Переворот.ru (СИ) - Маркеев Олег Георгиевич

— Есть одна профессия, — с полным ртом прошепелявил Громов. — Никогда из моды не выходит.

— Ты на что намекаешь?

— Родину защищать. А ты что подумала?

— Иди ты нафиг, дурак!

Громов захохотал. Лена надулась, но долго не выдержала. Тихонько прыснула в кулак.

— Ну, видишь, Ленчик, стоит обхохмить все, как жизнь не такой серой кажется. Не бойся, прорвёмся.

Лена нахмурилась.

— Гром, надо надыбать пять штук баксов. Минимум.

Громов пожал плечами.

— Дай твёрдую наводку на сейф, принесу через час. — Он послал в рот пельмень. — Только один вопрос, передачи носить будешь?

Лена скорчила недовольную гримаску.

— А если меня того? — Он постучал черенком вилки по виску. — На боевом посту клюкнет, как твоего папу, с судном вокруг меня бегать будешь? Не, я серьёзно спрашиваю.

— Гром, да тебя с ринга когда-нибудь таким принесут! Ты знаешь, как я боюсь, когда ты уходишь? Сижу тут, блин, и думаю, вот сейчас принесут чемпиона. А мозги в ведре следом.

— Ты, мать, не каркай!

— А ты головой думай! У него жена и ребёнок, а он…

— Что он?

Лена осеклась. Отвернулась к окну.

Громов стал сосредоточенно поглощать оставшиеся пельмени.

— Вилкой не скреби, тошно слушать, — бросила Лена, не поворачивая головы.

— А их там мало, вот и не попадаю.

— Мало, свари себе ещё.

Она встала, резко развернулась и сделала шаг к порогу. Громов успел схватить её за руку.

— Ленка, не дури!

— Пусти, больно.

Он разжал пальцы. Она отступила к раковине. Взяла с полки пачку сигарет. Ломая спички, прикурила.

— Гром, может, тебе из ментуры уйти, а? Ну, надоело же на копейки жить.

— Напиши письмо Путину, пусть надбавит операм зарплату.

— Блин, он ещё улыбается!

— А что, мне, плакать?

— Нет, это я плачу! Потому что одета, как лахудра, и ребёнка на улицу вывести не в чем! — Она стряхнула пепел в раковину. — Громчик, ну давай, ты найдёшь себе работу получше. Вон Серёга второй джип за год поменял. Ушёл — человеком сразу стал. И Настя у него, как куколка одета. Чем ты хуже? С твоей головой ты же такие бабки поднять можешь!

— Не, не уйду. Тогда, бабоньки, вы из меня окончательно слепите то, что вам надо. А я хочу быть тем, кем я есть.

— Да нам мужик в доме нужен!

— Мешок с деньгами и рогами вам нужен. Каким Демидыч был, пока не кукарекнулся.

— Дурак!

— Даже не стану спорить.

Громов корочкой хлеба собрал остатки жирной юшки. Замер, уставившись на нож.

— Деньги найти не проблема, Ленка. Проблемы начинаются после.

Она хмыкнула.

— Блин, он ещё и философ!

В кармане куртки, оставленной в прихожей, заверещал мобильный.

— Ну какого хрена! — вспылила Лена. — Ребёнка только что уложила. Сколько раз просила, приходишь домой, переключай на виброзвонок!

Бросилась в прихожую. Принесла мобильный и со стуком положила перед Громовым.

Номер на дисплее не определился.

— Да, слушаю. — Громов машинально продолжал макать размякшую корку в сальную водичку. — Привет. Прямо горит, да? Смотри, я поверил.

Он отключил связь.

— Я ненадолго выскочу.

— Твои проблемы.

Лена демонстративно отвернулась. На полную отвернула кран. Шумная струя ударила в стопку немытой посуды.

* * *

«Д» — 1

19: 42(в.м.)

Волкодав

Есть святое правило у правильных оперов: вызвонил агент на срочную встречу — умри, но явись. Никогда не угадаешь, что стало причиной. Пусть потом выяснится, что психанул человек или просто померещилось, или накомбинировал в дурной голове, а поделиться не с кем, всё равно пришёл ты не зря. Агент, как женщина, способен терпеть зависимость долго, но невнимания не прощает. Затаит обиду, потом сто раз аукнется одна-единственная небрежность в отношениях.

