Цена свободы - Валентина Чубковец

Анастасия Ивановна Лёню. Не жалеет. Хороший сын вырос, красивый в отца, рослый, кареглазый с длиннющими ресницами и родинкой на кончике уха. Кстати, у его дочки, внучки Анастасьиной, тоже на кончике уха махонькая родинка. Души не чает Анастасия во внучке.

— Баб, а расскажи, как ты замуж вышла? — спрашивает её внучка.

— А знаешь, внученька, сказки сочинять не умею, а правда глубоко засела, вытащить не смогу.

— А давай я тебе помогу, вместе потянем.

— Да больно она тяжёлая, нам и вдвоём её не осилить…

Сначала я думала написать детский рассказ про Анастасьину внучку, как правду помогает бабушке тянуть, да решила сама помочь Анастасии правду вытянуть, порой поделишься с другим человеком, легче на душе. Она со мной согласилась.

Сдурел

— Ко мне, рядом, — приказным тоном скомандовала я своей собачке Дашке, она же, не слушая меня, рванула вперёд. Подбежав к совершенно посторонней женщине, вдруг завиляла хвостом, и уже грязными лапками поочерёдно царапая по её, хорошо что чёрным, а не белым джинсам, настойчиво стала проситься на руки.

— Даша, ты что, родню почувствовала, а ну отойди, Фу, ФУ, “ выкрикивала я, спеша к женщине на помощь. Дашка на меня не реагировала, а всё усерднее стала подпрыгивать к незнакомке. Усилив шаг, совсем скоро я сравнялась с ними, но успела подумать, добрая женщина, спокойно отнеслась к Дашкиным выходкам, даже гладить собаку стала. В доброте и её порядочности не ошиблась. Оказывается, у Насти, так зовут теперь уже мою близкую знакомую, есть собачка и тоже махонькая, как моя Дашка.

Вскоре перешли на «ты», мы с ней почти погодки, разговорились. А поскольку была глубокая осень, я ей прочла своё короткое стихотворение: «В Томске осень, а в душе зима, даже ветер свищет по квартире. Шубу-то купила, а сама — кушаю картошечку в мундире». Засмеялись. А под ногами шуршало покрывало золотистой листвы. Красотища. Общение наше затянулось. Помню, в тот вечер я прочла Насте много своих стихотворений, конечно же, по её просьбе. Стихи почему-то вспоминались в основном грустные, одно из них Настёна махом заучила наизусть. И уже ближе к нашему расставанию прочла его, причём ни разу не споткнулась:

— Осадок в чайнике солью, очищу полки все от хлама, но не согнусь, а устою, пусть на одной ноге, но прямо.

Порой с таких слов, а вернее, с моего четверостишия начиналась наша встреча с Настей. Читала наизусть с великолепной интонацией:

— Это мой девиз, Валюш, — и обязательно улыбнётся.

Мы стали чаще видеться, жили совсем рядышком, и как-то Настя поведала мне страшную историю. История, которая не выходит у меня из памяти. Я даже пробовала поставить себя на её место, что бы я делала в этой ситуации? Выхода не находила. Жутко. Нет-нет, не дай Бог кому-то такое испытать. Сильный, знать, у Насти Ангел-хранитель. Радует и то, что она стала писать стихи, и неплохие, правда, тоже грустные, однако же в каждом стихотворении чувствуется заряд жизненной стойкости.

Побольше бы таких людей, я-то знаю, сколько она добра несёт в этот мир. Как-то она попросила меня, когда будешь писать эту историю, не пиши о моём спонсорстве, не люблю, говорит, когда меня нахваливают. Пообещала.

Замуж вышла по любви. Описывать «красавчика» её мужа я не буду, да я его и не видела, а со слов. А нет слов. Нет. Просто мой вывод: негодяй, фашист или как его там… Хотя о покойниках плохо не говорят. Да простит меня Бог.

— Поначалу мы с ним жили вроде бы и ничего, Валюш, нет, порой мне не нравились его выходки, высказывала ему, вроде даже прислушивался. Бизнес у нас пошёл и неплохо, но какая-то тяга к спиртному появилась. Друзьями плотно обзавёлся, тоже выпить непрочь. Вот так и пошло-поехало… Затем вообще запил, бывало, с неделю мог пить, на работу не показываться, сам себе начальник, прогулы не ставил, потом всё улаживал. Умел он это делать. Я же вечно на двух работах работала, хорошо что мама помогала, с детьми часто оставалась, а то к себе забирала. Мы рядом жили. Мама мне сразу говорила, не пара он тебе, разводись, пока не родила, да где уж там, люблю детей, вскоре и второго родила. Рассчитывала, одумается, а он, — Настя глубоко вздохнула, слышно выдохнула, — а он как сдурел, руки стал распускать. Нет, не только пьяный, а даже трезвый. Побаиваться его стала. Маме ничего не рассказывала. А зачем?

— А быть может, надо было?

— Быть может, и надо… синяки-то и мама видела, и дети. Всё говорила то ударилась, то упала невзначай.

— А ты, доченька, упала, когда замуж вышла, да так ударилась, что слышать плохо стала, не слышишь меня — беги ты от него, беги, — так мне мама говорила, но я, Валюш, не послушалась её, всё надеялась, что одумается, свернёт с этой тропки. Совсем в трясину потянуло. Не вытерпела однажды, о разводе стала намекать. Ничего говорю не возьму кроме детей, даже на элементы не подам, просто уйди от нас, и всё. Квартира моя была, а машину он купил, ну и мебель, конечно, хорошая у нас, тоже он. Вот видишь, говорю же тебе, начало хорошее было. А мне уже не терпелось услышать середину, так как конец я знала, замужем Настенька второй раз.

— В тот злополучный вечер, — продолжила она, — дети были у мамы, я их должна была забрать после своей работы, но какое-то предчувствие не то, Боженька меня так любит, что уберёг. Короче, я позвонила маме и попросила, чтобы дети у неё остались. Был выходной, середина сентября, каникулы и сад на ремонте. Маме-то дети тоже в радость. А мой приехал хорошо поддатый с работы.

— А что он и за рулём пил?

— Кх, — ухмыльнулась она, — он считал, что ему всё можно. Но в этот день был год, как его мама померла, свекровь моя. Светлая ей память. Любила она меня. Очень, — Настя снова вздохнула тяжело и так же слышно выдохнула. Перекрестилась. Я тоже. — Так вот, Валюш, он мне и говорит: давай к мамке на кладбище съездим. Взвинченный немного был, я стала доказывать, что поздновато уже, темнеть начинает, завтра бы и съездили, вечером никто на кладбище не ездит. А он своё, поехали, и всё. Спорить с ним было бесполезно. Поехали. Дорогой продолжили разводную тему. Сам начал, что, мол, разводиться не передумала? Ну я так и отвечаю, как есть, а сколько можно терпеть. Вижу злой, пыл свой на мне выплёскивает, я стараюсь сгладить, мягче с