Therapy - Kathryn Perez

— Поговори со мной, Джессика. Скажи мне, что это, кто это. Откуда взялась эта боль в твоих красивых и грустных глазах?

Что, все так плохо? Так очевидно, что он может это увидеть?

Я не могу справиться с этим. Это слишком большой, слишком тяжелый груз, и я не могу это сделать. Я должна выбраться отсюда.

— Мне нужно идти, Кингсли. Эм, я просто... извини. Я просто должна идти. Я вызову такси, — говорю я и встаю, стараясь собраться с мыслями.

— Ты не должна уходить. Это я должен извиниться. Я поцеловал тебя на кухне, потому что хотел, и, поверь мне, я хочу большего, но не все так просто. Это большой шаг для меня, чтобы снова ввязаться в отношения с кем-нибудь. Это не имеет ничего общего с тобой, — я слышу его, но на самом деле не услышала его. Я слишком занята, так как сосредоточена на том, чтобы убраться отсюда.

— Ничего страшного, я понимаю. Я все еще думаю, что мне следует уйти, — я иду туда, где висит моя сумка, и перекидываю ее через плечо, выходя за дверь.

— Пожалуйста, не уходи. Останься, — его хриплый голос ломается, когда он говорит «останься», и я наконец-то могу посмотреть на него.

Он стоит перед дверью, засунув руки в карманы. Его голова немного наклонена, и он выглядит как грустный маленький мальчик. Он такой сильный и мужественный, но сейчас похож на парня, который не хочет быть в одиночестве, на парня, который страдает от боли. Я знаю этот взгляд слишком хорошо. Тот же, что я вижу каждый раз, когда смотрю в зеркало. Он видит мою боль, а я вижу его. Если я останусь, мы можем посидеть вместе в нашей боли и быть наедине вместе, а не отдельно и обособленно. Я делаю глубокий очищающий вдох.

Я останусь.

Я кладу свою сумку на пол у двери, опускаю руки по сторонам и смотрю на него снизу вверх. Он бросает взгляд на мою сумку, а затем обратно ко мне. Неловкое молчание вращается вокруг нас, пока мы оба берем себя в руки.

— Спасибо, — шепчет он. Протягивает руку ко мне и дарит маленькую улыбку, а я протягиваю свою руку и вкладываю в его. Он немного сжимает ее и ведет меня к двери, мы выходим на крыльцо.

— Давайте посидим.

Мы усаживаемся на белые деревянные качели, и он вытягивает одну руку за моей спиной, другую вокруг меня, и это ощущается очень комфортно. Мы в первый раз ничего не говорим и все нормально. Это хорошо просто быть рядом друг с другом в разгар очень громкой войны, которая происходит у нас обоих в сознании.

— Я рад, что ты осталась, — говорит он.

— Я тоже, — я кладу голову на его плечо.

— Это приятно, — говорит он через несколько минут.

— Да, это действительно так.

— Итак, ты хочешь поговорить? Расскажешь мне, почему ты в группе? — спрашивает он нерешительно.

Я вздыхаю.

— Я подумаю, — говорю я ему.

Теперь он убежит и убежит далеко после того, как увидит то, каким фриком я являюсь на самом деле.

 

24 глава

«Быть честным с другими дает вам возможность быть честным с самим собой».

— Кэтрин Перес.

Джессика

Я не могу поверить, что так легко все ему рассказала. Каждое чертово слово просто вылетало, словно во мне прорвало плотину. О Джейсе, моих родителях, что у меня есть ПРЛ. Я выложила все карты на стол. Не думаю, что я вообще успевала переводить дыхание. Мое сердце колотится в моей груди, и мои ладони потные.

— Эй, все в порядке, дорогая. Да, в твоей жизни было много дерьма. Блин, я так жалею обо всем это. Это тяжело. Ты сильная, ты не сдаешься и не даешь этому сломить тебя.

Он мягко сжимает мое плечо, и я качаю головой.

— Нет, это просто моя жизнь. Я позволила этому сбить себя. Я взрослая женщина, но у меня нет ничего, за что можно бороться. У меня дерьмовая работа, живу в маленькой дерьмовой квартире, без машины и без спутника в моей жизни. У меня нет друзей, чтобы говорить обо всем, потому что все плохие вещи в моей жизни определяют мой путь. Если вдруг в мою жизнь входит что-то хорошее, я обязательно все порчу. Вот только я не знаю, что мне с этим делать. Как будто я не могу жить без драмы, словно мне нужно кормить мой импульсивный изнуренный разум. Это просто порочный круг, который играет в режиме повтора. Я позволяю парням использовать меня, и цепляюсь за них изо всех сил, требуя внимания. Затем вторая моя не самая лучшая сторона — я облажаюсь. То я хочу их, то не хочу. Они были нужны мне как нуждающемуся в пище и воде, а затем я хочу, чтобы они оставили меня в покое. Это ужасный я-ненавижу-тебя-не-оставляй-меня круг. Я не могу сохранить работу, потому что не могу поладить с начальством. Опять же дерьмовый круг. Все или ничего. Вот как работает моя голова. Я ненавижу это, и хотя я знаю, почему выбрала этот путь, когда мне поставили диагноз, от этого не легче, я все равно прохожу через это каждый день.

