Сны Великого князя. Дилогия (СИ) - Андрей Матвеенко

Точку в сопротивлении «Авроры» поставили еще два попавших в нее в 11.11 восьмидюймовых снаряда — при попытке русского крейсера сблизиться с японскими кораблями для того, чтобы задействовать последний оставшийся целым минный аппарат, один из них наконец добрался до машинной установки, выведя из строя центральную машину, а второй разворотил румпельное отделение. Руль «Авроры» оказался заклинен в положении «прямо» (хотя бы с этим повезло), но для стремительно теряющего управляемость, ход и остатки боевых возможностей крейсера бой окончательно превращался в избиение.

Ускорил агонию еще один снаряд главного калибра «Асамы», в 11.16 проделавший подводную пробоину у форштевня русского крейсера, после чего тот мог идти вперед лишь на 5–6 узлах и стал резко садиться носом. К тому моменту с «Авроры» отвечали врагу всего одна 75-мм и одна 47-мм пушка. В свете бессмысленности дальнейшего боя на фактически агонизирующем корабле против превосходящего противника Егорьев в 11.19, кое-как развернув «Аврору» машинами на уводящий от врагов курс, отдал приказ прекратить огонь и готовить крейсер к подрыву, после чего команде спасаться. Выпущенными с мостика сигнальными ракетами — к тому моменту иных средств связи просто не оставалось — это приказание продублировали и на «Гиляк».

Канонерская лодка в бою с эскадрой Уриу добилась двух попаданий — по одному в «Асаму» и «Чиоду», причем снаряд, угодивший в первый из названных крейсеров, попал в носовую башню, что заставило ее на время прекращать огонь, облегчая тем самым положение «Авроры». Этот точный выстрел и попадание в «Чиоду» еще в начале сражения были заслугой орудия под управлением георгиевского кавалера Платона Диких. Справедливости ради стоит заметить, что еще один снаряд с канлодки сбил стеньгу фок-мачты броненосного крейсера, но все потери японцев в этом случае ограничились упавшим за борт боевым флагом. Сам «Гиляк» получил три снаряда (один шестидюймовый и два 120-мм, все с «Акаси»), наиболее опасным из которых оказался лишь первый, «заглушивший» носовую шестидюймовку лодки, остальные же мало сказались на ее боеспособности. Однако Беляев вполне осознавал тот факт, что после уничтожения «Авроры» время жизни канлодки под совокупным огнем шести японских крейсеров будет исчисляться минутами, и после получения приказа с флагмана отряда дисциплинированно вышел из боя и стал снимать с корабля команду.

Японцы после прекращения огня «Авророй» и «Гиляком» и ухода их в направлении Чемульпинского рейда также задробили стрельбу и выслали вперед свои миноносцы для наблюдения за покидающими свои корабли русскими. Но в полной мере «сыны Микадо» осознали замысел своих противников лишь тогда, когда на борту развернувшейся практически поперек фарватера «Авроры», каковое положение японцы сочли следствием потери управляемости (и были в подобной оценке отчасти правы), через пятнадцать минут после ухода последних спасательных шлюпок — они были высланы не только с «Сунгари», но и с «Тэлбота», «Паскаля», «Эльбы» и «Виксбурга» — стали раздаваться взрывы. А затем то же самое начало происходить на оттянувшемся за корпус крейсера «Гиляке» и остановившемся еще дальше по фарватеру пароходе КВЖД… Спустя некоторое время истерзанные корпуса крейсера, канонерки (ее силой взрыва разорвало на части) и «Сунгари» почти полностью скрылись под водой.

Разумеется, затонувшие русские корабли не смогли перекрыть своими телами весь фарватер, но даже частичное его блокирование делало крайне затруднительной безопасную проводку неповоротливых «купцов». И то, что данное обстоятельство ощутимо скажется на темпах развертывания войск в Корее, было несомненным фактом.

Собственно, в этом и состоял план Егорьева. Прекрасно понимая, что из Чемульпо японцы его не выпустят — да и не ушли бы ни «Аврора», ни «Гиляк» от японцев даже просто по скорости, — он и не стал пытаться любой ценой прорваться в открытое море. Вместо этого Евгений Романович избрал более реальную, хотя и в чем-то более трудную цель — сделать все для того, чтобы японцы не смогли нормально использовать Чемульпинскую гавань, предварительно нанеся противнику максимальный ущерб в артиллерийском бою.

