша поднимается:

— Идем?

— Идем, — отвечаю я, чуть не плача, и тайком испуганно взглядываю за окно.

Перекинув сумки через плечо, мы выходим на перрон. Проводник провожает нас удивленным взглядом.

Райчур — город небольшой. Но не настолько, чтобы мы не могли купить в нем кое-какую экипировку; замечаю, что Саша тоже одет не для турпохода. Из магазина мы выходим уже в тайваньских джинсах и кроссовках весьма неплохого качества. От солнца нас защищают две легкие, с широкими полями шляпы типа стетсоновских.

Вокруг снуют люди, урчат моторами машины. Тигров-людоедов нет и в помине. Настроение мое несколько поднимается. Затея, на которую я подбила Сашу, уже не кажется мне авантюрой.

Радушные люди Банджара

Мы идем по обочине асфальтной дороги на юг. Почему на юг, я не знаю. Мы не обсуждали этот вопрос. Скорее всего потому, что подвернулась более-менее подходящая дорога; потому что туда понесли нас ноги… Легковые машины, тяжелые грузовики проносятся мимо нас, обдавая выхлопными газами. Некоторые машины притормаживают, водители предлагают нас подвезти. Но мы отказываемся… отказываемся пока! Мы оба достаточно упрямые и что-то хотим друг другу доказать. Особенно — я, как выясняется. Саша относился ко мне до этих пор как к неженке-принцессе, Саша денно и нощно ухаживал за мной, но он должен… должен знать, что я могу быть сильной.

Солнце и дорога еще не измотали нас. Но жарит сверху основательно. И над дорогой пыльно.

Идем. Прикрываемся от солнечных лучей полями шляп.

Горы вокруг. Очень красиво. Горы покатые, покрытые густым лесом. Дорога то падает в долину, то карабкается по склонам. Соответственно и мы…

Часа через два у меня начинают гудеть ноги. И очень хочется пить. Солнышко все злее. Только-только перевалило за полдень. Значит, весь солнцепек еще впереди.

Потихоньку начинаю проклинать себя и собственную взбалмошность. Поглядываю на Сашу. Он держится молодцом. Даже иной раз подбадривает меня. Но мне его подбадривания не прибавляют сил. В глубине души жалею Сашу: он мучится из-за моего дурацкого каприза. Будет мне наука впредь: подумать трижды, четырежды, прежде чем что-либо предлагать.

«Как хорошо было в поезде! Напитки, еда, кондиционер, журналы с картинками — полный комфорт».

Мы доходим до едва приметной проселочной дороги. И сворачиваем на нее — сворачиваем, наверное, только потому, что она ведет вниз, в то время как главная дорога поднимается в гору. А в гору опять лезть — нет никаких сил.

Саша говорит:

— Там, в долине, немного отдохнем.

«Господи! Золотые слова», — и я смотрю на долину так, как смотрела бы на врата рая.

В тени деревьев чувствую себя значительно лучше. Снимаю шляпу, обмахиваюсь ею. Дорога вьется меж кустов и живописных скал. Растительность здесь такая буйная, что, пожалуй, не пройдешь в сторону от дороги и нескольких шагов. Но мы и не порываемся в сторону, идем по обочине. То и дело взорам нашим открываются великолепные виды. Но так хочется пить, что нет никакого настроения восторгаться.

Вдруг слышим какой-то шум впереди. Замираем, глядим друг на друга.

— Неужели ручей? — спрашиваю.

— Может даже, маленькая речка…

Прибавляем шага, раздвигаем поредевшие кусты.

— Мы спасены! — кричу я и плюхаюсь на колени возле горного ручья.

Ручей сбегает с горы по крутым порожкам, образуя кое-где небольшие водопады. Почти рядом со мной — только, кажется, руку протяни — стоит в водяной пыли радуга. Испытываю сейчас такое настроение, будто на меня снизошла благодать. Вода очень чистая и холодная. Даже возникает подозрение, что по неким хитрым подземным каналам вода поступает сюда прямо из Антарктики.

Я пью, я хватаю воду широко раскрытым ртом. И от холода ломит зубы.

Саша пьет рядом. Пьет и смеется:

— Это чудо! Это самое лучшее, самое изощренное из удовольствий — просто попить воды из ручья!

Ополоснув ноги и полежав с полчасика в траве, мы чувствуем себя совсем отдохнувшими. Бодрости духа прибавляется, но немного тревожит неизвестность впереди.

Тут я ловлю себя на том, что хочу есть. Очень хочу.

«Как мы не догадались купить что-нибудь в Райчуре? Хоть пару пачек печенья. Впрочем мы и не думали о еде, так как только что поели в поезде».

Желудок мой урчит. Срываю травинку, жую. Но организм мой, эта штука ненасытная, не соглашается на компромиссы. Травинкой его не обмануть. Организму моему вынь да положь что-нибудь посущественней. Хотя бы тот невкусный бифштекс из вагона-ресторана.

Я вздыхаю:

— Интересно, куда ведет эта дорога?

Саша полулежит, опираясь на локоть. Тоже жует травинку:

— К какому-нибудь жилью. К селению. Скорее всего — небольшому.

— Почему ты так думаешь?

— Сама посмотри. Дорога едва заметна — по ней редко ездят или ходят. Но ею пользуются, это ясно. Иначе дорога бы заросла! Видишь, как буйствует тут растительность? К большому селению дорога бы вела наезженная.