А что насчет терапии и консультаций? Ты сказала, что они предложили тебе специальное лечение: бихевиоральную терапию Ты ходишь туда? — спрашивает он, кажется, искренне заинтересованно.

— Нет, не хожу. Когда все это дерьмо всплыло, и я узнала, что врач-сука на самом деле невеста Джейса, я не стала возвращаться к ее консультациям. Я запросила нового психиатра, потому что Джейс сказал, что, если я останусь, то это будет конфликт интересов, но мне все еще не назначили нового, поэтому, пока нет. Я должна получить какое-то письмо или что-то такое с именем нового врача, — говорю я ему, хотя на самом деле просто боюсь возвращаться к индивидуальным занятиям.

— Ох, я понял. Ну, ты собираешься это делать?

— Я предполагаю, что да. Хотя, знаешь, это очень страшно? Эта бихевиоральная терапия — штука напряженная. Я не уверена, что смогу сделать это.

— Конечно, ты можешь. Ты можешь сделать что угодно, ты просто должна сделать выбор. Все упирается в твой выбор.

Если бы все было так просто.

— Я не знаю. Большинство поступков не влияют на выбор в моей жизни. Это чувствуется как то, что обязательно должно произойти. Поступки, как правило, негативные. Непроизвольная реакция с длительными последствиями. Так, а ты когда-нибудь расскажешь мне свою историю?

Он вздыхает.

— Мне кажется, что я должен сделать это сейчас, да?

— Да, но если ты не готов, это нормально, — говорю я ему, и я не шучу.

— Ладно, как насчет того, чтобы приехать снова в следующие выходные? Мы что-нибудь приготовим, и я расскажу тебе мою историю, — говорит он.

Становится поздно и немного прохладно снаружи. Я потираю свои руки сверху вниз и чувствую холод.

— Тебе холодно? Хочешь зайти внутрь? — спрашивает он.

— Да, думаю, да. Но я действительно должна идти как можно скорее, — говорю я.

— Нет, ночь только началась. Давай допьем Кьянти и поиграем в монополию. Давай сделаем все, чтобы избавиться от депрессивного состояния.

Я просто рассказала ему все мое глубокое, темное дерьмо, а он хочет сыграть в монополию? Серьезно?

— Ты хочешь играть в настольную игру, которая включает серьезные стратегии, попивая?

— Конечно, звучит весело! — смеется он.

— Ты полон сюрпризов, Кингсли. Не ожидала, что в эту ночь буду играть в Boardwalk и Park Place.

***

— Ты вырвалась вперед, собрала двести долларов, и ты офигенно надрала мне задницу, женщина.

Мы оба смеемся, и когда я отпиваю самый последний глоток вина, понимаю, что мы прикончили всю бутылку.

— Да, похоже, я сделала все правильно. Мне нужно в ванную. Где она? — спрашиваю я.

— По коридору и мимо шкафа, где висит твоя сумка.

— Хорошо, сейчас вернусь.

Я иду по коридору, мимо шкафа и там три двери. Я понятия не имею, какая из них является ванной комнатой, поэтому просто открываю сначала одну и щелкаю выключателем на стене. Немедленно я осознаю, что это не туалет. Похоже на кабинет или изостудию. Стены украшают красивые работы, и меня притягивают летящие везде брызги цвета. Я делаю шаг, чтобы поближе посмотреть, и вижу на полке фотографии Кингсли и красивой черноволосой женщины. На одной они держат друг друга в объятиях, на другой он целует ее в щеку.

Множество их фотографий украшает стены, стол, полки; каждый уголок в комнате наполнен их изображениями, их любовью. Мои глаза останавливаются на одном фото, где Кингсли целует ее живот, обхватив ее так, что я могу описать это только как поклонение. Ее живот выглядит нормального размера, но по тому, как он касается и целует его, можно предполагать, что изображает эта картина. Я вдруг смущена, подавлена и знаю, что должна выбраться из этой комнаты. Я не понимаю, какого черта только что видела, но знаю, что мне нужно убираться отсюда, сейчас же. Я поворачиваюсь, чтобы дойти до двери и уйти, но сталкиваюсь лицом к лицу с Кингсли.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он коротко.

— Умм, прости. Я не знала, какая дверь была в ванную. Я открыла...

— Поэтому, когда ты видишь, что это не туалет, ты просто заходишь и начинаешь копаться в моих личных вещах? — спрашивает он, пронзая меня своим взглядом.