Конечно, избранная Егорьевым тактика впоследствии подвергалась критике и японцами в свете созданных им затруднений в пользовании портом, и властями Англии, видевшими в ней проявление «опасного и неджентльменского поведения» из-за якобы имевшей место опасности для иных стационеров в ходе боевых действий на рейде (хотя ни один русский или японский снаряд не упал ближе пяти кабельтов от их стоянок). Еще больше претензий вызывала стрельба «Гиляка» по находившимся на берегу частям японской пехоты, но здесь у русских дипломатов в диспутах со своими зарубежными коллегами был неоспоримый аргумент в виде ультиматума Уриу, после которого состояние войны стало явным для Егорьева и прямо требовало от него нанесения наибольшего вреда неприятелю.

Впрочем, в оценке действий русских командами присутствовавших на рейде кораблей прочих стран все-таки преобладали нотки если и не восторга, то, как минимум, уважения, и взятым на борт «Тэлботом», «Паскалем» и «Эльбой» командам «Авроры», «Гиляка» и «Сунгари» был обеспечен самый теплый прием. В худшую сторону здесь выделился лишь командир американской канонерки «Виксбург», отказавшийся принять русских моряков, мотивируя это отсутствием инструкций от своего руководства.

Сражение дорого обошлось русской стороне. Только на «Авроре» насчитали 69 убитых и 165 раненых из 532 человек, находившихся на борту крейсера в начале боя. Потери на «Гиляке», не подвергшемся столь же чудовищной батоннаде, были значительно меньше — 7 убитых и 16 раненых.

У японцев помимо потерь десанта от огня «Гиляка» повреждены были лишь два корабля, «Асама» и «Чиода», оба сравнительно умеренно. Людские потери на «Асаме» также были незначительны — 3 убитых и 22 раненых, «Чиода» же пострадала сильнее — в ее экипаже после боя недосчитались 19 человек убитыми и 28 ранеными.

Решительные и умелые действия «Авроры» и «Гиляка» в Чемульпо стали поводом для целого водопада наград и поздравлений, обрушившегося после боя на их команды. Отпущенные японцами из Кореи при условии дачи обязательства о неучастии в дальнейших боевых действиях, на что 14 февраля было получено согласие от Николая II, они уже 9 апреля участвовали в торжественной церемонии в их честь в Петербурге, на которой героев приветствовал сам император. При этом Егорьеву, контуженному в середине боя и получившему ранение в руку уже в заключительной его фазе, было присвоено звание контр-адмирала, а Беляев стал капитаном 1 ранга.

Не миновала подвиг русских кораблей и участь быть воспетым в песнях. И теперь всему миру известны слова:

Но перед вражеской силойСвой не спустили мы стяг —Море «Авроре» могилой,Спит рядом с нею «Гиляк»!

А выражение «сражаться по-авроровски» стало высшим неформальным знаком одобрения действий российских моряков во всех последующих войнах с их участием.

ї 4. Дела столичные

Вызванные начавшейся войной дальнейшие кадровые перестановки в высшем военном руководстве Российской империи коснулись не только Тихоокеанской эскадры.

Неудачи первого этапа войны лишили русские морские силы на Дальнем Востоке почти четверти всех крупных кораблей — погибли 1 броненосец, 2 бронепалубных крейсера первого ранга и 1 канонерская лодка, еще 1 крейсер первого ранга и 1 броненосец были тяжело повреждены, причем в отношении броненосца перспективы его полноценного ввода в строй были крайне туманны (и не стоило забывать про все еще стоящую в ремонте «Победу», изрядно ослаблявшую своим отсутствием силы эскадры). Также 1 канонерская лодка, самая современная, между прочим, оказалась блокирована японцами в Шанхае, где и была после долгих переговоров с Санкт-Петербургом интернирована с 22 февраля и до завершения боевых действий.

Ввиду такого уровня потерь за непринятие должных мер по подготовке флота к нападению, стоившее России потери стратегической инициативы на море, поста генерал-адмирала, несмотря на заступничество вдовствующей императрицы Марии Федоровны, лишился дядя императора великий князь Алексей Александрович. В определенной мере это был вынужденный шаг в угоду общественному мнению, требовавшему «крови» именно главного флотского начальника, чья репутация и до того была изрядно подмочена многочисленными светскими и коррупционными скандалами и в чей адрес многие патриотично настроенные жители Санкт-Петербурга за «успехи» на ниве руководства флотом по сумме его последних «достижений», особенно болезненно воспринимая гибель «Пантелеймона» почти со всей командой, уже бросали хлесткое прозвище «князь Артурский».*