Алик был агентом мелким, но достаточно активным. Вербанул его Громов без особых проблем. Алик сам подставился, сам пришёл на контакт, уже готовый к сотрудничеству. Есть известная лагерная заповедь: не верь, не бойся, не проси. Алик попросил, попросил мента, чем необратимо обрёк себя на двойную жизнь агента.

Сгубила Алика любовь. Выморочная, перекрученная любовь «правильного пацана» и девочки из хорошей семьи. Девочка «прожигала жизнь», вертела хвостом, где считала нужным, и вертела Аликом, как хотела. Однажды она по глупости попалась на ношении наркотиков. Компания, вывалившая из ночного клуба, языками сцепились с нарядом милиции, все закончилось этапированием в отделение, оформлением в «обезьянник», и в этот момент из сумочки девочки извлекли пакетик с комочком гашиша. Штраф за административное правонарушение резко перешёл в срок за хранение и ношение наркотиков.

Девочка родителям звонить не стала, вызвала на подмогу «правильного» воздыхателя. Алик вошёл в кабинет Громова, тянувшего лямку ночного дежурства заранее согласным на все. Это Громов понял с первого взгляда.

Через час девочка упорхнула из «обезьянника», клочки протокола унесло в канализацию, а Алик ушёл личным «другом» опера Громова. Вопиющее нарушение закона? Безусловно. Только через неделю в камере оказались два отморозка, разбойно «взявшие» ночной магазин. Взял их Громов по наводке Алика чисто, на следующее же утро, на квартире с похищенным и с двумя стволами в нагрузку.

За два года «дружбы» опера угро и «бригадира» нижнего звена ни Громов, ни Алик не поминали ту девочку. Она, даже не чмокнув Алика на прощание, улетела в другую жизнь. Просто исчезла, оставив Алика один на один с последствиями его благородства.

Громов срезал путь через детскую площадку и вошёл в пятнистый сумрак чахлого палисадника. В полосе света, пробивающегося сквозь чахлую листву тополей, разглядел крепкую коротконогую фигуру Алика. Дважды чиркнул зажигалкой, прикуривая. Алик, приняв сигнал, отлепился от ствола дерева и, чавкая мокрым песком, подошёл к Громову.

Рук друг другу при встрече не жали. Алик проиграв по-крупному, хоть в мелочах пытался блюсти «понятия».

— Здорово, Алик. Что стряслось?

Алик явно нервничал. Но всеми силами пытался это скрыть.

— Тут такое дело, Гром… Клим собрал бригадиров и дал отмашку готовиться к войне с «чехами».

— Некисло! А подробнее?

— Просто сказал, держать «пехоту» в готовности. Мол, в любую минуту могут понадобиться. Слышал, что отстрел братвы пошёл? В Питере Гошу завалили.

— А наши «чехи» здесь с какого боку?

— А я знаю? Клима спрашивай. Но в напряге он конкретном, отвечаю.

— Тогда напрягись и вспомни, что он конкретно сказал.

— Черт, околел я тут стоять. — Алик зябко передёрнул плечами. — Что Клим сказал? Типа, за бардак на рынке кому-то предъявы кинут. Ну и, типа, надо быть готовыми к вилам с «чехами».

— Я так и не понял, при чём тут «чехи»?

— Гром, ну ты даёшь! А как «чеховская» баба без наводки останкинских «чехов» на рынок бы сунулась? Слух пошёл, что айзерам кто-то из них гарантии дал, что не подстава. А айзеры спалились.

— Ах, вон оно что!

— Говорят, айзеры уже волыны маслом мажут. — Алик потоптался на месте. — Слышь, Гром, не в падлу, ладно? Я отбегу на секунду, типа, отлить. Пиво наружу просится, прям, резьбу сейчас сорвёт.

— Давай!

Алик резво сиганул в темноту. Громов отвернулся.

Через дорогу призывно мигали огни бильярдной. Громов знал, что там, не только гоняли шары, но и можно было вкусно, почти по-домашнему перекусить.

Вдруг вспомнились квёлые домашние пельмени. И такой же липкий, с тухлятинкой разговор. Ничего, кроме тяжести и едкой отрыжки, после себя не оставивший.

«Пора сваливать. К черту такую семейную жизнь, — Громов сплюнул. — Нюхом она, что ли, чует, когда у меня бабки появляются? Или я, типа, им по жизни должен? Ошибочка, дорогие родственники. Разный у нас взгляд на счастье».

— Слышь, командир. — Алик вынырнул из темноты. — Ещё одна проблема есть.